* * *
– Ох-хо-хо! – тяжело вздохнуло Облако, Сколько капёнок горя Бедада, капёнок отчаяния Нежить,
капёнок нежности Толькоты накопилось во мне за год, прошедший после гибели Королевы Лизии. Сколько слёз было пролито Королём и маленькой принцессой – не сосчитать. Я стала тяжёлое, неповоротливое, тёмное… – Облако ещё раз вздохнуло и поплыло в сторону острых скал. – Не надо, чтобы меня видел добрый люд, – подумало Облако. – У них и так сейчас много горя. Страшно смотреть, что стало с нашим Королём…..
От горя Король почернел и озлобился. Его сердце заснуло. Он стал жестоким, грубым. Не было человека, кроме дочери, кто бы сейчас сказал о нём доброе слово.
К тому же Король издал приказ: «Жить нужно по правилам, а правила устанавливаю Я». В правилах Короля больше не осталось места для праздников, радостей и других весёлых утех, только работа с утра до позднего вечера. Сам Король много трудился. Теперь прежним он оставался только с дочерью и ещё на старых фотографиях, где его можно было увидеть бодрым, озорным, неунывающим. Принцесса часто раскладывала старые фотографии, вспоминала, как хорошо было в прошлой жизни.
Однажды, будучи на фабрике музыкальных инструментов, Король позвал старого мастера, друга своего отца – деда Форчуна. В королевстве два человека могли накладывать на скрипки лак так, что они звучали как самые изысканные старинные инструменты. Это сам Король и дед Форчун.
– Посмотри на эту скрипку, старик! Её вернул в магазин покупатель, лак совсем облез! Что за ерунда?! Теперь все будут говорить, что скрипками Короля можно гонять мух!
– Нет, нет! – заволновался дед Форчун. – Это ошибка! Может быть, скрипка попала под дождь или долго была на холоде?!
– Что ты городишь, сумасшедший старик? Неси лак, я посмотрю, достаточно ли он густой, не разбавляешь ли ты его!
Форчун принёс из цеха баночку ещё тёплого лака. Он был расстроен. Руки его дрожали. Протягивая лак, старик неожиданно разлил его на костюм Короля.
– Ты уволен! – зашипел Король. Размахнулся и ударил старого мастера ладонью по лицу.
* * *
– Бедный, бедный мастер Форчун! – тихонько всхлипнуло Облако, подбирая капёнки обиды Зачто, бегущие по щёкам старика. – Бедный, бедный мастер! Где же он теперь найдёт себе работу? В их огромном королевстве вряд ли найдётся хоть что-нибудь для старого мастера, уволенного самим Королём. А денежки ему, ох, как нужны! Надо заплатить за жильё, чем-то накормить жену и внука. Купить хоть какую-нибудь одежду для мальчонки. Он так быстро растёт! Как плохо, – с горечью подумало Облако, – что из меня сыпятся только дожди, а не звенящие денежки. Я бы сейчас обрадовало старика, уронив ему в ладошку горстку – другую монеток! А как мне жалко Людвига, внучка Форчуна, – ещё пуще расстроилось Облако, но слёз не проронило. – Намочу одежду мальчику, а ему и переодеться не во что. Заболеет ещё!
Людвиг ещё раньше Маруси потерял маму и папу, они погибли в горах при сходе снежной лавины. Родители Людвига были альпинистами. Мальчик почти не помнил их. Дедушка и бабушка заменили ему родителей. Людвиг часто прибегал на работу к деду, ему нравились музыкальные инструменты. Особенно скрипка. Людвиг не умел играть, но очень хотел, очень…
* * *
С того злополучного дня, когда Король обидел старика – мастера, ему самому стало очень плохо. Стоило ему лечь в свою постель, положить голову на подушку, как ему начинал сниться сон. Сон повторялся из ночи в ночь, был навязчив, неприятен. В нем Король опять бил старого мастера по лицу. Старик падал, подняться ему помогала его погибшая жена, мама принцессы, Лизия. Во сне Короля она была жива. В её огромных глазах стояли слёзы, она брала мастера под руку, и они уходили, не взглянув на обидчика. Каждую ночь один и тот же сон. Король стал бояться ложиться в постель. Однажды заработавшись, он уснул в своём кабинете на неудобном диванчике. Снов в эту ночь Король не видел. Выспался так хорошо, как не высыпался давно.
– Вот в чем дело! – зло подумал Король. – Кровать сжечь, одеяла с подушками выкинуть на городскую свалку! – приказал он. – В них дело, они измучили меня!
Кровать сожгли. Одеяла с подушками были такими тёплыми, мягкими, что ни у кого не поднялась рука выкинуть их на свалку. Одеяло забрал себе сторож, а две подушки повариха. Одну взяла себе, другую отдала Людвигу, мальчику сироте, которого всегда жалела.
