Матти отложил трубку, ловко подцепил очередной блин, обмакнул его в сметану и отправил в рот.
— А где сейчас Клиймо? — спросил кум.
— Уехал, говорят, за море…— проглотив еще один блин, ответил Матти.— Так ведь ему бы сейчас уже лет под сто было! А то и боле! Теперь-то таких хитрецов уже нет!
— Сейчас все шиворот-навыворот,— уточнил охотник Нинкой.—Вот у меня есть свояк, он сам себя великим хитрецов называет. Известно, язык без костей. У него в избе шаром покати. Сухаря нет. А он один раз встретил на улице богатого купца, возьми да и скажи ему: «Кум, прошу в гости». Тот. конечно, отказывается — какой интерес в бедную избу идти? А свояк прилип как банный лист: «Поросенок свежий, дичь в печи стоит, бражка есть, а пироги какие… Гости сидят, весело будет. Не обижай меня!» Так уговаривал — согласился купец. «Ладно, говорит, идем. Хоть часок, да посижу у тебя». Приходят во двор — нет никого, все пусто. Купец спрашивает: «А где коня привязывать?» Тут свояк мой сообразил только, что он натворил. Высунул язык и показывает на него пальцем: сюда, мол, привязывай!
— Язык болтуна, известно, дело пустое— мелет и мелет,— сказал кум.— А..у бедняка какое богатство — сон хороший да выдумки!
— А мой отец по-другому говорит,—не утерпел Кумоха.
— Это как же?
— Рассказывал он так… Один смолокур все время жаловался на свою бедность. И язык свой ругал за то, что говоритьне умеет по-ученому, и глаза ругал — мол, не видят того, что нужно, и руки — ремесла, дескать, никакого не знают… И все время повторял: «Ах, если бы были деньги… ах, если бы были деньги…» Один богач услышал его, засмеялся. «У тебя и так, говорит, богатство большое, чего ты жалуешься?» Смолокур только руками развел: «У меня? Богатство? Где?» —«А твои глаза, например? — отвечает богач.— Сколько денег ты хочешь за свои глаза? Я их куплю!» — «Ни за какие деньги!» — закричал смолокур. «Тогда я покупаю твои руки!» — «Ни за что!» — «Язык продай!» — «Никогда!» — «Видишь, какое у тебя богатство? — засмеялся богач.— Ты никаких денег за него не хочешь! Держишь при себе! Здоровье — вот твое богатство, и цены ему нет! И купить его нельзя ни за какое золото!»
— Твой отец мудрый человек…—начал было Матти.
Но кончить фразу ему не удалось: дверь распахнулась, и в облаке холодного вечернего воздуха на пороге возник Юсси. Он таращил на честную компанию свои голубые глазищи, словно отыскивал кого-то.
— A-а, Кумоха! — наконец выговорил Юсси и радостно улыбнулся.— Пойдем, тебя отец с дядей ждут! И овцы…
— Что случилось? — Кумоха встал из-за стола, чуть головой в потолок не уперся.— А-а!..— вспомнил он.— Мы же продали овец твоему дядьке!
— Хе-хе-хе! — сделал вид, что поперхнулся, неудачно затянулся трубкой Нийкой.— Сейчас начнется потеха!
— Овечий хозяин пригнал их к дяде.— Юсси теребил свою бородку и продолжал озираться.—Дядя сказал, что ему не надо этих овец, и приказал вернуть задаток. Тогда овечий хозяин куда-то удрал, овец бросил. Отец сказал: «Кумоха торговался, с Кумохи и задаток получать…» Иди к нам… забирай овечек..
К дому младшего Тайпо двинулись всей гурьбой — впереди Кумоха и Нийкой, на шаг сзади Мокки, Матти и его кум, а уж потом все остальные рыбаки.
Юсси очень радовался, что идет впереди, ведет за собой столько народу. Он даже подпрыгивал на ходу.
Овцы блеяли возле дома купца Тййпо. Их хозяина нигде видно не было — Юсси сказал правду.
— Найдется,— уверенно усмехнулся Кумоха.
В комнаты вошли только Кумоха, Матти и Нийкой. Сняли шапки.
Ярко горели толстые восковые свечи в деревянных чашках-ставешках. Братья Тайпо и кузнец Сняла сидели за столом, курили. Кроме кружек с пивом и блюда с налимьей икрой, на столе ничего не было.
Кумоха поклонился и спросил с порога:
— Разве положено задаток назад требовать, если от покупки отказываешься? Для того задаток в торговле и придуман, чтобы права торговые не страдали.
— Черт с ним, с задатком! — сказал богач Тайпо, и его борода задергалась.— Когда я тебя, Кумоха, вижу, то мне только одного хочется — чтоб ты ушел подальше!
— А брат твой меньшой, хозяин, купец известный,— произнес Нийкой.— Пора бы ему знать, как копейки считаются. «Овца да овца — копейка да две копейки»!—передразнил он.
— Ха-ха-ха! — не удержался Матти и смущенно покрутил головой.— Почем же каждая овца получилась на крут, а?
