И вышло солнышко. Тут все ребята увидели, что я вывел на улицу солдатиков. И тоже побежали за своими — у нас собралось большое войско. А девочки вынесли кукол. А кто-то выкатил из комнаты кровать на колесиках — зачем она теперь, ведь ночи все равно нет!
И мы взобрались на эту кровать, и она поехала по мостовой, как машина:
Мы вытащим кровати,
Кровати,
Кровати,
Им хватит-хватит-хватит
По комнатам стоять.
Садитесь на подушки!
Поехали гулять!
Сначала мы поехали на кровати мимо большого желтого дома с балконами, мимо детского сада. В окнах детского сада мы увидели флажки и игрушки.
Около углового магазина с синей вывеской опять повернули к нашему дому.
А за нашим домом, за нашей улицей все время бегал Алошка и прогонял ночь серебряным колокольчиком: динь-динь-динь-динь!
Вышла на улицу моя бабушка.
— Бабушка! — крикнул я. — Иди к нам.
А моя бабушка сказала:
— Вставайте скорее в круг, будем хоровод водить.
Мы взялись за руки. И куклы и солдатики тоже взялись за руки и закружились. А моя бабушка запела:
Хожу я, гуляю
Вокруг хоровода,
Заинька беленький!
Гляжу я, смотрю
По всему народу,
Заинька беленький!
Вдруг открылось окно, и тетя Вера закричала:
— Это какой-сякой заинька спать не дает? Кто это звенит на весь город? — И крикнула на третий этаж Иван Иванычу: — Наведи порядок, Иван Иваныч, найди поскорее того, кто шумит-звонит, спать не дает! — и засмеялась. — Ну, теперь кто-то попадется в лапы к доброму молодцу Иван Иванычу.
Я очутился дома, под кроватью
— Ты как сюда попал? Вылезай! — услышал я мамин голос.
И я увидел моих солдатиков на полу и ножки от кровати. Мама заглядывала под кровать, тянула меня за руку и спрашивала:
— Ты что ж, так здесь и заснул?
Мама раздела меня и уложила в постель.
— Что ж ты там делал, мой маленький? — спросила мама.
Мама всегда думает, будто я маленький. А я большой, это Алошка маленький.
— Почему ты не лег в кровать?
— Не знаю, мама. Просто мы хотели помочь Алошке — я и мои солдатики.
— Кому-кому? — не поняла мама. Она потому не поняла, что ничего не знала про Алошку.
И я рассказал маме про моего дружка, про Алошку, какой он веселый и забавный и как он захотел сделать из ночи день.
— Зачем же день из ночи? — удивилась мама.
— Чтобы из темного леса не пришли волк Левон и медведь Михайло, — сказал я.
— Что за ерунда? Какой еще медведь? — Мама засмеялась и спутала мне все волосы на макушке. А потом укрыла одеялом до самого носа и сказала:
— Спи. Спокойной ночи! Не придут волк Левон и медведь Михайло.
Я их прогоню.
А сама собралась уходить.
— Мамочка, ну посиди со мной, — попросил я. — Ты никогда не сидишь. Посиди, мам!
— Тихо, сынок, а то тетю Веру разбудишь.
— Не хочу тихо, — сказал я. — Тетя Вера мне целый день — все тихо да тихо. Днем играть не разрешает, ночью тоже не разрешает.
— Ночью надо спать, — сказала мама и запела тихонько: — Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…
— Не надо, мама! Эта песенка страшная, ее тетя Вера поет. Ты мне лучше расскажи сказку. Я ни одной твоей сказки не знаю, — только бабушкины. Расскажи, мама, а что было бы, если бы и ночью был день… И никто не ложился спать.
— Что было, то уже было, — сказала мама своим обычным голосом.
Но я понял, я сразу догадался — это началась мамина сказка.
Что было, то уже было,
Чего не было, то еще будет.
В одном далеком городе
Сговорились люди:
Каждый делает,
Что ему нравится.
Кто хочет — на улице кувыркается,
Кто хочет — хохочет,
Кто хочет — топочет.
И многие стали шуметь даже ночью.
А те, которым хотелось спать,
Начали их унимать:
— Тише! Тише! Тише!
Не пой!
Не шуми!
Не играй!
Иначе запрячем в сарай.
В темный сарай с мышами,
Сторожить его будем мы сами!
* * *
И вот уж весь город не спит,
Двигается,
Шумит.
В городе ночи нет,
В городе ночью свет.
Для поддержания тишины
Ходят специальные крикуны:
— Кому перековать звонкий голосок:
На тихий басок?! —
Идут крикуны улицей ночной,
Следят за тишиной:
— Люди, когда вы спите,
Матрацами не скрипите!
