А сама Мулан в это время бегом поднималась по лесенке, ведущей к храму. В руках у нее был поднос с чайником и двумя чашками. Она уже успела надеть длинное платье и обуться — неприлично ведь входить в родовой храм полуголой и босиком!
Пробегая мимо сидящей у входа собачки, которая по-прежнему безуспешно пыталась дотянуться до косточки, Мулан наклонилась, сунула косточку в зубы собачонки, и… столкнулась с почтенным Фа Зу, как раз выходящим из храма! Поднос подпрыгнул в ее руках, чайник и чашки взлетели в воздух, но Мулан ловко, как фокусник, подхватила чайник и одну из чашек. Правда, вторая разбилась, но ее это ничуть не смутило.
— Отец, я принесла отвар! — воскликнула она. Подвесив чайник на кончик трости, на которую опирался Фа Зу, она наполнила чашку, и подала отцу:
— Не забывай, врач сказал — три чашки утром, и три вечером.
Приняв чашку, Фа Зу произнес:
— Мулан, ты уже должна быть в городе! Мы надеемся, что ты…
— …Приумножишь честь нашей семьи! — закончила за него Мулан елейным голоском, напустив на себя самый торжественный и многозначительный вид. — Не волнуйся, отец! Я тебя не подведу! — и она за спиной старательно прикрыла рукавом написанные на руке иероглифы. — Пожелай мне удачи! — и с этими словами Мулан вприпрыжку помчалась к дому.
— Поспеши! — промолвил отец, держа в руках чайник и чашку. — А я пойду еще помолюсь! — и он, сильно прихрамывая, направился обратно в храм.
* * *
На главной улице города было шумно и многолюдно. В четыре ряда катились повозки, запряженные лошадьми и ослами, тачки, которые толкали полуголые мускулистые люди, скакали верховые, шествовали пешеходы…
У обочины стояла уже не молодая, но еще очень красивая женщина и с беспокойством всматривалась вдаль. Позади нее откинулась занавеска на двери и показалась толстуха небольшого роста с самоуверенным и надменным лицом.
— Фа Ли, ваша дочь еще не пришла? Сваха терпением не отличается! — заявила она и с достоинством вернулась в дом.
— Опоздать в такой день! Зря я не помолилась предкам об удаче… — с отчаяньем проговорила Фа Ли.
Стоящая рядом старушка только ухмыльнулась беззубым ртом.
— Откуда у них удача? Они же давно умерли… К тому же я припасла талисман на счастье! — и она приподняла клеточку из соломы, в которой сидел большой красивый Сверчок.
Тот радостно пискнул, а бабушка Фа решила тут же испытать свой талисман. Она прикрыла ладонью глаза, повыше подняла клеточку и бесстрашно шагнула на дорогу. Фа Ли, заметив это, кинулась за ней, но было уже поздно. Бабушка с закрытыми глазами переходила дорогу, а вокруг нее мчались повозки, лошади, люди… Две телеги, запряженные быками, резко свернув в сторону, чтобы не задавить старуху, столкнулись, в них врезалась еще одна, колеса, мешки, горшки и арбузы посыпались на землю, а бабушка Фа, как ни в чем не бывало, благополучно дошла до другой обочины, открыла глаза, и удовлетворенно объявила:
— Да, этот Сверчок приносит удачу!
Сам же Сверчок, который, в отличие от бабушки, не закрывал глаз и все видел, прижимаясь к стенке клетки, дрожа и икая от страха, в этот миг хлопнулся в обморок.
Едва Фа Ли успела облегченно перевести дух, как послышалось конское ржание — великолепный вороной конь промчался по улице и остановился рядом с ней. На коне без седла, с одной лишь уздечкой, красовалась Мулан, сидя по-мужски, то есть верхом, насколько ей это позволяло длинное платье. Она лихо, подобно цирковой наезднице, соскочила и радостно воскликнула:
— Вот и я! — но радость ее тотчас увяла при виде грозно нахмуренных бровей матери. — Что? Но, мама, я…
— Не оправдывайся! — заявила Фа Ли, и, подхватив Мулан под руку, поскорее повела ее к двери свахи. Бабушка со «счастливым» Сверчком в руках ковыляла сзади.
Едва все они вошли в дом, как сваха с помощью матери и бабушки тотчас принялась за дело. Прежде всего, Мулан затолкали в большой чан с водой, чтобы как следует помыть.
— Ой! — закричала она. — Холодная!
— Слишком долго пришлось тебя ждать, — сурово возразила мать, — Вот вода и остыла.
И тут она заметила размытые водой иероглифы на правой руке девушки.
— Это еще что такое?!
— Ну… — смущенно пробормотала Мулан, — Это… Чтобы ничего не забыть…
Возмущенная мать, не находя даже слов, так пихнула свою дочку, что та с головой ушла под воду, а бабушка, стоя рядом, бормотала:
— Все это трудней, чем я думала…
Пока Мулан усиленно намыливали, отмывали и вытирали, сваха изо всех сил суетилась вокруг, а когда, наконец, вымытая и одетая Мулан уселась на циновке, сваха с помощницей вновь накинулись на нее, сооружая из ее длинных и блестящих волос нечто немыслимое — никогда еще у Мулан не было такой роскошной прически!
