Тамара Габбе - Город мастеров. Пьесы сказки

Герцог де Маликорн — наместник чужеземного короля, захватившего Город Мастеров.

Гильом Готшальк, по прозвищу Большой Гильом, — советник герцога.

Нанасс Мушерон Старший — старшина цеха ювелиров и часовщиков, бургомистр города.

Нанасс Мушерон Младший, по прозвищу «Клик-Кляк», — его сын.

Мастер Фирен Старший — старшина златошвейного цеха.

Фирен Младший — его сын.

Вероника — его дочь.

Мастер Мартин, по прозвищу «Маленький Мартин», — старшина оружейного цеха.

Мастер Тимолле — старшина гранильного цеха.

Тимолле Меньшой — его внук.

Мастер Нинош — старшина пирожного цеха.

Жильберт, по прозвищу «Караколь» — метельщик.

Бабушка Тафаро — старая гадалка.

Торговки:

Матушка Марли‚

Тетушка Мимиль

Подруги Вероники:

Лориана,

Маргарита.

Одноглазый человек.

Гранильщики, оружейники, башмачники и другие жители Города Мастеров.

Латники и телохранители наместника.

Лев.

Медведь.

Заяц.

Улитка.

Занавес опущен. На нем изображен герб сказочного города. Посередине щита, на серебряном поле, гривастый лев сжимает в когтях опутавшую его змею. В верхних углах щита — головы зайца и медведя. Внизу, под ногами у льва, улитка, высунувшая рога из своей раковины.

Из-за занавеса справа выходят лев и медведь. Слева появляются заяц и улитка.

МЕДВЕДЬ. Не знаете ли вы, что сегодня будут представлять?

ЗАЯЦЗ. Сейчас погляжу. У меня с собой афиша. Ну-ка, что там написано? «Город Мастеров, или Сказка о двух горбунах».

МЕДВЕДЬ. О двух горбунах? Значит, о людях. Зачем же, в таком случае, нас сюда позвали?

ЛЕВ. Дорогой медведь, вы рассуждаете, как трехмесячный медвежонок! Ну что тут удивительного? Ведь это сказка — не так ли? А какая же сказка обходится без нас, зверей? Вот возьмите меня: я на своем веку перебывал в стольких сказках, что их и пересчитать трудно, — по крайней мере в тысяче и одной. Уж верно, и сегодня для меня найдется роль, хоть самая маленькая, да и для вас тоже. Недаром же на занавесе нарисовали нас всех! Вот поглядите сами: это — я, это — вы, а это — улитка и заяц. Может быть, мы здесь и не слишком похожи, но зато еще красивее, чем на самом деде. А это чего-нибудь да стоит!

ЗАЯЦ. Вы правы. Тут нельзя и требовать полного сходства. Рисунок на гербе — это не портрет и уж во всяком случае — не фотография. Меня, например, нисколько не беспокоит, что в этом изображении у меня одно ухо золотое, а другое — серебряное. Мне это даже нравится. Я этим горжусь. Согласитесь сами — не каждому зайцу удается попасть на городской герб.

МЕДВЕДЬ. Далеко не каждому. За всю свою жизнь я, кажется, ни разу не видал на гербах ни зайцев, ни улиток. Вот орлам, барсам, оленям, медведям — тем иной раз выпадает такая честь. А уж про льва и говорить нечего — для него это дело привычное. На то он и лев!

ЛЕВ. Ну, как бы там ни было, все мы занимаем на этом щите достойное место, и надеюсь, что нам найдется местечко и в сегодняшнем представлении.

МЕДВЕДЬ. Одного только я не могу взять в толк: что будет делать на сцене улитка? В театре поют, играют, пляшут, разговаривают, а, насколько мне известно, улитка не умеет ни плясать, ни петь, ни говорить.

УЛИТКА (высовывает голову из раковины). Всякий говорит по-своему. Умей только слушать.

МЕДВЕДЬ. Скажите на милость — заговорила! А почему же ты молчала столько времени?

УЛИТКА. Ждала подходящего случая. В сегодняшнем представлении у меня самая большая роль.

ЗАЯЦ. Больше моей роли?

УЛИТКА. Больше.

