На тридцатый день к ней явился колдун с последней ягодой морошки и последней каплей росы, завёрнутыми в листочек лапландской карликовой берёзки, и спросил:
– Ну ты надумала?
Линдагуль снова прикрыла лицо, но не ответила ни слова.
– Даю тебе ещё один день сроку на раздумье, – сказал колдун, – а сейчас у тебя появится многочисленное общество.
С этими словами он отворил пещеру, и словно живое облако ринулось в дверь. То была целая туча голодных лапландских комаров, тысячи тысяч комаров. Они летели до тех пор, пока не заполнили всю пещеру.
– Желаю тебе много радости с твоими новыми знакомыми! – пожелал ей злой колдун и запер дверь.
Линдагуль не поняла, что он имеет в виду. Она не знала ни лапландских комаров, ни персидских тропических жуков. В прежние времена служанка целый день стояла рядом с ней, отгоняя воздушных чудовищ. И сны пощадили её, так и не дав понять, что такое человеческая злоба. Они тотчас окутали её плотной пеленой тончайшего тканья, сквозь которую не могли проникнуть комары. Изо всех сил кусали они твёрдый гранит скалы, но сочли его слишком скудным и, подобные серой паутине, расположились наконец лагерем на стенах пещеры.
В полдень тихонько отворилась дверь, и в пещеру вошла старая лапландка Пимпедора с кувшином в руке, а следом за ней Пимпепантури.
– Бедное дитя, – сказала кроткая старушка, – мне жалко тебя, но я не смею выпустить тебя отсюда, потому что мой старик превратит меня тогда в пеструшку. Вот тебе кувшин со смоляным маслом. Смажь своё тело – это лучшее средство от комаров. Тогда они тебя не съедят.
– А это тебе копчёный олений окорок, чтобы ты не умерла с голоду, – добавил Пимпепантури. – Я отгрыз от него кусочек, уж очень проголодался по дороге, но на кости есть ещё мясо. Я украл ключ от пещеры, пока отец спал, но я не смею выпустить тебя, потому что он превратит меня тогда в миску с простоквашей. И тебе вовсе не надо брать меня в мужья. Бьюсь об заклад, что ты и настоящего пальто состряпать не сумеешь.
– Нет, этого я, конечно, не сумею, – ответила принцесса Линдагуль и поблагодарила мать и сына за их доброту. Но тут же растолковала им, что не хочет есть и что комары её не кусают.
– Ну возьми всё же смоляное масло, на всякий случай, – сказала старая лапландка.
– Да возьми всё же и олений окорок, – попросил Пимпепантури.
– Большое спасибо, – поблагодарила Линдагуль.
И тут дверь за ними закрылась. Ночь миновала, а утром пришёл колдун, ожидавший найти свою пленницу такой покорной, какой только становятся, когда тебя до полусмерти заедают комары. Но, когда он увидел, что Линдагуль так же цветёт, как и прежде, и что она снова прикрывает своё лицо, он страшно разгневался.
– Выходи! – приказал он.
Линдагуль вышла на свет ясного дня, нежная и лёгкая, как эльфа.
– Теперь слушай, что я надумал, – продолжал колдун. – Ты станешь цветком вереска на лапландской вересковой пустоши и проживёшь столько, сколько живёт вереск. Погляди на солнце, оно стоит низко над окоёмом. Через две недели и один день наступят первые полярные холода, когда все цветы вереска умирают! И накануне этого дня я в последний раз спрошу, что ты надумала.
Тут он замолчал, словно уже ждал желанного ответа. Но, когда Линдагуль снова молча прикрыла своё лицо, он голосом, дрожащим от гнева, воскликнул:
– Adama donai marrabataёsan!
На языке природы это означает: «Человеческая жизнь, прими обличье цветка вереска!»
Колдун научился этому заклинанию однажды осенним вечером, когда южный ветер из африканских пустынь улёгся на отдых в горах Лапландии. Ветер знает все слова, поскольку все слова бросают на ветер.
Только колдун вымолвил эти ужасные слова, как Линдагуль показалось, будто все цветы на пустоши выросли, превратились в деревья и прикрыли её своей тенью. На самом же деле это она опустилась в землю. Миг – и вот уже никто не мог бы узнать её среди тысячи тысяч цветов вереска, которые жили и умирали на вересковой пустоши Лапландии.
– Через две недели, в этот самый день! – пробормотал колдун.
Меж тем как всё это происходило на севере, принц Абдерраман блуждал по свету. Не было такой горы в Азии, такой пустыни в Африке, селения или города в Южной и Средней Европе, которые бы он ни обыскал, – но всё напрасно. Глубоко скорбя, возвращался принц обратно в Персию, а его верный пёс Валледивау бежал за ним следом. И вот однажды случилось так, что пёс загнал в камыши утку-крякву, поймал её и принёс живой своему господину. Принц хотел убить утку, но она закрякала:
– Подари мне жизнь, а я что-то скажу тебе взамен.
