— Да, будьте знакомы, — произнёс Волька таким тоном, словно дело происходило не высоко над землёй, а где-нибудь в актовом зале их школы, и представил Хоттабычу своего вновь обретённого приятеля.
— Очень приятно, — церемонно промолвил Женя.
А Хоттабыч маленечко помолчал, внимательно вглядываясь в Женино лицо, словно примеряясь, стоит ли этот отрок добрых слов.
И, видимо удостоверившись, что Волька не ошибся в выборе друга, Хоттабыч улыбнулся самой широкой из своих улыбок:
— Нет границ моему счастью познакомиться с тобой. Друзья моего юного повелителя — лучшие мои друзья.
— Повелителя? — удивился Женя.
— Повелителя и спасителя.
— Спасителя? — не удержался и громко фыркнул Женя.
— Напрасно смеёшься, — строго остановил его Волька. — Тут ничего смешного нет.
И он вкратце рассказал Жене обо всём, что уже известно нашим внимательным читателям.
XIX. ПОМИЛУЙ НАС, О МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВЛАДЫКА!
Дважды попадал в тот день ковёр-самолёт в густую облачность, и каждый раз уже почти совсем высохшая борода Хоттабыча снова отсыревала настолько, что нечего было думать и о самом простеньком чуде. Ну, хотя бы о таком, чтобы раздобыть немного пищи. А голод давал себя знать.
Даже Женин рассказ о том, что он пережил за последние сутки, не мог отвлечь наших воздухоплавателей от мыслей о еде.
И, главное, полёту не было видно ни конца ни края.
Было голодно, скучно и очень неудобно. Ковёр словно застыл на месте — так медленно он летел и так однообразна была степь, расстилавшаяся глубоко под ними. Изредка внизу неторопливо проплывали города, голубенькие ленточки рек, и снова тянулись степь, поля, поля, поля, покрытые уже пожелтевшим ковром созревавших хлебов. Из этого обстоятельства Женя сделал правильный вывод, что они пролетали над южными районами страны. Потом вдруг впереди и справа блеснула во весь горизонт бескрайняя полоса голубой воды, а слева — зубчатая линия очень далёких гор.
— Чёрное море! — воскликнули в один голос и Волька и Женя.
— О горе нам! — вскричал Хоттабыч. — Нас несёт прямо в море!..
Но, к счастью, своенравный воздушный поток повернул ковёр чуть налево, на большой скорости зашвырнул его в густые облака и вместе с облаками помчал вдоль Кавказского побережья.
Сквозь окно в тучах Женя успел заметить промелькнувший далеко под ними город Туапсе с пароходами, стоявшими на рейде и у длинного, далеко вдавшегося в море причала.
Потом всё снова скрылось в густом тумане. Одежда и обувь наших путешественников опять — в который уже раз! — обильно пропитались влагой, а ковёр до того отяжелел, что резко, со свистом пошёл на снижение. В несколько минут облака остались далеко позади. Вскоре под ковром показался в ослепительных закатных огнях знаменитый город-курорт Сочи.
Всё более и более снижаясь, ковёр помчался над широкой и нарядной автострадой Сочи — Мацеста. А с ковра нашим героям, оцепеневшим в ожидании теперь уже совсем близкого рокового конца, казалось, что это автострада, густо утыканная дворцами санаториев, стремительно мчится навстречу ковру-самолёту.
Показался и тут же исчез красивый мост над очень глубокой и узкой долиной.
Вот уже совсем близко под ковром пронеслись верхушки деревьев. Казалось, опусти с ковра руку, и ты до них сможешь дотронуться.
Промелькнула под самым ковром-самолётом громада санатория, от которой бежали к морю вниз по крутому берегу две голубоватые ниточки рельсов фуникулёра.
Ещё несколько мгновений, и, подняв тучу брызг, ковёр со всего хода шлёпнулся в бассейн для плавания санатория имени Орджоникидзе.
Кругом было пустынно и тихо. Был час ужина, и все отдыхающие отправились в столовую.
Пыхтя и отфыркиваясь, злополучные путешественники выбрались на берег бассейна.
— Могло быть хуже, — сказал Волька, с любопытством оглядываясь по сторонам.
— Ага, — сказал Женя. — Могли за милую душу разбиться об какое-нибудь здание. Или об гору.
Хорошо ещё, что поблизости не было ни души. Присев на лежаки, которых было здесь великое множество, наши путешественники разделись, выкрутили мокрую одежду, кряхтя и зябко поёживаясь, снова натянули её на себя и вышли за сетчатую проволочную ограду бассейна.
— Мне бы только подсушить бороду, и всё бы устроилось наилучшим образом, — озабоченно промолвил Хоттабыч и на всякий случай потрогал её. — Ц-ц-ц! Она совсем сырая!..
