Тик: Солнце!
Так: Ну, а я что сказала?
Тик: Ты меня спрашиваешь?
Так: Конечно, тебя, кого же ещё?
Тик: Я не знаю, кого ещё.
Так: Значит, тебя. Так?
Тик (опять подумав): Так.
Так: Так что же я, по-твоему, сказала?
Тик: Послушай, хоть ты и девочка, но ты всё-таки должна что-то соображать. Так?
Так: Так.
Тик: А раз так, то сообрази, откуда же я могу понять, что ты сказала?
Так: Откуда?
Тик (подумав): Ниоткуда.
Так (в растерянности): Так.
Тик (торжествующе): Вот так.
Так: Значит, всё-таки это солнце. Так?
Тик (снова подумав): Нет, не так.
Так: Как, не так?
Тик: А так. Это не «солнце», а «СОООЛНЦЕ»!!! Поняла?
Так: Так.
Тик: Вот то-то и оно.
Так: Кто оно?
Тик: Что «кто оно»?
Так: Кто оно «вот то-то»?
Тик: Извини, я тебя не понимаю.
Так: Чего тут непонятного? Ты просто надо мной смеёшься! Как тебе не стыдно?
Тик: Как?
Так: Что «как»?
Тик: Как мне не стыдно?
Так: Совсем тебе не стыдно!
Тик: Так!
Так: Что?
Тик: Я тебя не звал.
Так: Как не звал?
Тик: Так, не звал. Я просто так сказал «так».
Так: Зачем же ты меня зовёшь просто Так?
Тик: А как же мне тебя сложно звать, Так? Тьфу, совсем запутался! Не звал я тебя!
Так: Ты несносный мальчишка! Ты меня ужасно утомляешь!
Тик: Ты сама несносная!
Вот таким образом они часто спорили и даже ссорились. Но, конечно, всё это было не всерьёз, потому что на самом деле, как я уже говорил, они никогда не расставались и бесконечно любили друг друга.
А приключения их, о которых я хочу рассказать, начались в тот момент, когда Тик и Так вдруг обратили внимание на то, что часов на свете становилось всё меньше и меньше. Кого ни встретишь, все спрашивали, сколько времени. Даже петухов, которые раньше с самого раннего утра радостно оповещали округу, о том, который час, тоже почему-то уже не было слышно.
Тик и Так ужасно удивлялись этому странному явлению. Складывалось такое впечатление, что внезапно все часы словно поисчезали куда-то.
А дело было вот в чём. Впрочем, не будем забегать вперёд. Давайте, всё по порядку. А для этого надо нам перенестись на несколько дней раньше.
Итак, жила на свете ужасная, премерзкая колдунья по имени Сокивкенс. Вы скажете, что это за имя такое нелепое? И будете совершенно правы.
Но дело в том, что это вовсе и не имя, а аббревиатура, иначе говоря, сокращение. А расшифровывалась эта аббревиатура так:
Самая Отвратительная Колдунья Из Всех, Какие Есть На Свете.
Теперь поняли, откуда взялось «Сокивкенс»?
У колдуньи, между прочим, даже песенка была на эту тему:
Я —
Са-ма-я
От-вра-ти-тель-на-я
Кол-ду-нья
Из Всех, Какие Есть На Свете.
Бойтесь меня!
Бойтесь, как огня!
Бойтесь меня
И взрослые, и дети!
На кого не погляжу!
Ох, ох, ох! Уф!
Никого не пощажу!
Хо, хо, хо!
Щу-щу-щу! Щу-щу-щу!
Всех в букашек превращу.
И в котёл свой опущу!
Лишь скажу: «Бре-ке-ке-кенс!»
Почему?
А потому,
Что кончается на «у»,
Потому что я —
Сокивкенс!
Са-ма-я
От-вра-ти-тель-на-я
Кол-ду-нья
Из Всех, Какие Есть На Свете
Бой-тесь меня,
Бой-тесь, как огня!
Бой-тесь меня
И взрослые, и дети!
Так вот гадко пела колдунья, сидя в своём жутком мрачном жилище. И надо заметить, что в тот день, когда началась наша история, песенка её звучала совсем невесело. Стара стала Сокивкенс. Очень стара. А старость, как известно, не радость.
Если быть точным, то колдунье в этот день исполнилось сто девяносто девять лет триста шестьдесят четыре дня, такой возраст написать-то и то долго. Чтобы вам ясней было, я даже цифрой обозначу – 199 лет, 364 дня. Ничего себе возраст, да?
