Девочка бережно опустила червячка на землю.
– Пойди, дочка принеси ведёрко со сладкой водой, надо подкормить червячков, они заслужили.
– А мне! – громко закричала гусеница. – Мне тоже сладкой воды, немедленно! Мне первой!
Хозяин стряхнул вопящую гусеницу на землю и придавил её сапогом.
– Какая мерзкая, быр-р-р, – поёжилась девочка. – Смотри папа, сколько цветков объела?
Червячок не стал слушать, что ответил хозяин дочке. Гусеница презирала землю, его любимые деревья, она была его врагом! И всё-таки ему было её жаль.
Отведать сладкой водички на грядку выскочили множество друзей червячка, они устроили пир горой.
– Сударь, это вам мы обязаны сладким угощением? – спросила червячка молодая червячиха. – Давайте знакомиться, мне очень приятно!
– Мне тоже – смущаясь, ответил молодой червячок.
Теперь друзья были за него спокойны, он не будет одинок.
Большая лохматая собака, по прозвищу Полкан, был не кровожаден. Он просто не любил, когда вторгались в его владения. Увидев непрошенного гостя, Полкан не сразу вскакивал и бежал. Сначала он высматривал врага, оценивал его наглость, может быть, пришелец, нечаянно заскочил в его двор. Убедившись в преступных намерениях гостя, нападал. Нападал качественно, без суеты, без лая. Полкан хватал врага за хвост, раскручивал его владельца, как вентилятор раскручивает свою вертушку и с силой швырял за забор. Через секунду раздавался « шлёп» и наступала тишина. Тишина длилась недолго, барабанная дробь убегающих лап, разрушала её сразу же после « шлёп». Побывав, однажды, во дворе Полкана, такие гости больше не возвращались. Полкан жил скучно, без приключений. Хозяин, по утренней зорьке, выпускал собаку погулять. Пёс бегал к озеру. Он любил смотреть, как взлетают утки, иногда пугал их сам. Посмеивался, когда те с перепугу начинали кричать как вороны, попусту хлопать крыльями, кувыркаться в воде, задевая за камыши. Полкан заходил в воду по грудь и смотрел
– Зачем я родился собакой? – думал он. – Хожу по двору, потявкиваю маленько, скучно! Родился бы птицей, летал не приземляясь. Всё повидал, везде сунул свой нос. Интересно!
Возвращаясь, домой, Полкан ложился в будке, закрывал глаза, представлял себя птицей. Птицей он всегда кружил вокруг озера, ничего другого он представить себе не мог.
Не был нигде вот и не мог.
Однажды, как всегда на рассвете бегал Полкан у озера и неожиданно услышал в камышах возню, учуял запах тёплой крови. Всего два прыжка потребовалось псу, чтобы увидеть как лиса, прикусив крыло молодого лебедя, уже почти добралась до его горла.
– Ах ты, негодяйка! – зарычал Полкан.
Он хватил лису за хвост, раскрутил и своим излюбленным приёмом, бросил её на середину озера. Лиса рыжим факелом, пролетела несколько метров, плюхнулась в воду. Через мгновение на поверхности воды, появилась её злая морда:
– Я все равно доем эту курицу! – ощерилась лиса, показывая свои тонкие острые зубы – Тебе, дворняжка тоже несдобровать, жди!
Она выбралась на берег и потрусила в лес, на ходу выплёвывая ругательства.
Полкан осмотрел покусанное крыло лебедя.
– Что же ты так неосторожно подпустил к себе лису, сынок?
– Утки взлетали, – грустно ответил лебедь. – Под шумок подкралась!
– Дай, я полижу тебе крыло. Собачья слюна лечебная. Рана быстро затянется.
– Напрасно, – обречённо вздохнул лебедь. – Скоро зима. Улететь не смогу. Замёрзну. Или умру от голода. Спасибо тебе, добрый пёс.
– Погоди, сынок! – сказал Полкан. – Сейчас вернусь!
Дома, в кладовой, Полкан схватил мешок с сухарями, побежал обратно на озеро в камыши. Хозяин не остановил его. Он верил своей собаке, напрасно она не уйдёт, а ушла значит надо. Они были друзьями.
Каждый день Полкан вылизывал лебедю раненное крыло. Кормил его размоченными в воде сухарями, сторожил. Лебедь день ото дня крепчал, а Полкан тощал. Бросить птицу Полкан не мог, лиса была рядом, пёс чуял её. Утром, попьёт водички из озера, на том и поел. Зато по ночам, положив голову на лапы, зажмурившись от удовольствия, слушал Полкан рассказы лебедя, об удивительных странах, о синих морях, об океанах, о диковинных рыбах, о гривастых собаках – львах, о полосатых кошках —тиграх, о жирафах с длиннющей шеей, о лошадях в полосочку – зебрах. Слушал и дивился, как будто, сам побывал в тех далёких странах.
Так дожили они до конца осени. Она засыпала землю жёлто-красными листьями, собралась уходить. На землю спустились белые мухи – снежинки. Вода у берега озера затянулась ледком.