МЕДВЕДЬ. И длиннее моей?

УЛИТКА. Гораздо длиннее.

ЛЕВ. И важнее моей?

УЛИТКА. Пожалуй. Могу сказать без ложной скромности — в этом представлении у меня главная роль, хоть я вовсе не буду в нем участвовать и даже ни разу не покажусь на сцене.

МЕДВЕДЬ. Это как же так?

УЛИТКА (неторопливо и спокойно). Очень просто. Я вам сейчас объясню, дело в том, что в наших краях улитку зовут «Караколь». А от нас это прозвище перешло к тем людям, которые, как и мы, целый век таскают на плечах тяжелую ношу. Вот посчитайте-ка, сколько раз повторят нынче это слово «Караколь», тогда и увидите, кому досталось самое почетное место в сегодняшнем представлении.

ЛЕВ. Да за что же тебе столько чести?

УЛИТКА. А за то, что я, такая маленькая, могу поднять тяжесть больше себя самой. Вот попробуйте-ка вы, большие звери, носить на спине дом, который больше вас, и при этом делать свое дело, и никому не жаловаться, и сохранять душевное равновесие.

ЛЕВ. Да, сих пор мне это не приходило в голову.

УЛИТКА. Так оно всегда и бывает. Живешь, живешь и вдруг узнаешь что-нибудь новое.

МЕДВЕДЬ. Ну, уж теперь совсем нельзя понять, что это будет за представление, о чем эта сказка! То есть я-то понимаю, я старый театральный медведь, а вот публика наверно, ничего не понимает.

УЛИТКА. Что ж, мы ей расскажем, а потом и покажем. Слушайте, дорогие гости!

Медведь.

Заяц.

Лев.

Раннее утро. Площадь старинного города. Все окна и двери еще закрыты. Жителей не видно, но по цеховым гербам и вывескам можно угадать, кто здесь живет: над окном башмачника в огромный башмак, над дверью пирожника красуется крендель; моток золотой пряжи и огромная игла указывают на жилище злато швея. В глубине площади — ворота замка. Перед ними неподвижно стоит латник с алебардой. Против замка возвышается старинная статуя изображающая основателя города и первого старшину оружейного цеха — Большого Мартина. На поясе у Мартина — меч, в руках — кузнечный молот. На площади, кроме часового, только один человек. Это горбун Жильберт по прозвищу «Караколь», — метельщик. Он молод, движется легко и стремительно, несмотря на свой горб. Лицо у него веселое и красивое. С горбом он справляется так, как будто это привычная ноша, которая мало мешает ему. В шляпу его воткнуто несколько пестрых перьев. Куртка украшена веткой цветущей яблони. Караколь подметает площадь и поет.

Караколь.

Словно подхватывая его песню, на дереве щебечет птица. Караколь поднимает голову и прислушивается.

Вот как? Ты говоришь, что знаешь эту иву? На ней было гнездо, в котором ты выросла? Там и теперь есть гнездо, а в гнезде — птенцы, должно быть, твои младшие братья и сестры… Ну да, я сам их видел — живы, здоровы!… Что? Ладно! Завтра я опять буду в лесу и все им передам. Так и скажу. (Заливчато свистит)

Часовой сердито ударяет в землю алебардой.

Сердится… Видно, нам теперь не только с людьми — и с птицей поговорить по душам нельзя. Ничего не поделаешь, сестричка! Были мы с тобой вольными птицами, а теперь попали в сеть. (Опять берется за метлу. Подметая, доходит до подножия статуи) Здорово, Большой Мартин! Как дела? Ох, сколько сору накопилось у твоих ног! Площадь и не узнаешь с тех пор, как пожаловали сюда эти чужеземцы!… Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… И будет у нас опять чисто, хорошо… А пока вот тебе привет из лесу, с гор. (Укрепляет цветущую ветку над щитом Мартина)

Часовой еще грознее ударяет в землю алебардой.

И этого нельзя? (Соскакивает с пьедестала на землю и снова принимается мести площадь. Шаг за шагом он добирается до часового и подметает у самых его ног) А не угодно ли вам немного посторониться, почтенный чужеземец?

Часовой замахивается на него алебардой.