Подушка была розовая, почти невесомая. Её делала сама Королева Лизия. Она собирала пух, перо, стирала, перебирала каждое пёрышко.
– Это для Короля, – говорила Лизия, набивая подушку. – Я вложила в неё свою душу. Следующую сделаю для Рисинки. Пусть им снятся красивые сны!
Принцесса Маруся не получила подарка от мамы, она не успела его сделать.
* * *
– Бабушка! – Василиса утёрла слезинки, выпавшие из её глаз. – Давай подарим Марусе мою подушку. У меня их две, и их тоже сделала для меня мама. А ещё я придумала для принцессы песенку, может ей станет не так грустно, если она будет петь:
– Яблок уродилось много,
Если их сложить дорогой,
То по этому пути
Будет радостно идти
Если их собрать в корзину
И на землю с неба кинуть,
То под яблочным дождём
Быстро вырастет наш дом,
Вырастут у дома ножки,
И по яблочной дорожке
В путь пойдёт он налегке
С парой яблок в рюкзаке.
– Я думаю, ей понравится твоя песенка, – шёпотом сказала бабушка. – Уже скоро к нам в гости прилетит Оле Лукойе15, чтобы показывать тебе сны. Я, обязательно передам ему песенку для принцессы. Пусть он ей её приснит, хорошо?
– Хорошо, – засыпая, сказала Васюшка. – В королевстве сейчас тоже ночь. Принцесса Маруся, наверное, уже спит, а Людвиг сегодня заснёт на новой подушке? Пусть ему приснится хороший сон…
* * *
В первую же ночь на новой подушке Людвигу приснился необычный сон. Это был, даже не сон, а волшебная грёза16. Она заполнила собой всю комнату. Людвиг точно знал: грёза вышла из его подушки. Мальчик вдруг увидел, как по прибрежному песку бежит девочка, дочка хозяина большого замка, а рядом с ней очень похожая на неё женщина, профиль которой он видел на монетах королевства. Женщина поёт девочке песню, слов Людвиг не может разобрать, а музыка… Вот музыка звучит ясно, чётко. Музыка удивительная, прекрасная!
В доме скрипнула дверь. Людвиг вздрогнул. Грёза испугалась и растаяла.
А музыка?
Музыка осталась. Она звучала в голове Людвига.
– Как жаль, я не умею играть! – подумал Людвиг.
Он посмотрел на скрипку. Скрипка одиноко висела на стене.
Неожиданно запела скрипичная струна! Наваждение продолжалось наяву. Струна звучала, будто плакала. Людвиг должен был успокоить скрипку. Он взял в руки смычок, прижал к себе инструмент. Рука мальчика точно поставила смычок на струны и, повинуясь нестерпимому желанию, заскользила по струнам. Музыка разлилась по всему дому.
– Я не знала, что ты научился играть, Людвиг, – в комнату тихонько вошла бабушка. – Какая музыка! Не слышала ничего лучше! Сыграй ещё что-нибудь.
– Не могу! – ответил Людвиг. – Я умею играть только это…
– Боюсь попросить тебя, внучек, – с болью в голосе сказала бабушка. – Сегодня мне не из чего варить вам с дедом обед. И на ужин осталась только старая буханка хлеба. Дед избил ноги в поисках работы. Нет её в городе для него. Люди боятся Короля и не хотят связываться с нашим стариком. Может быть, ты сыграешь в парке? Вдруг кто-нибудь подаст монету, другую…..
С этого дня Людвиг стал играть в городском парке. Люди щедро платили мальчику за его музыку. Жизнь постепенно налаживалась.
* * *
– Да! – умилённо сказало Облако – Я тоже часто повисаю над парком и слушаю музыку Людвига. Она навевает приятные воспоминания, под неё совсем не хочется метать молнии, закручивать ливневые дожди, пихаться с другими облаками, рождать свирепые громы. Хочется одного: чтобы её услышала принцесса Маруся.
И однажды, после долгого перерыва принцесса Маруся решила прогуляться по городскому парку. Она приказала слугам и королевской свите
остаться дома, а сама, надев платье простолюдинки, пошла в парк.
Как только девочка вошла в ворота, она сразу услышала музыку. Удивительно, кроме музыки принцесса слышала слова. Слова звучали голосом её матери, Королевы Лизии. Слёзы большими каплями покатились по щёкам девочки. Из них тут же выскакивал капёнки нежности Толькоты, капёнки печали Охах и капёнки любви Милаямоя. Новые капёночки наперегонки полетели на Облако и тут же пролились на землю голубым прозрачным дождём счастья.
