Мадам Мари скоренько подбежала к фигуре императора Наполеона и звонко щёлкнула его по лбу:
– Вот тебе, вот тебе, задавака!
– Прекрати сейчас же, Мари! Что ты ведёшь себя, как девчонка-проказница? – Бернардина нахмурила брови, – Он Император!
– Император! – мадам Тюссо отошла от фигуры Наполеона. – Знаете, как я намучилась, делая замеры с лица его Императорского Величества? Жозефина Богарне, с которой мы вместе сидели во французской тюрьме, уже будучи его женой, упросила меня сделать восковую маску её венценосного мужа. Для истории. Каким количеством истрёпанных нервов далась мне эта работа… Я помню, помню это всегда…
* * *
Дворец Тюильри, то место где Наполеону было вольготнее всего. Он победитель! Женщины во всём мире без ума от его воинских успехов, а мужчины преисполнены уважением к его бесконечным талантам.
Наполеон умен? Несомненно!
Наполеон талантлив? Безусловно!
Наполеон удачлив? Разумеется!
Наполеон победитель? Очевидно!
Наполеон красив? Ну-у-у… с большой натяжкой. В конечном счёте разве может быть некрасив мужчина, завоевавший пол Европы?
А, как он капризен, знают только близкие люди.
Этого не знала Мари, когда уступив просьбе своей сокамернице Жозефине приехала во дворец на замеры с лица и фигуры императора.
Бонапарт не вошёл, а влетел в залу, где его ожидала жена и приглашённый скульптор,
– Женщина? – раздражённо воскликнул император. – Вы способны сделать мой взгляд настолько выразительным, чтобы современники и потомки увидели в моих глазах застывшую историю?
– Она лепила Вольтера58, дорогой, – спокойно парировала Жозефина. – Он был в восторге…
– Ещё? – не унимался император, с неудовольствием поглядывая на гостью.
– Жан-Жака Руссо59. Дантона60, Робеспьера61. Она снимала посмертную маску с Марата62, после того как его заколола сторонница короля Шарлоттой Корде, – отозвалась супруга
– Ах, да Робеспьера видел, не впечатлило! Марат был хорош, – Бонапарт игриво посмотрел в глаза удивлённой Мари, – И все же, надеюсь, мой портрет вы сделаете лучше… Приступайте!
* * *
– Более пятисот замеров только с лица, – Мадам Тюссо недовольно поморщилась, – каждая волосинка крепилась в ручную. Позу, пока нашли ту, что понравилась, выбирали больше месяца. А по мне, получилась не поза победителя, а копия надутого индюка!
– Ну ладно, ладно, разошлась, – успокоила Бернардина свою подопечную. – Расскажи лучше, как твои сыновья, Мари? Надеюсь, они не стали бездельниками. Они не злоупотребляют мамочкиной славой и её деньгами?!
– Сыновья выросли достойными людьми. – Мадам Мари смело посмотрела на каждого гостя, – мне не стыдно за них. Жозеф стал костюмером, а Франсуа вёл бухгалтерские дела нашей фирмы. Этот и многие раскинутые по миру музеи восковых фигур – их заслуга. Я могу гордиться своими отпрысками. Особенно они помогли мне в год потерь, так я называю год, в который почти утратила свою коллекцию…
– Боже мой! – воскликнула бабушка, – что с ней случилось?
– Она утонула, – спокойно, не поведя бровью, ответила мадам Мари.
– Как же?! – продолжала волноваться бабушка.
– Корабль, во время перевозки экспонатов в Ливерпуль, затонул вместе со всеми восковыми фигурами, – также спокойно продолжала хозяйка музея. – Целый год, не вылезая из мастерской, я с сыновьями восстанавливала восковые куклы. К счастью, на другом корабле сохранились их муляжи. Мы работали круглосуточно! И, как видите, музей жив.
– «Комната ужасов» тоже утонула? – тихонько спросила Васюшка.
– Вижу, девочка, тебе хочется туда попасть… – встрепенулась мадам Тюссо, – В твоём возрасте – не советую, и бабушке не нужно. Вашей маме можно, если у неё крепкие нервы и сердце?
– А птицам? – тут же вклинился в разговор Кешка.