— Поищем кухню, — сказал Женя. — Может быть, тебе позволят подсушиться у плиты… Эх, сейчас бы кусочек хлебца граммов на четыреста и граммов по двести любительской колбаски на брата!..
— Или картошки горяченькой с маслицем, — подхватил Волька.
— Вы разбиваете моё сердце, о юные мои друзья! — воскликнул в превеликой тоске Хоттабыч. — Ибо это по моей вине вы…
— Не по твоей, не по твоей! — успокоительно перебил его Волька. — Пошли искать кухню.
Они миновали опустевший теннисный корт, спустились вниз по асфальтированной дорожке, прошли под высокой аркой, и перед ними раскрылись во всём их великолепии белоснежные, в колоннах здания шахтёрского санатория имени Орджоникидзе. Круглый фонтан, обширный, как танцевальная площадка, с тяжёлым плеском вздымал на высоту трёхэтажного дома пышные струи воды. Окна центрального здания были ярко освещены.
— Мы погибли! — тихо воскликнул Хоттабыч. — Мы попали во владения богатейшего и могущественнейшего владыки… Сейчас появится стража, и нам отрубят головы… И во всём этом буду повинен я, и только я, о горе, о позор на мои седины!..
Женя прыснул со смеху, и Волька ткнул его кулаком в бок, чтобы он замолчал, не сердил старика.
— Какая такая стража? Какие головы? — возразил Волька Хоттабычу. — Обыкновенный санаторий… То есть, ну, не совсем обыкновенный, а очень хороший… Хотя тут, в Сочи, кажется, все такие.
— Я разбирался в дворцах, о Волька, когда не было на свете твоих прапрапрапращуров! Уж мне ли не знать, что сейчас набежит стража и… О горе нам, она уже бежит!..
Действительно, сейчас и ребята услыхали — по широкой каменной лестнице быстро, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, спускался какой-то человек.
— Джафар! — крикнул тем временем кто-то, перевесившись через балюстраду центрального здания. — Поищем вместе, после ужина!.. Никуда они на ночь глядя не пропадут!.. Джафар!..
— Вы слышали? — вскричал Хоттабыч, схватив Вольку и Женю за руки, и что есть силы потащил их сначала на боковую аллею, а оттуда в кусты. — Вы слышали? Это кричал начальник стражи… Они будут нас искать вместе после ужина, и они нас разыщут… А борода моя полна воды, словно губка, и я бессилен, как ребёнок!..
В это время взгляд его упал на два полотенца, белевших на спинке садовой скамейки.
— Аллах! — восторженно воскликнул он и бросился к полотенцам. — Вот что поможет мне осушить мою бороду! И тогда нам не страшна никакая стража!..
Он поднял сначала одно, потом другое полотенце и издал горестный стон:
— Аллах, они совсем влажные… А стража уже так близко!..
Он всё же принялся торопливо протирать полотенцем бороду.
За этим занятием его и застал рослый азербайджанец в роскошном тёмно-малиновом халате с бранденбурами. Он возник из-за розовых кустов неслышно и неожиданно, как чёртик из коробки.
— Ага! — произнёс он довольно спокойно. — Они здесь. Скажи, дорогой, это твоё полотенце?
— Помилуй нас, о могущественный владыка! — хлопнулся на колени Хоттабыч. — Пусть уж мне одному отрубят голову, но эти отроки ни в чём перед тобою не виноваты… Отпусти их! Они ещё так мало прожили на свете…
— Хоттабыч, встань и не говори глупостей! — смущённо перебил его Волька. — При чём тут владыка? Это самый обыкновенный отдыхающий.
— Не встану, покуда этот прекрасный и великодушный султан не обещает сохранить вам жизнь, о юные мои друзья!
Азербайджанец пожал могучими плечами:
— Дорогой гражданин, зачем обижаешь? Ну какой я султан? Я нормальный советский человек. — Он приосанился. — Я буровой мастер Джафар Али Мухаммедов. Баку знаешь?
Хоттабыч отрицательно мотнул головой.
— Биби-Эйбат знаешь? — продолжал Мухаммедов.
Хоттабыч снова мотнул головой.
— Газеты читаешь? Ну, чего стоишь на коленях! Стыдно. Ой, как стыдно и неудобно, дорогой! Мухаммедов насильно поднял старика на ноги.
— Одну минуточку, товарищ! — заговорщически шепнул Волька, отводя Мухаммедова в сторонку. — Вы на старика не обращайте особенно внимания. Он не совсем нормальный… А тут мы ещё так промокли…
— Ва! — обрадовался буровой мастер. — Вы тоже под дождь попали в горах? Я совсем мокрый пришёл, как мышь. Вай, вай, старик простудиться может! Дорогой человек, — подхватил он под руки Хоттабыча, который совсем было собрался снова хлопнуться на колени, — ты мне очень знаком, ты не из Ганджи будешь? Ты на моего папашу похож. Только мой папаша старше. Моему папаше уже восемьдесят третий год пошёл…
