Татьяна Шипошина
Фамильный Рукавишников
Посвящается сыну Максиму и его жене Екатерине.
сказкаЭта история произошла в старой части Санкт-Петербурга, в коммунальной квартире на четыре семьи, на втором этаже.
В коммуналке, вместе с другими жильцами, проживал дядя Вася Рукавишников. Он занимал в квартире две комнаты, которые достались ему в наследство от умерших родителей.
Раньше дядя Вася проживал здесь вместе с женой Машей и сыном Ванюшкой.
Но вот уже второй год пошёл, как жил дядя Вася в одиночестве. Ушла жена от дяди Васи. И Ванюшку забрала. Ютилась, бедная, теперь где-то в общежитии, и к дяде Васе возвращаться не хотела.
Жена ушла по известной причине, в наше время ни для кого не удивительной. Как-то так получилось, что неплохой мальчик Васёк, затем — хороший парень Василий преобразовался в пьяницу дядю Васю.
Почему это произошло, да почему так быстро, да почему именно с Васей… Кто вам сразу на эти вопросы ответит? Никто! Вот и мы отвечать на них не берёмся. А уж если вы сами узнаете, или догадаетесь, почему — можете тогда и с нами знаниями поделиться.
Однажды дядя Вася сильно напился. Так сильно, что даже войти в квартиру не мог. Забыл, что у него ключи в кармане. Стал звонить в звонок. Сначала — один раз.
По коридору прошаркали тапочки жильца из первой квартиры, Семёна Петровича.
— Кто там? — спросил Семён Петрович.
— Я-м-м… — промычал Вася.
— Кто — я?
Семён Петрович, пенсионер, бывший работник налоговой инспекции, встал на цыпочки и посмотрел в глазок. Увидев качающегося Васю, он в сердцах топнул ногой. (Для соседей дядя Вася не был «дядей», как вы понимаете. Он оставался просто Васей, или даже Васькой. Мы тоже дальше будем называть героя просто Васей, ладно?).
— Меня нет дома, — прокричал Семён Петрович в замочную скважину. — А к Ваське-пьянице — четыре звонка.
Шаги прошаркали от двери. Дверь не открылась.
Вася решил воспользоваться советом и позвонил в звонок четыре раза. Потом ещё четыре. Потом ещё. И только после этого сообразил, что дома-то у него никого нет!
Тогда он позвонил в звонок два раза. Во второй квартире жила старая учительница Нина Алексеевна. Уж она-то — точно должна двери открыть!
Но никто не откликнулся. Видимо, старой учительницы не было дома.
Васе ничего не оставалось, как позвонить в звонок три раза. К двери притопали каблучки.
— Кто-о? — раздался за дверью нежный голосок. — Ты, котик?
В третьей квартире жила Лидочка. Лидочка занималась тем, что меняла женихов. Она щелкнула замком, чуть приоткрыла дверь, и в это время Вася пробасил:
— Я…
— Тьфу ты! — произнесла Лидочка.
Она уже поняла, что это всего лишь пьяный Вася.
Обман!
Кроме того, Вася нарушил ей процесс раскраски ногтей. Лидочка попыталась было захлопнуть дверь у Васи перед носом. Но вдруг, словно ошпаренная, завизжала:
— А-а-а!!! И-и-и!!!
В щёлочку, со стороны лестничной площадки, по полу метнулась серая тень.
— А-а-а!! — вопила Лида.
В это время Вася ввалился в длинный коридор коммунальной квартиры. Из двери в первую квартиру высунулся Семён Петрович:
— И чего это ты кричишь? — спросил он у Лидочки.
— Мышь! Тут… мышь пробежала!!!
— Ты лучше скажи, зачем ты этого пустила? — спросил Семён Петрович, указывая на Васю.
— Я не пускала… Это мышь!!
— Хм… Давно пора дезинфекцию вызывать! — Петрович покачал головой и закрыл дверь в свою квартиру.
— Да хоть кота надо завести! — опомнилась Лидочка.
Лидочка смотрела на свои ногти. Лак был безнадёжно размазан.
Лидочка вздохнула с сожалением и посмотрела на Васю, который, с виноватым видом, всё ещё стоял у двери.
Если бы силу Лидочкиного взгляда можно было измерить количеством бензина, то на Васю, в миг, вылилась бы целая канистра. Оставалось только поднести спичку, и всё…
Лидочка фыркнула и хлопнула дверью в свою квартиру. Через мгновенье из-за двери полились музыка и пение. Мужской голос выводил:
Вася медленно двинулся по коридору. Что-то звенело и падало по ходу его продвижения. Но Вася на это внимания не обращал. Минут через десять он, не раздеваясь, уже спал на своём продавленном диване.
— Вот так, вот так… Напьётся, и света белого не видит. Разве ж так можно? Совсем разум потерял! Эх, жаль! Жаль человека! А ведь он родился человеком, а не каким-нибудь котом!