Впрочем, это только нам с вами кажется, будто сто девяносто девять лет – это очень много. Сокивкенс вовсе так не считала. Наоборот, полагала себя ещё вполне молодой, и в тот момент, о котором я вам рассказываю, сидела перед горящим камином, несмотря на жаркий летний день, и, всхлипывая, пошмыгивала своим длиннющим крючковатым носом.
А дело было в том, что оставалось колдунье жить всего-навсего один день. Потому что такая уж печальная судьба у колдуний – живут они ровно двести лет, а по истечении срока превращаются, в кого бы вы думали? Ни за что не отгадаете! В комара, вот!
Потому-то Сокивкенс и сидела, пригорюнившись. Уныло размышляла о том, сколько бы ещё потрясающих гадостей она могла бы совершить!
Вспоминала всякие поговорки, типа «Самое дорогое у колдуньи – это жизнь!», «Колдунье жизнь прожить – это не поле перейти!», «Жизнь – копейка, судьба – индейка!». Ну, и так далее.
Впрочем, вдруг Сокивкенс перестала всхлипывать, и хитрые глазки её загорелись!
– Ещё не вечер! – зловеще пробормотала она.
А придумала мерзкая колдунья следующее. Решила она время остановить. Ведь в этом случае завтра последний день её отвратительной жизни так никогда и не наступит!
И вот стала она внимательно наблюдать. Как видит, что кто-то зазевался, про время забыл, прогулял, проболтал, она тут же подкрадывается незаметно, часики у него – раз! – и себе в карман. А зачем такому человеку часики, рассуждала колдунья, он же всё равно на время не смотрит.
Таким образом и начали пропадать повсюду часы – наручные и настенные, хронометры и будильники. Всё тащила в своё жилище коварная Сокивкенс, с тем, чтобы там развинтить, растащить их на мелкие части, насыпать в их замечательные механизмы толчёного кирпича, чтобы они остановились навсегда.
Задумала она вообще все часы на свете уничтожить! Ведь, если никаких часов нигде не будет, то и время остановится!
И, наверное, колдунья свой ужасный план в конце концов осуществила бы, если б не Тик и Так, брат с сестрой, наши часы-путешественники. Они же, как я вам уже говорил, никогда не расставались, поэтому как Сокивкенс ни ломала голову, ничего придумать не могла. Не справиться ей было в одиночку с неразлучной парой Тик-Так.
И тогда вот что она замыслила. Впрочем, опять же давайте не будем опережать события.
Сидел на лавочке в скверике третьеклассник Кирилл. Сидел он, насупившись, потому что получил очередную двойку и домой идти совсем не хотел. Предвкушал, что дома получит от деда серьёзный нагоняй. Потому Кирилл и тянул время, надеясь, что вдруг его осенит, и он что-нибудь придумает в своё оправдание. Но, как назло, ничего в голову не приходило.
И вдруг рядом с ним на скамейке, откуда ни возьмись, появилась какая-то противная старушонка с крючковатым носом. В сухонькой ручке она сжимала кривую сучковатую палку.
Вы уже поняли, конечно, что это была хитрющая Сокивкенс. И состоялся между нею и Кириллом вот такой разговор.
Сокивкенс: Ты что такой грустный, мальчик?
Кирилл: Ничего.
Сокивкенс: А ты расскажи мне, вдруг чем помогу.
Кирилл: Влетит!
Сокивкенс: Кто влетит?
Кирилл: Мне влетит!
Сокивкенс: От кого?
Кирилл: От деда!
Сокивкенс: За что?
Кирилл: За двойку!
Сокивкенс: Так ещё же не влетело!
Кирилл: Ну и что!
Сокивкенс: Так чего ж ты сейчас хнычешь?
Кирилл: Больно будет!
И Кирилл, вытянув нижнюю губу, громко зарыдал. А Сокивкенс довольно хмыкнула, потом состроила сочувственную гримасу и продолжила:
– Бедный, бедный мальчик! Хочешь, я тебе помогу?
Кирилл тут же перестал рыдать и заинтересованно произнёс:
– Угу!
И дальше произошла у них следующая интересная беседа.
Сокивкенс: Ты, я вижу, мальчик с большой фантазией.
Кирилл: Ага!
Сокивкенс: Ну-ка, пофантазируй, что, если тебе не надо будет никогда ходить в школу? А?
Кирилл (с восторгом): Ага!
Сокивкенс: Не надо будет никогда учить уроки!
Кирилл: Ага!
Сокивкенс: Получать двойки и замечания!
Кирилл: Угу!
Сокивкенс: Только гуляй и веселись!
Кирилл: Здорово!
Сокивкенс: Хочешь?