Никакой разбойник на свете не любит, когда над ним так весело смеются.
– Ну погодите, – сказал он, – я придумал, что с вами сделать. Мы запрём вас на тёмном чердаке и потребуем выкуп у волшебного художника. Он будет рисовать. Он обязательно станет рисовать! Добренький-предобренький, глупый-преглупый мазилка…
Глава двадцать шестая,
которая даёт разбойникам то, что они заслуживают
Разбойники постучали в старинную дверь подземелья.
– Эй, Карандаш! – позвал Пулька в замочную скважину. – Мы заперли всех твоих учеников в тёмном чердаке. Они сидят голодненькие, холодненькие. Плачут горькими слезами. Никто-никто не рисует им кофе-какаву, пирожные, куриные котлетки…
– Пустите меня к ним! – закричал художник. – Пустите скорей!
– Ха-ха-ха! – чуть не упали от смеха оба разбойника. – Ай, какой шутник! Ха-ха-ха! Вот насмешил! Мы тебя выпустим, а ты овчарку! Ой, не могу!
И, наверное, долго потешались бы они так над своим пленником, если бы вдруг из леса не выбежал Самоделкин.
– Где малыши? – говорил Самоделкин. – Где Карандаш? Я никого не встретил.
– Самоделкин, берегись! Это разбойники!
Железный человечек вздрогнул. Он поглядел в ту сторону, откуда раздался крик, и увидел печальные мордашки своих ребят за маленьким окном на чердаке школы. Разбойники бросились на Самоделкина.
– Ах так! – зазвенел Самоделкин. Не подпрыгнул и стукнул пирата железной головой. Подпрыгнул на своих пружинках и шмякнул Пульку железной головой.
– Нехорошо! – вопили разбойники, удирая. – Ай, как невежливо! Ай, как некультурно! – стыдили они, улепётывая от Самоделкина. – Караул! Мы больше не будем.
– Где Карандаш? – сказал железный человечек, останавливаясь.
И тут разбойник Пулька навёл на Самоделкина водяной пистолет.
Вода брызнула на железного человечка. Он закачался, заскрипел, как скрипит ржавеющий металл. Железные человечки ржавеют от воды.
– Ага, попался!
Разбойники налетели на поверженного Самоделкина, скрутили верёвкой, а потом привязали к мохнатой пальме. На всякий случай.
– Железное пугало, – шипели разбойники. – Железная колотушка! Не видать вам никому Карандаша! Никому на свете!
Глава двадцать седьмая,
самая-самая печальная
Может быть, кто-нибудь из вас расскажет о том, что было дальше? Я не могу рассказывать. Я не могу слышать, как звенят пальмы на острове. Я не могу видеть, как сморщенной голубой тряпкой висит на пальме лёгкий воздушный шар. Кто-то проклевал в нём большую дырку. Я не могу видеть испорченный самолёт на берегу моря. Под ним весь пляжный песок залит пахучим бензином. Кто-то проклевал в самолёте бензиновый бак.
Не могу я видеть привязанного к пальме железного человечка. Мне больно смотреть на дом, где раньше была самая необыкновенная школа на свете, а теперь в нём сидят запертые на ключ совсем ещё маленькие два мальчика и одна девочка.
Я не могу открыть потайную дверь подземелья, в котором томится Карандаш, потому что не вижу её, так она хорошо спрятана в дремучем лесу. Я не хочу рассказывать, как наступила тёмная тропическая ночь. Нигде на свете нет неприятнее темноты, чем в подземелье у волшебного художника.
Давайте на этом кончим нашу печальную сказку. Только я погляжу в последний раз: кто это незаметно приближается к дому разбойников, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания?
Но постойте! Это же наш Бабучило! Он тихо подкрадывается к дому, чтобы не звякнула какая-нибудь ветка. Не бросает камушек в чердачное окно.
– Ребята! – шёпотом позвал мальчик.
– Кто это? – спросила девочка, заглядывая через решётку. – Бабучка! Милый Бабучка! – всхлипнула Настенька. – Наконец-то мы тебя нашли… Мальчики, это Бабучило!
Чижик и Прутик подбежали к окну.
– Мы военнопленные, – сказал Прутик.
– Я знаю, – прошептал Бабучило. – Я всё видел. Я прятался. Мы с Тиграшей висели на ветке и не разбились.
– Послушай, – сказал ему Чижик. – Волшебному художнику нужен свет. Разбойники очень боятся, как бы к нему не попал свет.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал почти не видимый в темноте Бабучило.
«Мы что-нибудь придумаем», – хотела сказать собака Тиграша и залаяла. Говорить она совсем не умела, а шёпотом и подавно.
Ребята замерли, застыли от испуга, боясь, как бы от шума не проснулись разбойники и не схватили нарисованного мальчика.
Глава двадцать восьмая,
в ней снова гудит паровозик
Пулька спал и видел удивительно приятный сон.
