Тут скрипнула дверь, и в неё вполз Паук Паукович. Да не один!!! За ним тесной толпой лезли другие пауки: кто поменьше, кто побольше. Были среди них и паучихи с нарядными бантиками.
Все они забрались на диваны и принялись разглядывать Серёжика. Их многочисленные глаза: карие, чёрные, голубые — смотрели с любопытством.
— Проснулся, однако? — заметил Паук Паукович.
Серёжик кивнул. Он не мог вымолвить ни словечка от ужаса. У него опять закружилась голова, а лапки стали такими холодными, будто он только что босиком пробежался по снегу.
— Что-то тихо он поблагодарил за ночлег! — сердито зашипел самый маленький паучок, весь седой, с дряблыми обвислыми щеками. — Или я не расслышал?
— Он молчит со вчерашнего вечера… — пояснил Паук Паукович. — Наверное, немой.
— А давайте его ущипнём! — весело предложили пауки помоложе. — Или укусим!
Тут к Серёжику вернулся дар речи.
— Не нужно! Не нужно! — поспешно проговорил он. — Благодарю Вас за мягкую постель, тёплый дом и крепкую крышу!
Эту красивую фразу он слышал по телевизору.
Хозяева довольно закивали.
— Однако, пора завтракать, — сказал Паук Паукович и пополз к круглому плетёному столу.
Там он сел на самый высокий стул, а все остальные пауки расселись на стулья поменьше. Расселись, не свесив ноги, а поджав их под себя, и сразу стали в тысячу раз отвратительнее!
Только паучихи не садились. Они торопливо принялись доставать кувшины, миски и чашки.
Вся посуда у пауков тоже была из паутины. Серёжику показалось странным, что из неё ничего не выливается и не высыпается. Ему даже захотелось потрогать все эти миски, чашки и блюдца.
Как будто услышав его мысли, Паук Паукович пригласил Серёжика к столу:
— Садись.
Серёжик испуганно отказался:
— Не хочу!
Тогда маленький дряхлый паучок вскочил и завопил, потрясая сразу всеми лапами:
— Да это верх невежества! Давайте его съедим! Такую невоспитанную колючку я вижу впервые в жизни!
Серёжик зажмурился от страха, но тут же вспомнил ещё одну хорошую фразу из какого-то кино:
— Прошу прощения, гостеприимные хозяева! Я не голоден!
От страха чего только не вспомнишь!
Дряхлый паучок вытер платочком слезы умиления, выступившие сразу на всех его мутных глазках. Но Паук Паукович нахмурился:
— Невежливо висеть в постели, когда другие сидят за столом. Мы ждём.
Действительно, пауки не притрагивались к тарелкам.
Серёжик изо всех сил забарахтался в паутине, разорвал её иголками и рухнул вниз, прямо на кружевной диван. Тот оглушительно треснул. Посередине зияла огромная дыра.
Пауки дружно охнули.
— Да что ж это такое! Я лично съем его! — возмутился старый паучок. — Этот диван вязала ещё моя бабушка!
— И я съем! — пискнул кто-то из-за угла.
— И мне оставьте! — прошипели рядом.
— Простим, однако, — успокоил всех Паук Паукович. — Что вы заладили: съедим, съедим! Он нечаянно.
И тут Серёжик почувствовал такую горячую благодарность к этому пауку, что почти полюбил его.
Только бы ещё чего не испортить…
С опаской ёжик подошёл к столу, и присел на край кружевного стула. Тот был очень плотным. Конечно, если бы Серёжик вдруг начал подпрыгивать, то и его бы порвал. Но ёжик сидел смирно.
Пауки перестали обращать на него внимание и принялись за еду. Всё, что лежало на тарелках: картошку, салат, мясо — они хватали всеми лапами одновременно. Это было не очень приятное зрелище. Серёжик сидел, нагнув голову, и разглядывал полы. Они были обычные, земляные. Кое-где пробивалась трава. Серёжик вспомнил густой травяной ковер у себя дома и тут же пощупал ключ. Он был на месте.
— Однако, что за телеграмму ты хочешь послать? — вдруг спросил Паук Паукович. — Долго плести?
Оказывается, завтрак уже закончился, паучихи убрали посуду.
— Гэйдлу, — торопливо пояснил Серёжик. — Чтобы прилетел.
— А зачем?
Серёжик смутился.
— Ну… Мне нужно узнать: что на свете самое главное?
— И только? — расхохотались пауки. — Самое главное — умение прясть паутину! Это знают все звери, птицы и рыбы!
— Ну да… — осторожно согласился Серёжик. — Но мне ещё нужно спросить, где живёт Дракон Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный.
— Прекрасный!!! Великолепный!!! — захихикал старенький паучок. — Скажешь тоже… Видал я Ноэля Семнадцатого, когда был маленьким. О, это самое безобразное, самое ужасное существо, которое я встречал!
