Бориска надел курточку, взял ведерко и, не скрипнув дверью, вышел на улицу.
Рябина с пушистыми цветами еще спала. Утренний свежий ветер тоже еще спал, и она стояла тихая-тихая.
— До свиданья, — на всякий случай сказал Бориска, проходя мимо. — Я ухожу догонять папу. Он пожалел меня, не разбудил. Но я найду его и попрошу показать мне твою родину — ведь папа помнит, где ты росла. А там я поднимусь по склону и увижу поляну, на которой ночует солнце. Я скоро вернусь, расскажу тебе о твоей далекой лесной стране.
И Бориска перелез через ограду из штакетника и пошел по тропинке, которая должна была привести его к речному берегу.
У Бориски не было часов, и поэтому он не мог узнать, сколько минут шел по лесу, помахивая ведерком. Он знал только, что до речки «двадцать минут ходьбы» — так обычно говорил папа. И поэтому Бориска шел спокойно, ожидая, когда кончатся эти минуты и покажется берег. Немного соскучившись, Бориска запел:
Скоро я дойду до речки,
Где сидит мой папа, где
Рыбы плещутся, колечки
Оставляя на воде.
Сначала он спел песенку тихо. Потом повторил ее громче, как бы уверяя себя в том, что так действительно и случится. А после третьего раза понял: тропинка ведет его куда-то не туда.
«Конечно, — сказал сам себе Бориска, — ведь папа говорил, что к речке надо идти все время навстречу солнцу. А я забыл об этом. Оно, оказывается, сбоку от меня».
И Бориска, свернув с тропинки, решительно пошел в густой лес навстречу солнцу.
Сначала идти было совсем неплохо. То и дело попадались красные грозди костяники. Заслышав Борискины шаги, взлетел рябчик. Он уселся на сучок сосны, долго и спокойно смотрел оттуда на Бориску, должно быть понимая, что его можно не бояться.
А потом, стараясь не сбиться с правильного пути, Бориска залез в такую высокую и росистую траву, что ботинки и чулки быстро намокли. И чем дальше Бориска шел, тем все выше становилась трава. Казалось, еще несколько шагов — и он совсем провалится в нее, поплывет, разгребая траву руками. Нет, лес ни за что не хотел редеть. Наоборот, становился все непролазнее и непонятнее.
— Тьфу ты, — подражая папе, но более грустно сказал Бориска и присел на березовый пенек, чтобы очень хорошо подумать обо всем случившемся.
Он еще до этого немного испугался, когда шел по высокой траве и под ногами у него то и дело похрустывали сухие ветви. Теперь же, когда смолкли и его шаги, он услышал, какая полная лесная тишина вокруг, ему стало совсем не по себе.
— Па-па! — крикнул Бориска и прислушался.
От его вскрика вздрогнула натянутая между колокольчиком и ромашкой паутина, и лесной паук пробежал по ней, проверяя, не попалась ли добыча. Убедившись, что завтрак еще не готов, паук вернулся на свое караульное место.
«Где же ты, папа?.. — подумал Бориска. — Отзовись поскорее!»
— Скрры… Скрры… — отозвалась вместо папы надтреснутая сосна.
— Уурр, уурр, уурр… — проговорил кто-то очень неприветливо совсем в другой стороне.
Бориска еще раз крикнул. Но когда ему и на этот раз с одной стороны ответила надтреснутая сосна, а с другой — неприветливый голос, Бориска почти совсем испугался, заторопился и рванулся туда, где лес казался посветлее и, может быть, кончался.
Но это оказалась всего лишь маленькая полянка, заросшая густым папоротником.
«Папа называл его змеиной травой!» — с ужасом подумал Бориска, оказавшись в зарослях и не зная, куда же теперь идти — вперед или назад?
В траве что-то зашуршало.
— Ой!.. — вскрикнул Бориска, чувствуя, что ему очень захотелось поднять и одну, и другую ногу сразу, чтобы никакая змея не могла его цапнуть за пятку или повыше пятки. Но так как это было невозможно, то он поднял одну ногу и руку с ведерком.
Так он и стоял до тех пор, пока шуршание не приблизилось к нему на расстояние всего одного шага.
Бурундук, которого хорошие знакомые могут звать просто Бук и гладить по спине
Прочитав название этой главы, вы, конечно, сразу догадались, что Бориска испугался напрасно. Никаких змей в папоротнике не было, а просто безобидный бурундук с черными полосками на спине путешествовал по лесу и случайно оказался недалеко от Бориски.
Впрочем, бурундук был не совсем обыкновенным — он, оказывается, умел разговаривать. Но об этой его особенности Бориска узнал не сразу, потому что сначала бурундук молча взбежал на давным-давно повалившуюся березу и присвистнул.
