Конь взвился на дыбы и бросился вперёд. Скок! – и Карачарово осталось позади, а под ноги скакуна легла степь широкая. Почуяв простор, Бурушка рванул во весь опор. Зашумела ковыль-трава, засвистел-загудел ветер, заметались птицы в вышине, пытаясь догнать чудо-коня.
Да только куда им, если даже жёлтое солнечное колесо покатилось вспять по небосклону…
* * *
Вдоволь наскакавшись, Бурушка перешёл на рысь. Илья легко управлял поводьями, посылая коня то влево, то вправо, то заставляя сдавать назад. Он уже не удивлялся, что всё у него получается, будто не на печи сидел почти всю жизнь, а гарцевал в боевом седле. Честно сказать, сидеть на подушках было мягче, но Илья не огорчился. «Ничего, – подумал он, – притрёмся»…
Неожиданно впереди в высокой траве мелькнуло рыжее пятно. Это был крупный лисовин, промышлявший куропатку.
Лисиц в Карачарово не любили. Эти хитрые на выдумку создания таскали кур и гусей чуть ли не из-под носа зазевавшихся хозяев. Поэтому Илья частенько видел в окне, как растрёпанная баба или полуодетый мужик бегут со скалкой или оглоблей за рыжей бестией, а та спокойно улепётывает, не выпуская из пасти жирного кочета.
Наверное, Бурушка тоже недолюбливал лис: едва дождавшись команды, он бросился в погоню. Скок! – и они поравнялись с лисовином. Тот попытался отпрыгнуть в сторону, но Илья, свесившись с седла уцепил его за рыжий хвост. Лисовин смешно задрыгал в воздухе ногами, а потом жалобно тявкнул и испустил дух, наверное, со страху. Теперь он висел вниз головой, вытянув лапы, и кроме жалости никаких чувств не вызывал. Илья расстроился. Живность он любил и никогда не обижал без надобности даже мелких гадов, вроде мух и комаров. Ведь что ни говори, а они тоже Божьи твари и тоже жить хотят…
Чоботок спешился и аккуратно положил зверя на траву. Потом достал меч, чтобы вырыть могилку. Но не успел он воткнуть клинок в землю, как лисовин ожил и бросился наутёк. Илья облегчённо улыбнулся, а Бурушка зашёлся весёлым ржанием. Плутоват оказался старый лис, обвёл добра молодца вокруг пальца.
«Хорошо, что это не басурман был, – мысленно успокоил себя Илья. – Но впредь надо ухо востро держать, чтобы ворожей хитростью не быть обманутым».
* * *
– Теперь знаем, что ты не токмо ратник умелый, но и конник справный, – сказал Илье высокий старик, когда они вернулись. – Куда своё умение направить, сам поймёшь. А ежели не поймёшь, тогда – беда, потому как враз силу потеряешь… Снимай крест!
– Не сниму! – не раздумывая воскликнул Илья, одной рукой прикрывая грудь, а другой с лязгом выхватывая меч из ножен.
Свой нательный крестик он не снимал, даже когда батя парил его в бане. А уж, чтоб по чужому приказу с крестом расстаться, об том и речи не могло быть!
– Э-э-э… Да ты, видать, забыл, что сначала думать надо, а потом делать, – протянул высокий. – Чуть не порубил меня зазря. Вот ежели б тебе такое ворог сказал, тогда б и за меч стоило хвататься. А я кто? Я калика перехожий. Кваску попил и отблагодарить тебя возжелал. Вот, держи…
С этими словами старик расстегнул ворот и снял с себя внушительный медный крест, весом никак не меньше двух гривен, или почти килограмм по-нашему. Когда Илья понял, в чём суть, то зело покраснел за свою несдержанность. Чтобы замять неловкость, он быстро сдёрнул с шеи лёгкий деревянный крестик и протянул старцу.
– Вот и добре. А то сразу в кулаки… Крест любой хорош, что золотой, что оловянный, ежели его с верой носишь. Одначе мой для буйной рати лучше подходит, чем для тихих странствий, да и тяжеловат он для моих-то годков… Ну, пошли, братья, с Богом.
– Погодите, – крикнул Илья и, сбегав в избу, вынес щепоть соли в тряпочке, три больших ломтя серого хлеба и крынку молока с лягушкой для холоду.
Странники отказываться не стали. Спрятав гостинцы в заплечные мешки и взяв в руки дорожные палки с кислым названием «клюка», они вышли за ворота и отправились навстречу своим нескончаемым странствиям.
* * *
Илья провожал калик взглядом, пока кто-то не тронул его за плечо. Он обернулся и увидел морду Бурушки. Морда была печальной. Илья сразу понял, что конь хочет есть. Ещё бы, после такой скачки любой проголодается. Пришлось опять сбегать домой и скормить Бурушке большую житную краюху, присыпанную солью. В мгновение ока богатырский конь проглотил угощение и стал ещё печальнее.
