— В том-то и дело! — ответила голубка. — Ты можешь попробовать его заколоть, но этим ударом ты убьешь не его, а своего брата. Правда, существует один способ: говорят, если в то время, когда у Великана нет сердца, кто-нибудь разобьет об его голову первое яйцо молодой голубки, он вновь станет смертным. Но надо, чтобы сначала он возвратил сердце, которое похитил. Однако труднее всего раздобыть то самое первое яйцо: у Великана есть слуга, который только и делает, что следит за всеми молодыми голубками и разбивает их яйца. Кроме того, когда у хозяина замка нет сердца, он зол и свиреп, как дикий зверь, и начинает истреблять всех голубей в округе. Мы это знаем и выжидаем, когда он похитит чье-нибудь сердце и можно будет вернуться домой. Тогда Великан становится добрым, милостивым и справедливым. Скорее всего, он уже завладел сердцем твоего брата: видишь, я здесь одна, вся моя стая уже возвратилась в замок. Не знаю, как ты сможешь выручить брата, но желаю тебе удачи. Прощай.
Людовик простился с голубкой, но она еще долго летела над ним, указывая дорогу, и отстала лишь тогда, когда впереди показался замок Ужасье.
Стало смеркаться. Людовик осторожно приближался к замку, боясь, что его кто-нибудь заметит. Мост был поднят, в черной воде кишели лягушки. Как же перебраться через ров? Палая листва медленно плыла по воде, подгоняемая ветерком к противоположному берегу. Людовик собрал все свое мужество и тихо позвал: «Мураш!.. Мураш!..» В тот же миг он превратился в муравья. Носовой платок, в который были завернуты лапки, клочок шерсти и перышко, также уменьшился настолько, что мог легко уместиться в складках между муравьиными щитками. Не мешкая, он взобрался на опавший лист и поплыл вместе с ним на другую сторону рва, счастливо избежав встречи с прожорливыми лягушками. И вот, живой и невредимый, он оказался у подножья огромных стен и пустился в путь вокруг замка, спеша изо всех своих муравьиных сил. Вскоре он нашел в камнях узкую щель, похожую на бойницу, и проник внутрь. Целую ночь муравей обследовал все помещения замка, одно за другим, сначала подвалы, затем нижний этаж, и следующий, и все чердаки, пока, наконец, не оказался в самой последней комнате. В ней он обнаружил люк, под люком колодец, а на дне колодца, прямо на земле, лежал Ульрик. Людовик взглянул на брата — и пришел в отчаяние.
Глаза Ульрика были открыты, но он словно ничего не видел и не шевелился. Мимо пролетела муха. Он вдруг поймал ее, ловко, словно обезьяна, — ни один мускул не дрогнул на его лице — и проглотил. Содрогнувшись, Людовик позвал брата. Тот медленно повернул каменное лицо к говорящему муравью и посмотрел на него тупо и безразлично, как корова на проходящий обоз.
— Ульрик! Ульрик, это я! — сказал Людовик.
— Здравствуйте, — ответил Ульрик чужим тусклым голосом, отвернулся и поймал новую муху. Муравей больше не привлекал его внимания.
Людовик понял в отчаянии, что его несчастный брат, как и предполагала горлинка, уже лишился сердца, и помочь ему ничем нельзя.
Тогда он бросился на поиски Великана и снова побежал своей муравьиной дорогой по исполинским кухням и бесконечным коридорам, по залам, устланным пышными коврами, и по необъятным комнатам, уставленным великолепной мебелью. Наконец, он пробрался сквозь щелочку под дверью в уютную комнату, в ней стояло огромное кресло, а на нем восседал огромный красивый человек с печальным лицом и повторял вполголоса:
— Боже мой, Боже мой, когда же все это кончится?
Людовик развернул свой крохотный носовой платок, выбросил из него муравьиную лапку и тотчас вновь превратился в мальчика.
— Может быть, я могу вам помочь? — спросил он у человека.
— Кто ты? — изумился тот, резко обернувшись к нему.
— Меня зовут Людовик. А вы и есть тот, кого называют Великан-без-сердца?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Случайно услышал, — ответил Людовик. — А почему вы так печальны?
— Потому что нет на земле человека несчастнее меня, — горько вздохнул Великан.
— Вы похитили сердце моего брата, — сказал мальчик.
— Это был твой брат? Значит, ты меня ненавидишь и, конечно, желаешь моей смерти. А я бы, не задумываясь, отказался от жизни — если бы только мог… Если бы только мог! Но твой брат умрет, а я — нет!
— Тогда зачем же вы забрали его сердце? Возвратите его!