– Мне пора, отец! – грустно сказал лебедь – По утрам замерзаю, боюсь, не взлечу!
Услышав слово «отец», Полкан прослезился, наконец – то, белая птица признала в нём родную душу.
– Лети сынок! Возвращайся! – Полкан подтолкнул лебедя к воде. Сил не было провожать его дальше.
Лебедь расправил крылья и уже почти взлетел, как из зарослей камыша на него кинулась лиса. Не могла она не расквитаться за обиду. Ждала, когда собака совсем обессилит. Злоба была сильнее осторожности. Кинулась, да промахнулась, закусила не крыло, а ногу, повисла на взлетающем лебеде.
Отощавший Полкан, собрав последние силёнки, ухватился лисе за хвост. Дёрнул и отодрал хищницу от улетающей птицы. Раскрутил её и бросил, но хвост не отпустил. Так и полетела, негодяйка, без хвоста, плюхнулась со всего маху в холодную воду.
Вынырнула, ошалело оглянулась и поскакала в лес.
– Уходи из нашего леса! – крикнул ей вслед Полкан – Без хвоста ты не лиса, а морская свинка. Ату, рыжая свинья, ату!
Бежала лиса быстро, прижимая уши. Слышала, как хихикает над ней лес, как смеются зайцы и птицы, как ухает филин. Поняла, нечего ей больше делать в этом лесу.
Полкан, прибежал домой, начал есть. Всё никак не мог отъесться, потом загрустил, затосковал. Каждую ночь, смотрел он на жёлтую луну. Подвывал, тихо, тихо, чтобы не слышал хозяин. Не хотел его будить, не хотел делиться тоской. Чем бы хорошим, а тоской не хотел.
Зима для Полкана длилась долго. Она была снежной и солнечной, но радости собаке не приносила. Раньше он с удовольствием купался в снегу, бегал за хозяином по льду озера. Играл с ним в догонялки. В эту зиму он ждал.
Наконец, в воздухе зазвенела капель. Птицы стали стрекотать громче. На озере появились промоины. На утренней заре Полкан прибегал к тому месту, с которого улетел лебедь. Вытянув шею, всматривался вдаль.
Лебединую стаю он заметил сразу, как только та, появилась из-за горизонта. Она летела, то показывалась, то скрывалась в облаках. Стая, чуть не долетев до озера, резко свернула.
– Опять не мой! – горько вздохнул Полкан и собрался уходить, захотел последний раз посмотреть вслед улетающей стаи.
Вдруг от стаи отделился большой, красивый лебедь, он летел прямо на Полкана. Лебедь, тормозя крыльями о воду, причалил прямо к тому месту, где стоял пёс.
– Привет, отец, вот и я! – лебедь, положил у ног собаки большой, жёлтый банан. – Это тебе, гостинец из дальней страны.
Пёс, присев на задние лапы, с нежностью посмотрел на птицу:
– Спасибо сынок, к сожалению, я не ем бананов. Но всё равно приятно! – Полкан потёрся мохнатой мордой о белое крыло лебедя. – Давай рассказывай, где был, чего видел?
Крот Прохор был ещё очень молод, ему едва исполнилось три годика. Это не мешало ему жить самостоятельно, отдельно от родителей. У Прохора была своя благоустроенная норка, она досталась кротику от бабушки, когда та совсем состарилась и ушла жить на небо. В этой норке кротик был полным хозяином. Мама, иногда, приходила к Прохору посмотреть всё ли у него в порядке. Пожурить за разбросанные игрушки, за не вымытую посуду, за неубранную постель. Но сделать этого мама не могла, по той простой причине, что у Прохора не было разбросанных игрушек, грязной посуды и постель была всегда прибрана. Прохор считал себя большим аккуратистом. Так оно и было на самом деле. У него начинало чесаться за ухом, если в его норке вдруг неожиданно, появлялся малюсенький беспорядок. Прохор тут же бросался его устранять. От роду кротик был сильно подслеповат, как и все кроты в мире. Это его не беспокоило, потому что жил он под землёй, в полной темноте. На поверхность выходил редко, и только для того, чтобы пополнить запасы зерна в своих хранилищах. Походы наверх Прохор старался делать ночью. Ночью удобнее, никто не мешал. Люди с полей уходили спать в свои жилища, трактора засыпали прямо на поле. Они спали так крепко, что ничто не могло их разбудить. Прохор спокойно набивал щёки зерном, возвращался в свои хранилища укладывать на полки новые запасы. Ему очень нравилось, как он живёт, как проводит время. Аккуратно разложив зерно по кучкам, он принимался считать свои запасы, считал долго с удовольствием. Чем запасов становилось больше, тем прекрасней и радостней становилась его жизнь. Считал Прохор вовсе не от жадности, нет, нет! Просто он любил складывать, вычитать, прибавлять и умножать. Арифметика, была его страстью. Что же ещё он мог считать, как не зерно? Прохору было интересно, очень интересно! Ни какой другой жизни кротик не хотел.