Потом настал черед портнихи, которая примеряла, надевала и подкалывала на Мулан праздничные платья, потом ей накрасили губы, подвели брови и набелили лицо, так что она пришла в ужас, заглянув в зеркало.
— Ну вот, — удовлетворенно заявила Фа Ли, — Ты готова!
— Нет еще! — возразила бабушка.
Она сунула в руки Мулан красное яблоко («Это в знак чистоты!»), на шею накинула голубые бусы, а сзади прицепила к поясу клеточку со Сверчком.
Мулан тяжко вздохнула, но покорилась и немножко утешилась, откусив кусок от яблока, несмотря на неодобрительные взгляды, которые бросала на нее младшая сваха.
Все пятеро девушек, которых взялась пристроить сваха, чинно присели во дворе дома, прикрывшись цветными зонтиками, чтобы получить последние наставления. Старшая сваха появилась на пороге, и, сверившись со списком, вызвала:
— Фа Мулан!
— Я здесь! — отвечала та, вскакивая.
— Нельзя говорить без разрешения! — грозно заявила сваха, направляясь в дом.
— Ой! — и Мулан, печально опустив голову, последовала за ней.
Бабушка и мать, стоя во дворе, недоуменно переглянулись:
— Какая муха ее укусила?
— А сколько ее учили!
Дверь за свахой и ее подопечной захлопнулась.
* * *
Войдя в комнату, сваха бесцеремонно повертела Мулан, внимательно осматривая ее со всех сторон.
— Ох, тощая! — пренебрежительно проворчала она. — Будет трудно рожать сыновей.
В этот момент Сверчок, сидящий сзади в клеточке из соломы, приоткрыв дверцу, выбрался наружу. Мулан, заметив это, попыталась его схватить, но он перепрыгнул с ее плеча на широкую спину свахи, которая как раз отвернулась, оттуда — опять на плечо Мулан, пробежал по ее рукаву… Тут грозная сваха обернулась, и Мулан поскорее схватила Сверчка и сунула его в рот, за щеку.
— Процитируй последнее из наставлений! — приказала сваха.
Мулан мило улыбнулась, а потом прикрылась веером и незаметно выплюнула Сверчка в сторону, после чего подтянула правый рукав и, глядя на столбик расплывшихся от воды иероглифов, запинаясь, проговорила:
— Выполняй обязанности… сохраняя спокойствие и достоинство. Сначала думай, а потом дуй… нет, дей… ствуй… Только тогда ты добьешься почета.
Сваха, скривившись, как от зубной боли, обошла Мулан, выхватила у нее из рук веер и внимательно рассмотрела его. Убедившись, что там ничего не написано, она сунула веер обратно Мулан и, схватив ее за руку, потащила к столу. При этом вся ее ладонь оказалась густо вымазана черной тушью, но сваха этого не заметила. Усадив подопечную в кресло, сваха поставила перед ней фарфоровый чайник и чашечку и приказала:
— А ну-ка, разлей чай. Чтобы понравиться родителям мужа, надо проявить чувство собственного достоинства… — произнеся эти слова, она важно провела пальцами сверху вниз по сторонам рта и потерла подбородок, оставив на своем лице полосы жирной туши в виде усов и бороды. Лицо ее, и без того мрачное и нахмуренное, стало и вовсе угрожающим.
Мулан, заворожено смотревшая на это превращение, вздрогнула, очнувшись, схватила чайник и, не в силах отвести взор от лица свахи, стала лить чай мимо чашки, прямо на стол.
Сваха между тем покровительственно продолжала:
— … да, чувство собственного достоинства, хорошее воспитание и манеры.
Спохватившись, Мулан, наполнила чашку чаем, и тут вдруг заметила, что ее «счастливый» Сверчок, развалившись в чашке, как в ванне, нежится в горячей воде, блаженно жмурясь от удовольствия.
Между тем сваха, взяв чашку и с наслаждением вдыхая аромат чая, поднесла ее ко рту. Сверчок, увидев перед собой раскрытую пасть с множеством острых зубов, в ужасе отшатнулся.
— Прошу прощения! — воскликнула Мулан.
— Надо быть скромнее! — прикрикнула на нее сваха, опять раскрывая рот.
Мулан, по возможности мягко и грациозно, мило улыбаясь, подалась вперед и протянула руку:
— Разрешите, я… возьму чашку… на минутку!
Но сваха, придя в ярость от такого вольного поведения своей подопечной, и не подумала выпустить чашку из рук, а лишь грозно зарычала. Каждая из них тянула к себе изо всех сил и наконец сваха, которая держала чашку двумя руками, вырвала ее у Мулан, но, не удержав равновесия, опрокинулась на спину. Весь чай выплеснулся ей в лицо, тушь совсем расплылась и пошла разводами.