— Как только я вновь оказываюсь без сердца, я становлюсь зверем и веду себя, как хищник, даже хуже — ведь в моей голове мозг человека! Я преследую всех без разбора, я рыскаю по полям и нападаю на соседние государства во главе шайки разбойников, и мы предаем города и деревни огню и мечу. Рассудок возвращается ко мне лишь тогда, когда я заполучу чье-нибудь сердце. Разум и чувства пробуждаются во мне благодаря таким беднягам, как твой брат, а эти несчастные становятся вместо меня тупыми животными, доживая остаток дней в подземельях замка. Но я уже никогда не могу забыть их. Терзать свои жертвы или терзаться от угрызений совести — вот мой удел, вот моя жизнь. И конца ей не видать. Все умирают, кроме меня. Боже мой, когда же, наконец, все это кончится?
— Если хотите, — сказал Людовик, — я постараюсь вам помочь.
— Вот как? А ты можешь? — пожал плечами его печальный собеседник.
— Верните сердце брату, и вы увидите.
— Это ни к чему не приведет, — вздохнул Великан, — но знаешь, что случится? Да, я могу вернуть твоему брату сердце, и если после этого ты сумеешь разбить о мою голову первое яйцо молодой голубки, я стану смертным… Но, оставшись без сердца, я превращусь в пустую кровожадную оболочку, и начну разбивать все голубиные яйца, и все птицы разлетятся, чтобы не попасться мне под руку. А потом… Потом берегитесь, города и села, берегитесь все, от мала до велика! И ты ничем не сможешь помешать мне — ведь первым я убью тебя!
— А вдруг смогу? — настаивал Людовик. — Рискните!
— Для меня здесь нет никакого риска — это риск для всей округи, которая вновь превратится в пепел и прах.
— И все-таки я постараюсь помешать вам, — повторил Людовик. — Если же вы боитесь вновь оказаться без сердца, возьмите взамен мое!
— Нет, нет, ты еще мал, тебе ли предотвратить все эти беды? Разве ты можешь разыскать твоего брата в подземельях моего замка, если я сам не отведу тебя туда?
Знаешь ли ты, что в замке тысячи комнат, подвалов и чердаков?
— Вот оно что! Но если я найду брата без вашей помощи, вы по-прежнему будете считать меня маленьким?
— Ты не найдешь его.
— И все же?
— Значит, ты хитрец из хитрецов. Никто никогда никого не мог разыскать в моем замке!
— Тогда я буду первым. Если я разыщу брата, вы вернете ему сердце? Повторяю, вы всегда можете взять взамен мое.
— Ну что ж… Ищи!
Людовик выскочил из комнаты. Ему осталось только вспомнить путь, который он проделал, будучи муравьем, — и без особого труда он отыскал то подземелье и тот колодец, в котором был заперт Ульрик. Людовик заставил его подняться — и брат пошел за ним, как собачка за хозяином. И, подобно повизгивающей собачонке, Ульрик пел обрывки песен, без начала и конца, старых песен, слышанных еще в детстве. Так они дошли до комнаты Великана-без-сердца. Владелец замка, успевший переодеться в халат, расшитый золотом, был поражен при виде братьев. Но он сдержал слово.
— Посади брата в кресло! — приказал он Людовику, а сам сел напротив.
Сначала Великан вынул из кармана небольшое зеркальце, сияющее, как бриллиант, и наклонил его так, чтобы на зеркальце падал отблеск лунного луча. Затем он навел этот луч на Ульрика. Едва лунный зайчик скользнул по его лицу, Ульрик заснул. А Великан-без-сердца начал едва слышно что-то бормотать, но у Людовика был тонкий слух, и, хотя губы Великана почти не двигались, мальчик расслышал все заклинание от начала до конца:
Выйди здесь, войди там,
Минуй здесь, выйди там,
Войди здесь, минуй там,
Открой здесь, закрой там,
Закрой здесь, открой там,
Разбуди здесь, усыпи там,
Усыпи здесь, разбуди там,
Вперед, вперед, вперед…
Лицо Великана-без-сердца все больше бледнело и застывало, а глаза его становились пустыми и ничего не выражающими. В то же время лицо Ульрика стало постепенно оживать, веки вздрогнули, взгляд заблестел. И вот Ульрик вскочил на ноги, узнал Людовика, и братья бросились в объятья друг другу.
Но Людовик краем глаза продолжал следить за Великаном, лицо которого каменело, а руки наливались пудовой тяжестью. Великан поднялся и, точно повинуясь чьей-то воле, направился в глубь спальни. Там оказалась потайная дверь, за ней — решетка, а за решеткой сидел пес, огромный датский дог, размером с пони Людовика, с оскаленной пастью и клыками, способными без промедления разорвать жертву. Также машинально Великан-без-сердца распахнул клетку и цокнул языком. Пес взвился в воздух и бросился на братьев. Он опрокинул Ульрика, пытаясь схватить его за горло, юноша защищался, теряя последние силы, а Людовик позвал: «Серый!.. Серый!..» В тот же миг он превратился в матерого волчищу, и звери, как бешеные, вцепились друг в друга. Наконец, волк изловчился и сомкнул на горле дога железные челюсти. Пес рванулся и рухнул замертво.