Аленушка кивает головой, согласна, мол, чего уж тут. Присели за стол напротив друг дружки.
– Я, – говорит парень, – пришел потому, что более не в состоянии переносить любовь к вам и тоску сердца.
И стал он в любезностях рассыпаться. Куда там! Таких речей Аленушка сроду не слыхивала. За разговором ноченька пролетела. На рассвете кочеты прокричали; исчез парень, только его и видели. А девица осчастливленная спать отправилась.
Следующей ночью опять парень объявился. И следующей тож… «Видать, по нраву я ему пришлась, – думает Аленушка, – если так ему повадно стало ко мне в гости ходить».
Проснулся как-то Иванушка ночью. Понять ничего не может. Сидит его сестрица за столом с каким-то парнем, разговоры ведет. А парень-то, видать, не тутошний, незнакомый. Пригляделся Иванушка: так это ж черт! Самый, что ни на есть. И с рогами, и с хвостом, и с копытами. Страх Иванушке кожу ободрал. До того жутко! Прижался он к холодной стенке и проплакал всю ночь.
Кочеты пропели. Исчез парень. Сестрица к постели направилась. Кинулся к ней Иванушка, кого ты, мол, привечаешь, самого черта.
– Помнилось тебе, братец, – говорит Аленушка. – Это нареченный мой. Он мне из колечка вышел.
Стоит на своем Иванушка. Только не слушает его Аленушка, глаза у нее слипаются, спать хочет.
– Уедем, – говорит, – скоро отсюдова. В дальние края. В хорошем доме жить будем.
Легла в постель и уснула. Что тут поделаешь?
А на ночь глядя погода разыгралась. Дождь с градом посыпал. Ветер страшенный, вот-вот крышу снесет. Вдруг постучал кто-то в ставни.
Да так громко. Испугался Иванушка, но дверь открыл. Входит барин. Убратый по-богатому. Весь мокрющий, сухой нитки на нем нет. Перебиться просится, непогодь переждать.
– Лезьте на печь, – говорит Иванушка, – она еще теплая.
Залез барин на печь, хоть не барское это ложе. Пригрелся. И задремал. В полночь слышит разговор. Глаза открыл. А это девица с чертом беседу ведут, милуются да танцы танцуют. Продрало барина от страха, волосы дыбом встали. На рассвете улетел черт, а девица спать пошла.
Свалился барин с печи мешком, ноженьки телеса его не несут. На рачках из избы подался. Боком-боком на крыльцо пробрался, да на колясочку свою залез.
Выбежал Иванушка на крыльцо, просит барина сестренку от напасти спасти. Да где там! У барина без вина голова ширится и кругом идет. Для него Иванушкины слова, что пустой звук. Стеганул он коня. И задал ходу, только его и видели.
Через какое-то время опять на дворе непогодить начало. Ветер завыл, молния засверкала, гром загрохотал. Страшно, аж кожу продирает. Постучали в ставни. В дверях купчина объявился. Тушистый такой. Переночевать просится. Говорит Иванушка:
– В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит. Располагайтесь.
И на печку купчину спровадил. А сам думает: «Може этот черта не сдрейфит, сестрице поможет, вон он какой дебелый».
Вот уж полночь скоро. Аленушка с постели встала. Прихорошилась. У стола присела. И черт не заставил себя ждать: тут же объявился.
Увидел купчина такие дела, от страха зашелся. А как на дворе развиднеться начало, кочеты запели, черт исчез, девица к постели направилась, слез купчина с печи, нога об ногу запинается. Еле-еле до тарантаса добрался. Вышел Иванушка на крыльцо, просит купчину сестрицу из беды выручить. А купчину от страха заколодило, язык в пятки ушел. Погрозил Иванушке кулачищем, лошадей стеганул кнутом, и след его простыл.
Много ли, мало ли времени прошло, к вечеру небо затучилось, занепогодило. Дождь как из ведра полил. А Иванушка уже надеждой томится, что-то должно произойти. Заслышал шаги на крыльце и побежал открывать. Входит в избу казак, с виду небольшой, но, видать, силен, потому как в кости широк.
– Пустите, – говорит, – переночевать, а то весь перемок.
Молчит Иванушка, подрастерялся, купчина эка какой был, и тот труса отпраздновал, а этому навряд ли с чертом совладать. Говорит казак с недовольством:
– Если желаешь – меня уважь, а не желаешь – я и так уйду.
– Отчего ж, места в избе довольно, – отвечает Иванушка и направил казака на печку.
Согрелся казак на печи и заснул скоро. Среди ночи слышит, гутарит кто-то. Никак гости еще пожаловали? Веки разлепил. Мать честная! Черт с девицей любезничает, танцует, всяко выфигуривает. Фу ты, нечистый дух! Смотрит казак, как черт крещеную душу путает, и горесть его забирает. Совсем лукавый замрачил девицу. Спрашивает она черта:
– Когда вы нас с Иванушкой отсель заберете?