В большом золотом городе на берегу золотистого моря золотые собаки лаяли на улицах, виляя золотыми хвостиками. Весёлый капитан Буль-Буль бегал за ними с большим сачком для ловли бабочек, бегал и звенел от усердия золотой бородой. Огромные золотые киты плавали в море, пуская в небо золотые фонтаны – целый золотой дождь! И дождь этот падал с неба на счастливых разбойников и звенел, и звенел, и звенел.
– Это всё мазилка нарисовал! – кричали во сне разбойники.
Вот какой приятный волшебный сон. И вдруг всё пропало, потому что разбойники проснулись.
– Кто шумит? – вскочил Пулька.
– Кто смеет шуметь на моём острове? – рявкнул пират.
И тогда храбрый Чижик запел такую песенку:
Один весёлый паровоз
Один вагон сердитый вёз,
А тот ужасно этим недоволен…
– Я возмущён,
Я удивлён.
Куда? Куда помчался он?
Как будто я в судьбе моей не волен…
А ребята подхватили озорную песенку Самоделкина:
А паровозик:
– Ту-ту-ту!
Ту-ту,
Ту-ту, ту-ту-ууу!..
– Ту-тууу! – весело и громко пели маленькие пленники. – Ту-ту-ууу!
Как будто смелый неугомонный паровозик приехал сюда на этот остров напрямик через волны и поёт на весь океан:
Ту-ту-у!
Ту-ту, ту-ту-ууу!
Глава двадцать девятая,
с громом и даже с молнией
Но легко бывает в придуманных сказках. А в действительности всё не так просто. Посудите сами.
Разбойники ужасно рассердились. В эту минуту небо над островом, затянутое низкими тучами, вдруг пересекла яркая молния, грянул от края о края по всему небу-океану весёлый тропический гром. «Бум-трах! Бум-тар-ра-рах!»
– Она светит! – вскочил капитан Буль-Буль. – Скорее в лес! – крикнул он, глядя в окошко на молнию. – Скорей туда! Надо заткнуть замочную скважину, пока мазилка не придумал что-нибудь.
И разбойники убежали к подземелью, крепко-накрепко заперев дом на замок. Они сели на мокрую землю под широкими листьями, заслонив потайную дверь от молнии своими спинами. Разбойник Пулька даже воткнул палец в замочную скважину. Чтобы не уснуть и не бояться ночного леса, разбойники начали напевать:
А ветер между тем угнал тучи с неба, дождь улетел вместе с ними в открытое море. Над островом появились яркие звёзды.
Ах, если бы я мог взять пригоршню этих сверкающих, лучистых, как снежинки, удивительных блёсток и высыпать их прямо в сырое подземелье!
Так думал и промокший Бабучило, таясь в густых зарослях неподалёку от подземелья, почти рядом с поющими разбойниками.
В лесу опять становилось тепло. И влажный воздух наполнился вдруг необыкновенным ароматом южных цветов и набухшей травы. Наверное, поэтому два разбойника пели всё тише и тише, пока не умолкли совсем и не задремали.
В ночном воздухе стали порхать крупные жуки-светлячки. Будто маленькие голубые фонарики, летали они между стволами деревьев, танцуя волшебный танец, озаряя на миг сверкающие капли на листьях, на цветах и траве.
– Свет! – ахнул Бабучило. – Свет! – едва не закричал он громко на весь лес. – Вот он свет! – прошептал мальчик и стал бегать по траве, ловить светлячков.
Они щекотали ему ладошки. Бабучило мягко держал их в кулачке, чтобы как-нибудь не помять, не погасить. И вдруг над головой кто-то крикнул скрипучим голосом:
– Пундиляк!
Взъерошенный попугай слетел с дерева, на лету поймал светлячка и проглотил:
– Ха-ха-ха – жутко засмеялся попугай-разбойник. – Цып-цып-цып!
Попугай летел впереди Бабучило и хватал и склёвывал маленькие живые фонарики. Мальчик швырнул в птицу камнем. Попугай увернулся. Мальчик сорвал длинный пальмовый лист, хотел стегнуть попугая, но тот увернулся и, злорадно крича, склюнул ещё десяток-другой светлячков. От обиды Бабучило заплакал и сел на землю. Он плакал, а Тиграша вся ощетинилась. Её глаза сверкнули, она подпрыгнула и цепко ухватила негодную птицу.
– Брундиляк!.. – успел крикнул попугай.
Перья полетели в разные стороны. Собака трепала его, как веник. Птица метнулась в кустарник и замерла в нём еле живая. Летать она больше не могла.
– Спасибо, Тиграша, – тихо сказал мальчик. И они вдвоём стали бегать по лесу, ловить светлячков. Собака прятала их во рту, а мальчик – в мягкой ладони.
– Пожалуйста, не проглоти, – шёпотом попросил Бабучило.
– Ммм, – ответила Тиграша. Она хотела сказать: «Ну что ты, разве можно, я всё понимаю». Только собаки не умеют разговаривать.