– На тебя не напасёшься, – пробурчал Илья но, вспомнив, что кони умеют пастись самостоятельно, примирительно сказал. – Ладно, поедем на луг родительский: там мурава такая сладкая, что у нашей Пеструхи пузо по земле волочится.
– О-го-го! – заржал конь, и его печаль моментально испарилась.
РОДИТЕЛЬСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ
Заперев ворота, Илья вскочил в седло, но тут же слез обратно. Конечно, Бурушка был хорош, но собственные ноги были лучше. И о них надо было позаботиться. Во-первых, обуть, во-вторых, дать вволю нагуляться. Илья привязал коня к забору и побежал к Улыбе, который тачал кожаные чоботки для всего села.
Взрослых дома не было, поэтому его встретил восьмилетний Метелица – рассудительный малый, помогавший папане сбывать готовый товар. Сегодня он был за старшо́го и, пользуясь случаем, щедро раздавал младшим братьям и сёстрам звонкие подзатыльники.
– Хорош баловать, а то отцу скажу. Он шутить не любит: выдерет, как сидорову козу, – одёрнул рьяного воспитателя Илья.
– Ой, дядя Илья! Сами пришли… ногами… – не поверил глазам Метелица.
– … и притом не какими попадя, а своими собственными. И теперь ноги сапог просят: не век же им босиком жить!
– Если папаше не расскажете, как я этих лупил, – кивая на мелюзгу, повёл торг Метелица, – вмиг чоботки притарабаню!
– На первый случай не скажу, но коли ещё увижу, что малых сих обижаешь, саморучно накормлю берёзовой кашей! Ну, давай, кажи товар лицом!
Метелица бросил намётанный взгляд на босые ступни покупателя и вынес из повети – сарая у ворот – три самых больших пары, которые, если честно, из-за неходовых размеров изрядно залежались, покрывшись ржой и пылью. Но на удивление они тоже оказались тесны. Незадачливый торговец почесал затылок и сказал:
– Эка беда! У вас, дядя Илья, не ноги, а подпоры каменные. Приходите завтра, может, батяня чего удумает. А хотите я носок обрежу: пальцы, вестимо, слегонца выпрутся, зато нигде давить не будет…
– А это что? – перебил Илья бойкого отрока, указывая на высокую жердину у забора, на верхушке которой болталась пара таких казистых сапог, что дух захватывало.
– Это мы для выставки повесили, чтоб проезжий народ издалече товар видел. Для того у них размер такой длинный. Батяня месяц тачал! А я жиром умащивал!
– Сапоги?
– Да нет, жердину.
– Зачем?
– Чтоб обувку ненароком не упёрли. Оно ж по скользкому залазить несподручно…
Не дослушав, Илья выхватил меч из ножен, высоко подпрыгнул (видать, ногам сапоги тоже приглянулись) и обрубил верёвку, державшую выставочный товар. Чоботки Чоботку пришлись в лад, будто Улыба приходил снимать с него мерку, а может, когда тачал, про Илью думал. А чему тут дивиться: как-никак Улыба ему друг лепший, а не птица залётная…
* * *
В мягкой обувке ноги не шли, а пели! Поэтому отвязав Бурушку, Илья показал пальцем на видневшийся вдалеке пригорок, за которым начиналась их делянка, и сказал:
– Скачи околицей, а я напрямки пёхом пойду: ноги размять. Возле того обрыва встретимся. Только там не балуй, а то одна коняга меня оттуда уже скинула…
Бурушка кивнул головой и послушно побрёл объездной дорогой. Торопиться он не стал, чтобы опосля не дожидаться. Большого ума конь Илье достался!
Проводив его счастливым взглядом, Илья сбежал к Оке по извивистой тропке, которую он долгие годы наблюдал в оконце. Он специально держался ближе к краю, чтобы, как и его закадычные друзья, чуток прибить траву-мураву. Из-за этого тропка сразу стала на шаг шире, а если точнее, на аршин. Потом Илья забрёл в Оку испить водицы. Вода оказалась вкусной, но сапоги её в себя всё же не пустили!
– Э-ге-ге! – закричал Илья от распирающей его радости и силы.
– О-го-го! – отголоском донеслось с зелёных холмов.
Хотя, может быть, это было не эхо, а Бурушка, которого распирали те же чувства…
* * *
У самой межи делянки их встретил верный Загрызай. Учуяв Бурушку, он вздыбил шерсть и грозно зарычал. От этого рыка все карачаровские тяжеловозы бросались врассыпную, потому что Загрызай отличался от волка только тем, что был раза в полтора крупнее. Но Бурушка убегать не стал. Он опустил голову и ударил в землю копытом. Удар был такой силы, что из земли забил родник. Загрызай всё понял и, перестав рычать, завилял хвостом. Правда, он сделал вид, что виляет своему молодому хозяину, но всё равно мир был восстановлен. И в этом мире Илья был первым, Бурушка – вторым, а грозный волкодав согласился на третье место, что, тоже, в общем, почётно.