– Я дарю тебе жизнь, диковинная ты птица, – согласился удивлённый принц. – Но что ты можешь мне сказать?
– Скачи в Лапландию! – прокрякала утка и тут же исчезла в камышах.
Лапландия? Никогда принцу не доводилось слышать о стране с таким названием. Когда же он спросил, где находится Лапландия, то услыхал в ответ:
– Скачи на север, только на север, и не останавливайся до тех пор, пока не кончится дорога, не кончится лес и тебе не найти будет человеческого жилища с очагом, выложенным из камня.
«Удивительно», – подумал принц, но последовал совету и поехал на север, только на север, и не останавливался, пока не кончилась дорога, не кончился лес и уже не видно было никакого другого человеческого жилья, кроме чумов кочевников. Стоял последний день августа. Ещё светило солнце, но небо переливалось всеми цветами радуги, дул прохладный северный ветер, а как только он уляжется, ударит мороз.
Принц скакал уже много дней, не видя и следов человека, когда вдруг у подножия высокой горы заметил чум из звериных шкур. Он подъехал ближе, чтобы ещё раз задать свои бесполезные вопросы. И вдруг, к неописуемому своему изумлению, обнаружил надпись на склоне горы и прочитал имя «Линдагуль». Колдун высек это имя над дверью горной пещеры, где была заточена Линдагуль, чтобы найти это место, когда он передвинет свой чум.
Принц вытащил левой рукой саблю и хотел ринуться в чум, но в этот миг по дороге, ведущей к вересковой пустоши, предстал колдун.
– Верни мне принцессу Линдагуль! – воскликнул принц. – А не то я отправлю тебя в царство Аримана.
Колдун был хитёр, и лукавство не раз спасало ему жизнь, но после столь неожиданной встречи он растерял всю свою находчивость. И ничего лучше не мог придумать, как превратиться в песца, который быстрыми прыжками кинулся в горы. Тем самым он надеялся спастись от сабли принца, но он забыл про пса, следовавшего по пятам за своим господином. Лишь только Валледивау увидел, что песец удирает, он стал охотиться за ним. Песец проскальзывал сквозь все расселины и перепрыгивал через все горные пропасти, но Валледивау оказался ещё проворней и настиг песца на самой высокой горной вершине, разорвал на куски и съел его сердце. А как только сердце было съедено, колдуну настал конец. Когда пёс вернулся с окровавленной мордой, принц понял, что произошло. Но где же Линдагуль?
Он вошёл в чум.
Пимпедора варила оленье мясо, а Пимпепантури спал на мягкой мшистой подстилке, чтобы принести хоть какую-нибудь пользу в ожидании обеда.
– Женщина, – сказал принц, – ваш муж мёртв. Отдайте мне Линдагуль, и с вами не случится ничего дурного.
– Вот беда, он мёртв, – сказала старуха, как видно, не очень-то опечалившись. – Да настал конец его злобным проделкам. А Линдагуль ищите среди вереска на пустоши. Мой старик превратил её в цветок вереска, а ночью ударит мороз. И тогда принцессе конец.
– О любимая моя, малютка Линдагуль, неужто ты умрёшь нынче ночью?! – воскликнул принц и кинулся в отчаянии прямо на поросшую вереском землю необозримой пустоши.
Тысяча тысяч бледно-розовых цветов, как две капли воды похожих друг на друга, ожидали там смерти.
– Подожди, – сказала старая лапландка, – я припоминаю слова, которые превратили Линдагуль в цветок вереска. Мне было жаль это дитя, и я спряталась за камень, поглядеть, что сделает мой старик. И я услыхала, как он говорит:
– Adama donai marrabataёsan!..
– Ах, – вздохнул принц, – что пользы от этих слов, если мы не знаем тех, которые снимают заклятие.
Пимпепантури, решив, что долго нет обеда, вышел из чума. Когда же он услыхал сетования принца, он задумчиво дёрнул себя за чёлку и сказал:
– Когда батюшка хотел снять заклятие, он имел обыкновение переставлять слова.
– Да, правда твоя, – подтвердила старая лапландка.
Взобравшись на скалу, принц Абдерраман закричал что есть сил над всей бескрайней вересковой пустошью:
– Marrabataёsan donai Adama!..
Но слова эти прозвучали впустую, ни один цветок на пустоши не шелохнулся, солнце быстро склонялось к окоёму, а ветер улёгся.
Принц боялся, что не сможет правильно выговорить слова на незнакомом ему языке, и всё повторял и повторял заклинание, переставляя слова и меняя их окончания. Но всё напрасно. Только один раз ему показалось, будто вереск на отдалённом бугорке чуть приподнялся, вслушиваясь в его слова. Но тут же опустился вновь на бескрайнюю, однообразную, безутешную пустошь.