Вася проснулся под утро. Пожалуй, он даже не смог сразу сообразить, от чего он проснулся. Какой-то звон, писк над ухом…
«Мерещится, наверное, — подумал Вася и побил себя по уху. — Или это совесть меня так мучает. Ишь, уже не просто достаёт, а разговаривать стала. То-о-оненько так. Только от этого не легче, что тоненько…»
Вася вздохнул и повернулся на другой бок
— Ишь, ворочается! — продолжалось пищание. — Совсем опустился! Семью потерял, с работы выгнали! Если последний разум пропьёт — что же с ним, бедным, будет?
«Да, — горько подумал Вася. — Разум я потерял… А был ли он, разум-то…»
— Когда-то был на человека похож, — пищали над ухом. — А теперь — груда какая-то… гора… и пахнет соответственно! Ужас!
Вася развернулся и сел на диване. Пружины жалобно скрипнули. Нет, это определённо не совесть! Это кто-то говорит! Вернее, кто-то пищит над Васиным ухом!
«Всё, допился до белой горячки, — подумал Вася. — Уже мне голоса мерещатся…»
— Так и до белой горячки не далеко, — пропищало рядом.
Вася вскочил и подбежал к выключателю. Щёлкнул. Лампочка на шнуре закачалась.
В комнате было пусто.
— Почудится же такое, — вслух сказал Вася.
— Ему ещё и чудится что-то, — грустно пропищали ему в ответ.
Вася сел на диван, сжал руками голову, и горестно вздохнул:
— Елы-палы!
— Да… я бы подумала о жизни, на твоём месте. Жаль, что ты меня не слышишь. А если слышишь — не понимаешь.
— Я тебя слышу — ответил Вася. — И понимаю, кажется. Ругаешься ты. Я только не пойму — кто ты, и где.
— Не может быть! — пропищал кто-то с удивление в голосе. — Неужели дедушка не врал?
— Да кто же ты? Где? При чём здесь дедушка?
— Вася, Вася! Глаза открой пошире! Я тут, перед тобой на стуле сижу! Рядом с твоей немытой чашкой! Или ты думаешь, что я пошла вешаться в твоём пустом холодильнике? Не дождёшься!
Вася поднял голову.
— Провалиться мне на этом месте! — прошептал он.
— Не надо проваливаться, — пропищали ему в ответ. — Под полом и без тебя тесно.
Вася протёр глаза. Нет, это ему не померещилось.
— Мышь? — спросил Вася. — Ты — м-м-м-мышь?
— Мышь, мышь! Рот закрой, пожалуйста. Будем знакомы. Лиза. Мышь.
Маленькая серая мышка высунулась из-за чашки и помахала Васе серенькой лапкой.
— В-вася… — промолвил Вася, заикаясь.
А что ему ещё оставалось делать?
— Ты настоящая? Откуда ты взялась такая? — спросил Вася. — Ты не мерещишься мне?
— Настоящая, конечно.
— Почему же ты по-человечески разговариваешь?
— Ты лучше спроси, почему ты меня понимаешь?
— Почему?
— Не знаю. Но могу предположить.
— Предположи.
— Мне дедушка рассказывал. А моему дедушке — его бабушка. Или дедушка. А ему — прадедушка.
— Мне никто ничего не рассказывал. У меня прадедушка на войне погиб. А прабабушка — в блокаду. Дедушка и бабушка рано умерли. А папа на подводной лодке служил… я его почти не помню.
— Так вот, продолжала Лиза. — Твой прапрадед… Ты хоть знаешь, что твоим прапрадедом был купец знаменитый? Василий Рукавишников? И весь этот дом когда-то ему принадлежал?
— Что-то слышал. Только мне от этого ни холодно, ни жарко.
— Вася-Вася… короче, был он купцом, мануфактурой торговал. Тканями, значит, и прочим… По рассказам, добрым он был и справедливым. Под Рождество раздавал бедным сукно, а под Пасху — бязи пару рулонов разматывал. К нему, под праздники, очередь из неимущих выстраивалась. Никто с пустыми руками не уходил. Но, что самое главное…
— Что ж ещё?
— Он всегда мышей кормил. На ночь ставил им тарелки с хлебом и сыром.
— Может, он так ткани свои оберегал! — догадался Вася. — Чтоб мыши их не грызли!
— Может, и так. Только он, понимаешь, не кота заводил, не отраву покупал, и норки мышам не законопачивал. Мышеловок, Вася, он не покупал! А угощал! Понимаешь?
— Ну, да.
— Вот как-то раз мышиный предводитель решил купца Рукавишникова поблагодарить. Хоть и страшно ему было, а ночью пошёл он к купцу. Сел рядом с кроватью, ну, и начал благодарить. А купец вдруг проснулся и стал предводителю отвечать. У обоих открылся дар: они смогли друг друга слышать и понимать.