Бурундуки умеют очень приятно и переливчато свистеть. И если внимательно прислушаться к их свисту, то можно подумать, что они долго-долго повторяют одно только слово «сви», которое неизвестно что означает, но, повторяясь и повторяясь много раз, становится похожим на звучание малюсенького ручейка.
Бурундук взбежал на давным-давно повалившуюся березу, присел на задние лапки, а передние — упер в бока так, что они стали похожи на ручки фарфоровой сахарницы, и присвистнул:
— Сви-сви-сви-сви-сви…
— Чего ты дразнишься? — сказал Бориска. — Я никого и не думал пугаться. Просто сушу на солнце чулки и ботинки. Разве ты не видишь, что они насквозь промокли?
— Вижу, — сказал бурундук.
«Может, мне послышалось?» — подумал Бориска и спросил:
— Разве бурундуки умеют разговаривать с людьми?
— Не со всеми. Только с теми, кто им нравится, — бурундук пригладил растрепавшуюся на макушке шерстку. — Иди садись! — пригласил он Бориску и похлопал лапкой по давным-давно повалившейся березе.
Бориска шагнул к нему.
— Знаешь, — таинственно сказал бурундук, немного отодвигаясь от Бориски, — у меня есть удивительная вещь. Хочешь посмотреть?
Не дожидаясь согласия, он ловко достал из-за щеки кольцо с зеленым камушком.
— Видал? — торжествующе спросил бурундук. — Ни у кого в лесу нет такой штуки. Я нашел ее в земляничнике, возле Сухой просеки. Посмотри, внутри написаны какие-то цифры.
— Ура! — крикнул Бориска. — Мамино кольцо нашлось! — И протянул за ним руку.
— Ты что, ненормальный? — спросил подозрительно бурундук, моментально спрятав кольцо за щеку.
— Ведь это мамино кольцо, — отчаянно сказал Бориска, — это она потеряла его в землянике, когда собирала ягоды!
— Да? — задумчиво сказал бурундук, снова доставая кольцо из-за щеки и любуясь им. — Я тоже очень боялся его потерять. И долго не мог придумать, куда спрятать. Из дупла кольцо легко могли украсть. Я пробовал носить его под мышкой, но тогда можно ходить, только прихрамывая, будто тебе перебили лапу. Оставалось одно — носить за щекой… До нашей встречи оно было ничье, только мое. А теперь его придется отдать. Знаешь, как трудно расставаться с вещью, которая тебе очень нравится? Даже с такой, которая всегда мешает.
— Не знаю, — признался Бориска, — у меня никогда не было кольца.
— Ух, как жалко расставаться! — воскликнул бурундук.
— Я с детства не люблю ни с кем и ни с чем расставаться. — И он ловко спрятал кольцо под мышку. — Нет, не отдам, — рассердился он. — Убегу сейчас от тебя, и ты меня не догонишь!
— Не хочешь — не расставайся, я не отнимаю, — сказал Бориска. — Носи, пока не надоест. А когда устанешь — вернешь кольцо моей маме.
— Из этого ничего не выйдет, — подумав, сказал бурундук. — Я могу случайно потерять его, лучше отдать сразу. На, бери! — и бурундук, зажмурившись, чтобы ничего не видеть в этот тяжелый для него момент, протянул кольцо Бориске.
— Ну вот и все, — сказал он с облегчением, когда Бориска взял кольцо.
«Бурундук обиделся и сейчас убежит», — подумал Бориска.
Но он ошибся. Бурундук лишь взбежал по стволу красивой сосны почти до самой вершины и так же стремительно спустился вниз.
— Извини, — сказал он Бориске, — мне необходимо было на несколько секунд отвлечься от тебя, посмотреть — не пора ли завтракать. Оказывается — нет. Сорока еще не взлетела на свою любимую осину. Но я почти уверен, что не пройдет и десяти минут, как она окажется на ветке. Нет ли в кармане твоей курточки кедровых орехов? Я очень люблю их. После такого угощения я стал бы считать тебя самым хорошим своим знакомым. Вернее — самым лучшим. И ты мог бы звать меня как своего друга — Буком. Мог бы, когда я понадоблюсь, не просить, а просто сказать: «Эй ты, Бук, сделай то-то» или: «Эй ты, Бук, не делай того-то!» Ну, как?
— Я очень хотел бы подружиться с тобой, — сказал Бориска, — но, понимаешь, у меня нет кедровых орехов. — Бориска вывернул карман курточки, из которого выпал только огрызок карандаша…
— Да? — погрустнел бурундук, взглянув на пустой карман. — Действительно… Как же тогда быть с дружбой? Ведь она может быть очень хорошей, даже замечательной!
Бурундук так расстроился, что заложил передние лапки за спину и принялся расхаживать взад и вперед.
