— Я у вас вроде прислужницы. Нет мне счастья в этой квартире! Одна я осталась! Одна. Как пенек в лесу, как поганочка! — И тетя Вера даже всхлипнула.
Мама стала тетю Веру уговаривать не надрываться так, побольше отдыхать да почаще ходить в кино.
А тетя Вера ничего не ответила, повязала себе голову полотенцем. Она всегда так делала, когда сердилась, чтобы нам страшнее было.
Мама тихонько надела пальто и ушла. А тетя Вера пошла слушать радио.
У нас пир горой! Алошка убегает
В тот же вечер случилось вот что: тетю Веру пригласил в кино наш усатый сосед с третьего этажа — Иван Иваныч.
Тетя Вера надела самое прекрасное свое платье — голубое-преголубое, и я услышал, как она прошептала:
— Есть еще добрые молодцы на свете, — и повязала на голову голубую ленту. — Вот теперь, — сказала тетя Вера, — я голубая и красивая, — и повернулась к нам: — А вы не балуйтесь! Я мигом вернусь: одна нога там, а другая здесь.
Как только за тетей Верой захлопнулась дверь, бабушка тоже начала собираться. Взяла бидон и сказала:
— Ты, победна головушка, посиди тихо, а я схожу за молоком.
Я сразу согласился:
— Ладно, бабушка, иди. Я с Алошкой поиграю.
— Если кто постучит, никому не отворяй, — сказала бабушка, — только мне.
— Ладно, бабушка. Мы с Алошкой никого не пустим. Ты, как придешь, станешь под дверью и запоешь: «Отопритеся, отворитеся. Ваша бабушка пришла, молочка вам принесла».
— Верно, верно, — сказала бабушка. — Никого чужих не пускайте. Играйте тихонечко.
Когда бабушка ушла, я скорее побежал к столу, где телефон. А там опять стоял домик. В домике горел зеленый огонек. Из окошечка прямо на меня смотрел Алошка. Глаза у него круглые. А реснички черненькие. И он зачопал этими ресничками: хлоп-чоп, хлоп-чоп! Я пододвинулся совсем близко и совсем тихонечко позвал:
— Ало-шка. Ало…
— Алло, — ответил он.
— Алошенька, выходи!
И он вышел. Вылез через окошко и колокольчик с собой взял. И совсем он был не зелененький, а просто обыкновенный мальчик, — только маленький. На нем были коротенькие штанишки, и рубашка в клеточку, и носочки, и ботиночки. На ботинках — галошки, а на голове — кепочка.
— Зачем ты надел галошки? — спросил я.
Чи-чок,
чи-чик,
чи-маль,
чи-чик!
На ногах — галошки!
«Глупый, — подумал я. — А все-таки хорошо, что ты у меня есть! Ведь ты маленький, а я большой. И я буду тебя любить. И я буду с тобой играть. И я буду тебя угощать».
Я сделал на диване из подушек огромную гору. И я собрал на гору свое храброе войско — всех солдатиков. И конницу и пушки. И я сказал:
— Эй ты, храброе мое войско! Хватит тебе под столом валяться-лежебочиться, а слушай лучше Последние известия.
И я даже стал говорить тише, чтоб тетя Вера в своих волшебных очках из кино не услышала.
— Видите, солдатики, как стало темно. А когда наступит ночь, выйдут из темного леса волк Левой и медведь Михайло… И пойдут по лестнице к нашей двери: скрип-скрип… Приоткроют дверь и спросят у тети Веры хриплым голосом: «Это кто у вас сегодня разбил чашку? А как он спит — на бочку или на спинке? А мама как спит? А бабушка?» И тетя Вера как захочет, так и ответит. Ну? Что будем делать? — спросил я. — Как будем жить-быть?
Не ответило ничего мое храброе войско: пушки стояли тихо и кони стояли тихо, а на конях тихо сидели солдатики. И вдруг у самого моего уха тоненький голосок пропищал:
— Чи-чок, чи-чик, чи-маль, чи-чик, а я знаю, что делать.
Алошка! Это он забрался ко мне на плечо и расселся там, точно в креслице.
— Говори скорее, что ты придумал?!
— А вот это видел? — крикнул Алошка. И он сунул мне под самый нос свой серебряный колокольчик.
— Ну и что?
— А вот что… Этой ночью я не лягу в кровать, а буду бегать по городу и звонить в серебряный колокольчик. И никому не дам спать.
— Ну и что?..
— Все будут гулять, как днем, — сказал Алошка. — НЕ БУДЕТ НОЧИ.
— И тогда НЕ ПРИДУТ сюда ВОЛК ЛЕВОН И МЕДВЕДЬ МИХАЙЛО? — спросил я.
— Конечно, не придут, — сказал Алошка. — Как же они придут, если не будет ночи?
— Ура! — крикнул я. — Да здравствует Алошка!
И все мое войско закричало «ура!». И разом запалили пушки и пулеметы.
И с дивана сами собой поднялись подушки и стали летать по комнате. И начался тут пир горой! И мы хватали из вазы конфеты. И пили сок от варенья прямо из банки.