Тромбоны и барабаны —
Убрать в чемоданы!
Летучие мыши,
Летайте тише,
Следите за пешими мышами,
Чтоб не шуршали ушами!
Тише! —
Идут крикуны вдоль улиц ночных,
Никому не укрыться от них:
Чуть зазвонит трамвай,
Сразу: — А ну, давай! —
И тащат его в сарай!
А трамвай-то трамваится,
Упирается,
Цепляется за провода:
«Не пойду никуда!»
Лошадь стукнет подковой. —
Готово:
Тащат ее в сарай.
А она с перепугу: «Му-у-у!
Почему-у-у?!»
Ей кричат:
— Ты не думаешь о тишине!
А она им:
«Топнула я во сне,
Как вышло, сама не пойму! —
И опять по ошибке: — Му-у!»
Крикуны с мычащей лошадью
Скрываются где-то за площадью.
Но выходят новые крикуны:
— Люди, смотрите тихие сны!
Мама засмеялась, наклонилась ко мне и поцеловала:
— И ты, сынок, смотри тихие сны…
— А дальше, мамочка, — попросил я.
Но мама приложила палец к губам:
— Тише! Тетю Веру разбудишь, — и на цыпочках вышла из комнаты. И свет погасила.
Я приоткрыл штору. На улице было совсем темно. А откуда-то издалека доносилось: динь-динь-динь!
Это бегал по городу мой Алошка. Он все еще хотел прогнать ночь своим серебряным колокольчиком.
Я спустил ноги с кровати, побыстрее оделся и тихонечко вышел на улицу.
На улице никого не было. Холодный ветер дул на лужи, будто сдувал с них пенку, фонари качались. И желтые круги от фонарей на асфальте тоже качались. И где-то очень далеко звенел звоночек — Алошкин серебряный колокольчик.
«Надо скорее разыскать его и притащить домой!» — подумал я про Алошку. Вдруг мимо меня прошагал в огромных, может быть, даже в семимильных, сапогах добрый молодец Иван Иваныч. Он крутил свои рыжие усы и разбойно пел тети Верину песню:
Тары-бары-бум-бум,
В старых дырах шум, шум.
В старых дырах,
В старых норах
Шум и шорох,
Шум и шорох…
И я сразу понял: он шел выполнять тети Верино задание. Меня он даже не заметил.
Вот прошел Иван Иваныч мимо большого желтого дома с балконами, мимо детского сада, где в окнах флажки и игрушки, мимо деревьев, мимо магазина с синей вывеской… И пропал за углом.
Иван Иваныч смотрел вверх. Он, наверно, думал — это кто-то большой звонит, тете Вере спать не дает.
Он думал, кто-то большой, а это вовсе не большой. И я стал смотреть вниз: я знаю, куда смотреть.
Прошмыгнула кошка по мостовой. Я загляделся на нее, а меня в ногу кто-то — толк-толк.
— Алошка?!
Нет, это толстый голубь. Он просто шел пешком.
— Где ты, Алошка?
Я завернул за угол. Там по тротуару вперед-назад ходил добрый молодец Иван Иваныч в своих семимильных сапогах. И все распевал:
Тары-бары-бум-бум,
В старых дырах шум, шум…
Вдруг рядом ОЧЕНЬ ГРОМКО ЗАЗВОНИЛО. Иван Иваныча не стало слышно.
Прямо навстречу доброму молодцу бежал Алошка.
А на улице — никого. А фонари горят.
Что делать?
Я как подпрыгну! Как побегу!
Как обгоню доброго молодца Иван Иваныча.
И схватил Алошку.
А он из кулака вывертывается. И тут меня нагнал Иван Иваныч.
— Ах ты удалец-сорванец, кого поймал-изловил? — Это Иван Иваныч спрашивает.
— Я птичку изловил, — говорю.
— Почто не щебечет?
— У нее крылышко болит, — говорю.
— Почто не полечишь?
— Я, — говорю, — дома вылечу.
— Ну ладно, — сказал Иван Иваныч. — Передай низкий поклон Вере Акимовне.
— Передам, — сказал я и побежал изо всех сил с Алошкой к нашему дому.
А он притих в кулаке, как воробышек. Разжал я пальцы, поглядел: а он спит. Устал, наверно. Набегался.
— Эй, Алошка!
— Ну что? — И глазки открыл.
— Это ведь тебя Иван Иваныч искал. Знаешь, как я за тебя испугался.
Он сел на моей ладони и колокольчик рядом поставил. Ножки вытянул, ручками за мой большой палец ухватился: ручки холодные.