– Птицам можно, – снисходительно глядя на попугая сказала мадам Мари, и тихонько затворила за мамой и Кешкой дверь в «комнату ужасов». – Вам я о ней просто расскажу. Воссоздавая сцены ужасных злодеяний, мне казалось, я проникала в самые потаённые мысли преступников. Это притягивало, всё – таки текущая в моих жилах кровь потомственных палачей не давала покоя. Дружба с Эдинбургским палачом Джоном Вильямсом открыла мне доступ в тюрьму. Там я снимала маски с преступников накануне казни, а иногда и после неё, и постепенно заселяла свою «Комнату ужасов»…
Мадам Мари не успела договорить, как дверь из «комнаты ужасов» с шумом отворилась, и из неё, вопя и кувыркаясь на лету, вынесся взъерошенный Кешка:
– Мамочки мои родные! – вопил попугай, в истерике дёргая лапами, – там подземелье полное злодеев! Граф Дракула63 рычит и щелкает зубами! Джек Потрошитель64 бегал за мной с огромным тесаком! Там гильотина крошит головы, как мама салат! Женщина лежит на полу в луже крови, стонет и хрипит! – Кешка плюхнулся на плечо Рибаджо и припадая к его уху прошептал, – надо спасать маму, она не выйдет оттуда живой! Я домой хочу-у-у-у-у…
Бабушка предусмотрительно протянула Рибаджо варежку, в которую Кешка тут же нырнул и успокоился, делая вид будто его здесь вовсе не было.
– Видно, птицам туда тоже нельзя, – всполошилась сокрушаясь мадам Мари, – у входа висит предостережение, что в «комнату ужасов» нельзя входить детям, людям с больным сердцем и нервами, беременным женщинам. Придётся добавить в этот список неуравновешенных попугаев…
– Не надо меня ровно вешать… – пискнул из варежки попугай, – я, не вешанный лучше выгляжу…
Пока путешественники отвлеклись, успокаивая попугая, никто не заметил, как из комнаты тихо вышла и тихо села на лавочку мама. Часы Биг-Бена пробили шесть раз, мама в уголке на скамеечке негромко вздохнула, и тут её заметили:
– Хочу домой… – едва шевеля губами сказала мама и добавила, – умом понимаю, «комната ужасов» – обычная, пусть и самая жуткая выставка, кокую я когда либо видела. Но находясь в ней, трудно отделаться от впечатления, что за тобой следит чей-то злобный и безжалостный взгляд.
Васюшка подбежала к маме и, взяв в руки её озябшие ладони прислонила их к своим горячим щекам:
– Успокойся, мамочка, – прошептала девочка, – это всего лишь куклы…
– Зачем вы сделали её? – спросила мама, обращаясь к мадам Тюссо – Вы так сильно ненавидите людей?
– Людская толпа забрала у меня того, кого я любила больше всего на свете – моего Ля Рокка. Всю жизнь, до изнеможения, я боролась с ночными кошмарами. Крики разъярённой толпы, требующие казни любимого, преследовали меня до конца жизни. «Комната ужасов» – моя месть толпе… Я так хотела испугать их, хотела чтобы они почувствовали весь тот ужас, что испытывала я, роясь в корзинах, с отрубленными головами. Хотела, что бы от страха у них дрожали колени. Сама судьба помогала мне. Знаете, – мадам Тюссо перешла на шопот, – когда однажды в музее случился пожар, и в нем погибли почти все восковые фигуры, огонь, по какой-то причине, не затронул «комнату ужасов»…
– Во! Во! – опять пискнул из варежки попугай Кешка, – Намекаю – нам пора домой! Светает…
– Да, светает… – подтвердил Рибаджо, он опять, как и при встрече, припал на одно колено и поцеловал руку энергичной старушки. – Всем пора на свои места, а нам домой.
– Погодите… Я хочу, чтобы вы знали, – хозяйка музея устало присела на скамеечку рядом с мамой, – в конце жизни я пожалела об этом. Месть не лучшее чувство, которое сопровождает нас в жизни. Месть уничтожает душу и иссушает тело. В конечном счете люди оказались лучше, чем я думала о них… Прощайте…
Рибаджо взмахнул рукой и…
И… путешественники в полном составе оказались у тёплого домашнего камина. Они блаженно вытянули к огню озябшие в слякотном холодном Лондоне ноги. Взяли с подноса принесённый бабушкой горячий чай и, тихонько отхлёбывая его погрузились каждый в своё воспоминание. Делиться впечатлениями они будут позже, когда придут в себя.
Встреча четвёртая. На золотом крыльце сидели десять негритят
(детский детектив)
Где-то в половине шестого утра, когда Рибаджо досматривал свой последний сон, его неожиданно разбудил резкий звонок в дверь. Волшебник вскочил и первой его мыслью была мысль превратить трезвонившего в пыльный мешок или того лучше в дворовый веник. Второй требовательный «дзынь» заставил Рибаджо резво метнулся к входу, чтобы опередить третий дзынь-дзынь, который мог окончательно разбудить всех спящих в доме. У дверей топталась недовольная старушенция, она работала в их районе почтальоном.
– Примите корреспонденцию65! – раздражённо крикнула почтальон, но увидев, как Рибаджо приложил указательный палец правой руки к губам, а левой рукой вытащил из необъятного кармана пижамных брючат коробку конфет, зашептала – Велено доставить, как можно раньше. Чё людей гоняют спозаранку? Чё не спится? Безобразие….