Потом Алошка спрыгнул с моего плеча на стол — динь! Со стола на пол — динь! И быстро-быстро побежал по коридору — динь-динь-динь!
Добежал до входной двери. Уцепился за щель почтового ящика. И выскочил наружу…
Он бежал по улице, запрокинув голову. Черные волосики его растрепались. Он смеялся и топал в своих галошках прямо по лужам, по лужам! И громко звенел серебряный колокольчик: динь-динь-динь-динь-динь-динь!
Часть вторая. Дверца № один и чудо № один
Марш! Марш! Топайте сильнее
Только убежал Алошка, как загудела земля, распахнулась дверь и вбежала тетя Вера. Вбежала и остолбенела.
— Что случилось? Почему в коридоре валяются подушки? — спросила тетя Вера.
Потом она вошла в комнату и закричала:
— Ты что здесь натворил, безобразный мальчишка?! Почему стулья перевернуты? Почему ваза на полу валяется?!
— Она же не разбилась, — сказал я.
— Не разбилась? А что вообще здесь происходит, в нашей несчастной квартире? Я тебя спрашиваю: что?
— У нас тут был пир горой.
— Что? Пир? Он тут пирует, а я в кино не могу спокойно сходить?! Боже мой! — вскричала тетя Вера.
И неизвестно, что бы она сделала, как вдруг в дверь постучали, и тихий голосок запел:
Отопритеся, отворитеся,
Ваша бабушка пришла,
Молока вам принесла.
Тетя Вера бросилась в коридор. А я за ней.
— «Отопритеся, отворитеся…» — пела за дверью моя бабушка.
Тетя Вера распахнула дверь и закричала:
— Входи! Входи, козочка! Полюбуйся, что твой козленочек натворил.
Бабушка вошла с бидоном. А тетя Вера повязала голову полотенцем, надела слуховые очки, — и я понял, что нам с бабушкой теперь несдобровать.
— Вера Акимовна! А, Вера Акимовна! — услышали вдруг мы.
Тетя Вера подбежала к окошку:
— Это вы, Иван Иваныч?
— Я, — ответил наш усатый сосед. — Что это вы, Вера Акимовна, шумите?
— Да я тут с малышом играю, — засмеялась тетя Вера. А нам с бабушкой сказала: — Быстро уберите в комнате. И не шумите. И вообще идите спать. А я посижу у окошка: уж больно вечер хороший.
Бабушка помогла мне все убрать, а я прошептал тихонечко:
— Ты меня сегодня не баюкай, бабушка. Сегодня не будет ночи.
— Это что еще выдумал?! — закричала из своей комнаты тетя Вера. — Немедленно в постель марш!
И вдруг топ-топ-топ… Это затопали под кроватью мои верные солдатики. А я им скомандовал:
— Марш! Марш! Топайте сильнее! Пусть тетя Вера думает, что я иду спать.
— Перестань! — крикнула тетя Вера, да так громко, что мои верные солдатики замертво повалились под кроватью А я тоже залез под кровать и там спрятался.
Бабушка понесла посуду в кухню, а тетя Вера в своей комнате стала зевать.
— О-о-ох… Э-э-эх! Набегалась я за день… То в кино, то домой. Натрудились мои ноженьки, мои разлапушки, сниму-ка я туфельки…
Тетя Вера грохнула туфли под кровать.
— О-хо-хо, — опять зевнула тетя Вера. — И ты, мой носик-востроносик, устал, намаялся, сниму-ка я с тебя очки.
Тетя Вера положила свои волшебные очки на стул.
— О-о-ох! — и сама легла в постель. — Хры-фры-брум! Хры-фры… — и заснула…
Тихо-тихо стало в квартире. Вдруг динь-динь-динь-динь!
— Ах, чтоб вас! — крикнула тетя Вера да как вскочит с кровати. — Что за несчастная наша квартира: днем — дили-бом, и ночью — дили-бом… Ну, погоди!
Но я не стал ждать, а крикнул своим солдатикам:
— Бежим! Вперед за Алошкой, ура!
И мы побежали на улицу…
Ночи нет. Мы играем на улице
А на улице — ой-ей-ей!
А на улице — ай-яй-яй!
На улице ночи нет, горят фонари. Светло как днем. Народу полным-полно. Ребята бегают и кричат:
— Хорошо, что день! И ночью день! И вечно день!
Папы и мамы бегают за ними:
— Не день, не день!
А колокольчик:
— Динь-динь-динь.
А ребята:
— День-день-день!
И поют песенку, чтобы солнышко вызвать, чтоб еще светлее стало:
Солнышко, солнышко,
Полное ведрышко,
Для брусники сладкий сок.
Для орешка ядрышко,
Гори ясно,
Чтобы не погасло,
Ты свети — не уходи,
Ты ходи — не упади,
Сол-ныш-ко!
И вышло солнышко. Тут все ребята увидели, что я вывел на улицу солдатиков. И тоже побежали за своими — у нас собралось большое войско. А девочки вынесли кукол. А кто-то выкатил из комнаты кровать на колесиках — зачем она теперь, ведь ночи все равно нет!