— Дело известное, на большие тысячи счет тут идет,— уточнил Кумоха.— Отец сказывал: на круг — по полтысячи рублей каждая овца, вот как. А кажется, что тут особого — копейка, да копейка, да еще копейка…
Младший брат Тайпо молча смотрел на пламя оплывающей свечи. Чахлая бородка грустно повисла.
— Обиделся почему-то! — с лукавым удивлением молвил Кумоха.
— Брат выпил лишку, а вы и рады посмеяться над торговым человеком! — зло сказал богач Тайпо.— Опять Юсси напутал: я приказал овечьего торговца найти, чтоб увел отсюда свое стадо… Людей стыдно… А он притащил Кумоху и его братию!
— Рад был повидаться, хозяин!—еще раз степенно поклонился Кумоха.
Уловив усмешку в глазах лесоруба, Тайпо скрипнул зубами:
— Ох, надо было бы проучить тебя, Кумоха! Что-то ты задиристый стал, занозистый… Уважение к хозяевам растерял. Пообтесать бы тебя хорошенько, чтоб век помнил!
— Чего легче, хозяин! — не удержался Кумоха.— Медведя ловили, теперь только черта лесного осталось поймать. Хочешь, сговоримся? Авось черт-лесовик меня-то и обломает, а?
Кузнец Сийла, который все время сыто и равнодушно глядел на непрошеных гостей, вдруг оживился. Отодвинул пиво и с интересом посмотрел на Кумоху.
— Молодого ежа видел, парень? — раздался его сиплый бас.— Он на всех иглы выставляет — силы девать некуда, да и не соображает еще, кто враг, а кто нет. Так и ты—иглы, зря торчком ставишь. Богатый хозяин — твой настоящий друг, а не эта нищета рыбацкая.
Сразу наступила тишина. Даже рыбаки на улице замолчали, словно услышали слова кузнеца.
— Это у тебя, Сийла, тот дружок, у кого ржи мешок,— ответил Кумоха.— А по мне — кто нищ да гол, тот и сокол.
— С голыми руками в ястребиное гнездо лезешь!—стукнул кружкой по столу богач Тайпо.— А у самого молоко на губах не обсохло! Ты и лесоруб-то еще вроде моего Юсси. Только красоваться любишь на людях—вот и все твое нутро.
Кумоха по привычке, как всегда во время волнения, схватился за рукоятку топора, засунутого за пояс.
Тайпо-старший усмехнулся, рыжие глаза-тараканы поползли по лицам мужиков.
— Вот, попроси Сийлу—может, он согласится, поучит тебя завтра в лесу, как деревья валить надо. Поучи, его, Сийла, а?
— Давно я топора не держал в руках.— Сийла оживился, расправил широкие, как печь, плечи.— А что? Верно! Молокоcoca поучить не грех. Чтоб иглы не ставил торчком —и, не спрашивая согласия Кумохи, продолжал: — Завтра сговоримся, где лес валить будем.
— Народ позовем, пусть посмотрит,— весело произнес богач Тайпо.— Будет им потом что порассказать!
— Очевидцы отыщутся везде, было бы что видеть!— засмеялся, заухал Сийла.— Кто баню затопит —тому и париться. Держись, еж!..
Кумоха, Нийкой и Матти вышли на улицу.
Осенний вечерний воздух после теплой избы показался холодным, как северный ветер «моряна».
Откуда-то появился торговец овцами: до него уже долетело известие, что сделка не состоялась и задаток он может оставить себе.
— Тебе бы, парень, купцом быть! — восторженно кричал он, пытаясь ухватить Кумоху за руку.—Спасибо тебе! Умеешь ты торговать-то.
— Купцом быть не велика премудрость,—отмахивался Кумоха,—Торги —дело скучное, обманное. Мне бы завтра Сийла одолеть — вот это дело!
Про то, паи разбиваются горшки
Всегда остается загадкой: откуда берутся слуха? И как они быстро разлетаются по всей земле — просто диву даешься! Сегодня слово было сказано в Пус-погосте, а через день-другой слово это уже в приморском стойбище рыбаков слышится, про него разговор на глухой смоловарке идет, в дальнем оленьем стаде.
Так и со спором Сийлы с Кумохой случилось — откуда любопытные взялись! Делянку, которую под порубку выбрала, со всех сторон окружили зеваки, глазеют, спорят. Лес гудит, как колода пчелиная.
— Откуда он, Кумоха этот?
— Я и отца его знаю, старика Ийвана. Лесоруб он был хоть куда. Мать Кумохи, Ирукка, служанкой была в большом доме, в Шуньге.
— Э-э, никогда она не была служанкой! Она аз семьи смолокуров, отца ее, Кузу, я знал, когда еще мальчонкой был…
— Все равно Сийла его одолеет! Кто не знает кузнеца Сийлу? Одолеет!
— Сийле сколько лет, знаешь? А когда он лесорубом был. ты еще на дудочке свиристел!
Тут же возникали споры — кто держал за Сийлу, кто за Кумоху:
— Если Сийла его победит, то ты мне будешь должен пять белок!
— Но если победит Кумоха, то мне отдашь сорок белок, идет?
— Готовь свой пяток!
— А ты свои сорок!