— Ужасней лягушки? — дружно спросили молодые пауки.
— Во много-много раз ужаснее! Из ноздрей валит огненный пар, изо рта — зловонное дыхание! Глаза косые, зубы кривые. Шкура железная лязгает с таким громом, что глохнешь на неделю. На лапах когти, как сабли, длинные да острые. Из ушей вонючая слизь льется, куда капнет — там всё чернеет. Фу!!! И вспоминать не хочу! И это Семнадцатый! А Восемнадцатый ещё страшнее!
Серёжик слушал, раскрыв рот. К такому чудищу он пойдёт?! Да ещё когда с листьев облетят деревья?!
У него даже мелькнула трусливая мысль, что телеграмму посылать не нужно.
Но пауки уже открыли кладовку и достали прялки. Закружилось, запело веретено, десятки паучьих лап принялись тянуть невидимые нити. Только Серёжик, как ни старался, не мог их разглядеть.
Вдруг молодой паук, который проворнее всех перебирал лапами, воскликнул:
— У меня «Б» готова! — и протянул Пауку Пауковичу свою тонкую лапу, всю в колючих шерстинках. Совершенно пустую.
— Опять ты, Пук, поторопился, — сказал Паук Паукович. — Разве это буква «Б»? Палочка внизу, а кругляшок вверху. Всё перепутал. Это какая-то «В» недоделанная.
Пук покраснел и предложил виновато:
— Давайте я из неё «В» доплету.
Серёжик хлопал глазами. Дурачатся, что ли? Ничего ж не видно!
Паук Паукович протянул ему большущую лупу.
— Полюбуйся.
Серёжик посмотрел сквозь неё и разглядел хорошенькую кружевную букву, всю в серебристых завитушках. Конечно, Пук сплёл её неправильно, но работа была так тонка и прекрасна, что Серёжик засмеялся от радости.
— Красота! — прошептал он восхищенно.
И тут пауки заулыбались. Да-да! Оказалось, что они умеют это делать! А шире всех улыбался счастливый Пук.
И в ту же секунду случилось чудо! Серёжик перестал замечать их длинные лапы, нечёсанную шерсть, белёсые выпуклые глаза. Конечно, он все это видел по-прежнему, но страх куда-то улетучился.
— А можно мне попробовать? — спросил он смело.
— Садись к Пуку, — кивнул Паук Паукович.
Пук, гордый и радостный, подвинулся и стал показывать, как крутить прялку, как водить веретено, как делать мелкие кудряшки.
Конечно, нитка, что получалась у Серёжика, была толстой, но Пук сказал, что такие нитки тоже нужны. Например, чтобы делать мебель. Вместе они быстро залатали дыру на диване, а потом принялись чинить гамак.
Эх, как здорово делать что-то своими лапами! Серёжик решил, что когда найдет маму, то обязательно уговорит её купить прялку. И тогда, тогда, тогда… О, тогда он сплетёт маме кресло-качалку! Сам!
Пауки не умели работать молча. Потихоньку, один за другим, они затянули песню. И если говорили эти мохнатые существа грубовато, с шипением, то пели наоборот, тоненько.
— Ой, еси, ой еси… — дребезжаще тянул старичок.
— Плывут в речке караси… — вторил ему Паук Паукович.
— Плачут все, ой, вместе! О своей невесте! — подхватывали молодые пауки.
Красивая это была песня. Только очень грустная. О любви карася к паучихе, «красе-многоножке, чудо-осьминожке», о том, как резвились они «на воде-водиченьке» и как лягушка паучиху съела.
У Серёжика в конце даже слезы на глаза навернулись. Он грустно подпевал:
— Ой, течёт-течёт река, течёт глубоченька.
Убивается карась: Где ты, паученька?
Долго делать солнечную телеграмму! До поздней ночи пряли пауки. Не обедали и не ужинали. И только когда на небе засияли звёзды, она была готова: «Многоуважаемый Гэйдл! В Дальнем Лесу, под Старым дубом, в Паучьем доме, Вас ждет Серёжик. С почтением, П., П., П., П., П., П., П.».
— Что это: пэ, пэ, пэ, пэ, пэ? — удивился Серёжик, рассматривая телеграмму через лупу. — Привет от барана?
— Баран говорит «бэ», а не «пэ» — поправил Паук Паукович. — «П., П., П., П., П., П., П.», однако, — это мы: Паук Паукович, Пау, Пуа, Пак, Пук, Пку и Пка.
Тут пауки стали подползать к Серёжику и называть свои имена. Каждый пожимал ему лапку, как взрослому, и говорил что-то вроде:
— Ты отлично поработал с Пуком!
— Диван получился крепкий!
— Плетение на славу, почти как у меня в молодости!
А Паук Паукович даже погладил ежонка по голове.
И думаете, Серёжик хлопнулся в обморок или завизжал? Ничего подобного. Он улыбнулся.
Глава 14
Телеграмма отправлена
