— Как, как вы это сделаете? — прикинулся непонятливым музыкант.
Черт еще раз все рассказал.
Скрипач же все расспрашивает, как бы не понимая:
— Но покажите-ка, где должен проехать тот мужик?
Черти вышли на дорогу и показали. Как только они встали напротив срезанного дерева, музыкант тут же свалил на них дуб. Чертей так придавило, что они свои языки, величиной с лопату, наружу повысовывали. Стали просить-упрашивать они мужика, чтобы отпустил их.
— Еще зло людям будете делать? — спросил он.
— Мы не виноваты, — скулили чертенята. — Нас Топал-Шейтан послал.
— Хорошо, я отпущу вас, — сказал мужик, — но чтобы привели ко мне Топал-Шейтана и принесли то блюдце с мазью.
— Принесем, принесем, — закричали черти, — только отпусти нас.
— Я, — сказал скрипач, — здесь буду ждать. Давайте идите, но не думайте, что сможете меня обмануть — я вас повсюду вижу.
Ждал музыкант, ждал, а чертей все нет и нет. Нашел, кому верить! Они же только и думали, что о спасении своей шкуры.
Мужик запряг тогда своих волов и возвратился домой. А по дороге все себя утешал: «Вы, черти, все равно попадетесь на мой мазаный глаз».
Так оно и случилось. Пять-десять дней спустя отправился скрипач на базар. Среди людей, в толпе, эти двое чертенят то туда, то сюда бегали, но их никто не замечал. Поучали они одного торговца, как покупателя обмануть, а покупателя — как продавца на обмане поймать. Как говорится, что черту хорошо, то человеку плохо. Не стерпел этого музыкант, бросился к двери лавки и загнал бесенят в угол.
— Ну что, разве не говорил я вам, что придет ваш черед, что снова попадетесь мне? — спрашивает их мужик.
Взял скрипач кнут и давай хлестать хвостатых во весь их рост, — куда попадал удар, там проступала кровь.
— Остановись, пощади нас! — взмолились черти. — Остановись, мы сделаем все, что ты скажешь!
Тот велел им привести к нему Топал-Шейтана.
— Пусти нас — мы приведем! — закричали черти.
— Нет больше дураков, — сказал мужик. — Один из вас пойдет и приведет Топал-Шейтана сюда, на базар, и то блюдце с мазью не забудет, а другой здесь, со мной, останется. Если тот не приведет и не принесет, что я велел, то я этому всю шкуру спалю.
Отправился черт звать Топал-Шейтана. Рассказал ему, что так, мол, и так, попали они в переделку.
— Стой, — сказал куцехвостый, — пойду-ка я, наконец, взгляну, что это за скрипач.
Но музыкант, не будь дураком, взял толстую веревку, сделал из нее петлю, и на краю базара дожидался Топал-Шейтана. И вот, когда главарь чертей подошел, мужик изловчился, метнул аркан и стянул узел на его поясе.
— Иди-ка сюда, — сказал он, — голубчик.
— Да как же ты меня разглядел? — стал, задыхаясь, спрашивать Топал-Шейтан.
— Вот этим глазом, — сказал мужик.
Черт приподнялся и ухитрился вынуть мазаный глаз у мужика. Однако конец петли остался в руках у скрипача. Тот от злости наступил на живот черту, да так стянул веревку, что язык Топал-Шейтана выскочил на целый аршин.
— Не дави, эй, не дави, — закричал тот, — задушишь меня!
— Не буду давить, — сказал мужик, — дай мне блюдце.
Нечего делать Топал-Шейтану, отдал мужику блюдце — жизнь дороже!
Мужик в тот же миг помазал свой другой глаз, и сразу же обнаружил черта. Топал-Шейтана веревкой от пояса до горла протянул и за то, что его глаз вынул, на виселицу подвесил. А мазью с того волшебного блюдца помазал глаза всех тех людей, кто был на базаре, чтобы они видели впредь все бесовские проделки.
Естек-пестек, ослу — подножка, кто слушает меня, тот мне старший брат, а кто не слушает, на лоб тому пятно.
В стародавние времена, когда гумно было на стеблях, когда я в колыбели был, а отца еще на свете не было, мать моя отправилась в селение Аладжа-Манастир. Прямо шла, ровно шла, шесть месяцев и одну осень шла, кофе пила, табак курила, тюльпаны и гиацинты косила. Дошла до родника Хайдут-чёшмя, села отдохнуть, бросила ягоду винограда в рот — забеременела, меня родила и рассказала мне эту сказку, которую я забыл, а уж потом вспомнил.
Жили-были старик со старухой. Жили они в избушке-мазанке, на дымоходе которой аисты свили гнездо и каждый год аистят выводили. Было у них два вола — один хромой, другой слепой — да пустынное поле, которое раз в два года урожай давало. Только детей у них не было, что очень их огорчало.
— Бабка, я пойду сегодня в поле просо сеять, может, в этом году оно даст урожай.