Черт напыжился, затопорщился. Степенство на себя напустил. Даже руки за спину заложил. Кобызистый такой весь, задавалистый.
– Позвольте мне сообразиться и завтра я буду с решительным ответом.
«Ну, уж нет, – думает казак, – этому быть не можно».
И скашлял.
Испугалась Аленушка, к черту припала.
Спрыгнул казак с печи.
Черт говорит:
– Разрешеньице надо спрашивать.
– А я уж разрешился – спросил.
– Ты кто такой?
– Вот я тебе покажу, кто я такой, – отвечает казак, – зараз ты у меня упрыгаешься.
Боязно казаку и весело, потому что за христианскую душу стоит.
– Ну-ка, выметайся отседа, – говорит, – а то я тебе рога враз пообломаю.
И двинулся на черта…
Вдруг Аленушка на казака как кинется, руками замахала.
– Это ты, – кричит, – уходи отседа!
Отступился казак, руки девицы ухватил, подрастерялся малешенько. Не ожидал такого обороту.
– Креста на тебе нет, – кричит. Схватилась Аленушка за грудь. Лап-лап. Расстроилась.
– Нету креста, – говорит. – Вот туточки всегда был и – нету.
И сникла, отошла в сторону в чувствах.
Захохотал черт нечеловеческим хохотом. На казака как дыхнет. Опалил жаром с ног до головы. Не поддался казак. Парень-то он был не промах. Пошел на черта врукопашную. Ну, женишок занюханный, держись! Звизнул черта кулаком по сапатке, руку так и отсушил.
А тот стоит, хохочет. Что ему сделается, лукавому-то?
– Ты что в купырь лезешь?
И как дыхнет на казака, так что тот зачерепнел весь, как черепок. Вот-вот грохнется об пол. Изловчился, однако, казак из последних сил, ухватил черта за карман пинжака да как рванет на себя: и нету кармана, оторвал.
Завизжал черт, как боров недорезанный, за бок ухватился. Разозлился, спасу нет.
Чувствует казак, пол из-под ног у него уходит, стены сдвигаются, не устоять ему против черта. Мозги на лоб лезут, и глаза совсем выворачивает. Понял казак: такой случай вышел, что не спасешься.
Видит Иванушка: решит черт казака, не растерялся, закричал кочетом. Исчез черт, будто его и не было. Забормотала что-то про себя Аленушка и спать направилась.
Слез Иванушка с полатей, начал казака отхаживать. А тот лежит, с умом-разумом не соберется, едва дух переводит, слова вымолвить не может. Насилу пришел в себя казак, когда уж солнышко взошло.
– Спасибо, – говорит, – браток, без тебя пропадай моя головушка.
– Это тебе спасибо, – говорит Иванушка, – что на беду такую из-за нас пошел.
– А сестрица твоя где?
– Да вона спит, что с ней сделается.
– Не говори так, нехорошо это.
Встал казак с пола, видит, спит Аленушка глубоким сном.
Хотел перекреститься на образа, а иконы ликом к стене перевернуты.
– Не порядок это, – говорит казак. Взял иконы, поставил их как положено.
– Теперича надо крест нательный Аленушкин найти.
Искали крест, обыскалися. Все углы обшарили, в каждую щелочку заглянули. Что за пропасть! Углядел Иванушка, что гайтан от креста из носка Аленушки торчит. Сняли носок, а крест у нее под пяткой лежит. Прочитал казак молитву и надел крест на Аленушку. Вздохнула та вроде как облегченно. Румянец на щеках заиграл. И то, слава Богу!
Будят Аленушку, зовут, тормошат. Ни в какую! Спит она глубоким сном.
– Погодь, – говорит казак, – тута надо воды непитой.
Сходили они за водой в колодец. Побрызгали на Аленушку. Очнулась она, на кровать присела. Посмотрела на казака с удивлением. А как схватится за грудь: на месте крест. Затрюмилась, закричала навзрыд:
– Прогневался на меня Бог, затмил мне глаза дьявол. Бедоноша я разнесчастная…
Кинулся Иванушка ее успокаивать, да казак его остановил: пусть, мол, потужит.
Вышли они из избы, присели на крылечке. Молчат, что говорить, когда переживанья столько. Через сколько времени затихли плач да гореванья. Как бы худого чего не вышло. Забежали казак с Иванушкой в горницу. Стоит Аленушка перед ними, как свеча, тихая да светлая. Поклонилась она каждому в ноги, прощения попросила. Потом спрашивает казака:
– Как тебя звать-величать? За кого мне Богу молиться?
– Завьялом, – отвечает тот.
И смутился казак, на девицу от чего-то взглянуть не может, засобирался в дорогу. Путь-то не близкий ему надо сделать.
Попрощался Завьял. На коня вскочил. Только с неохотой конь пошагивает. Будто не хочет от этого дома уходить. Обернулся казак. Аленушка у двора стоит, рукой ему вслед машет, а Иванушка присел около нее, скорнувшись, слезы по лицу в три ручья текут. Тронулся казак сердцем. Повернул коня обратно.