— Куда ты пойдешь голодный, в доме даже сухаря нет. Иди сначала налови рыбы, я приготовлю поесть, а потом пойдешь в поле.
Взял старик свой сачок и пошел на озеро Кирез-гёл. Бросил сачок в воду — вытащил несколько красноперок. Бросил еще раз, глядь: в сачке барахтается маленький мальчонка — ростом с вершок, усы двух вершков, на ногах домотканые портянки и чарыки.
— С добрым утром, отец! — поздоровался он.
— Ты кто и чей будешь? — спросил старик.
— Я твой сын. Я на камне, на дне озера сидел, и все ждал, чтобы достал меня оттуда какой-нибудь добрый человек и отвел к вам. Очень долго ждал, у меня уж и усы длиннее роста моего стали. Когда я заметил твой сачок, прыгнул в него, чтобы выйти посмотреть, что творится на белом свете. Давай теперь отведи меня домой, а то я дороги не знаю.
Посадил старик мальчонку в торбу с рыбой и пошел домой. У старухи, как только увидела ребенка, язык отнялся от радости.
— Ах ты, мое дитятко! — воскликнула она. — У тебя уже и усы отросли. Назовем мы тебя Джюджя-Тодур[9].
И дед не мог нарадоваться сыну, погладил его по головке и пошел в поле пахать. В обед Джюджя-Тодур принес старику в поле ухи. Отец остановил волов и сел обедать.
Джюджя-Тодуру надоело безделье. Ухватился он за хвост слепого вола, вскарабкался ему на спину, влез в ухо и крикнул громким голосом:
— Ча, Мартин! Хэйс, Брязу!
Волы пошли по борозде, и стал Тодур пахать вместо своего отца. Провел одну борозду, провел вторую, борозды ровные, как струны, ни огрехов, ничего, — только посвистывание его было слышно.
— Отец, — сказал он, снова дойдя до края поля, — ты ляг отдохни немного, я сам буду пахать. Если кто-то меня захочет купить, продай, не бойся, я все равно вернусь к вам.
Прилег дед отдохнуть и задремал. В это время полем проезжал богатый купец. Глянул: пахарь в тени спит, а волы сами пашут — гляди, что за чудо!
— Эй! — крикнул купец. — Что за невидаль такая!
— А в чем дело? — откликнулся старик.
— Да вот, диву даюсь, никак не пойму, как так волы сами пашут.
— Ты получше глаза открой и заметишь, что ими мой сын управляет.
— А где же он? — еще больше удивился купец.
— В-о-о-он там, у вола в ухе.
Купец приблизился к волу и, заметив малыша, вытаращил глаза от удивления.
— Продай его мне, хозяин! — стал умолять богач.
— Сколько дашь? — спросил старик.
— Сто золотых монет.
— Идет, забирай его!
Отсчитав старику деньги, купец запихнул Джюджя-Тодура в карман и поехал своей дорогой.
В дороге Тодур пропорол купцу карман, осторожно спустился по штанине на сапог, с сапога спрыгнул на землю, спрятался под тысячелистником. Купец едет себе вперед и в ус не дует. Когда он порядком удалился, Джюджя-Тодур пересек урочище Бабадак, дошел до моста, что напротив села, и решил там переночевать. Устроился на ночлег, да не успел глаз сомкнуть, как под этим мостом собрались разбойники.
— Мне хочется мяса, — сказал один из них.
— Мяса на вертеле! — проговорил другой.
— Мне шашлыка хочется! — добавил третий.
— Будет и шашлык, будет и мясо на угольях, — успокоил их главарь. — В эту ночь мы уведем у старика с околицы вола, и все будет. Согласны?
— Согласны! — в один голос воскликнули остальные.
— Возьмите и меня, братцы! — крикнул Тодур.
— А ты кто такой? Откуда здесь взялся? — струсили разбойники. И тут они разглядели Джюджя.
— Ага! Ты как раз нам и нужен. Мы давно такого разыскиваем. Ты, как войдешь в дверную щель, откроешь двери и выведешь нам вола.
Пошли они в село, дошли до околицы. Джюджя-Тодур узнал свой дом. Разбойники помогли мальчику пройти в дверную щель, а сами, притаившись в углу, стали ждать.
— Братья-разбойники! Какого из них развязывать: хромого или слепого?
— Тише ты, черт коротконогий! — прошептали разбойники. — Выводи слепого.
— А веревку развязать? — крикнул снова Джюджя-Тодур.
— Все равно, только выведи, — начал злиться главарь. — И где мы только отыскали этого бестолкового чертенка! Всю округу разбудит.
Разбойники погнали вола в лес, заколов, шкуру сняли, мясо поделили. Джюджя-Тодуру достался кусок печени да сычуг. Разбойники, взяв свою долю, разбрелись, а о мальчике и позабыли.
Тодур пошел к колодцу Суук-пынар, вымыл сычуг и, забравшись в него, уснул. В полночь набрел на него голодный волк да и проглотил. Мальчик проснулся, кругом темно, не поймет, где находится. Вдруг нос его уловил запах псины. Тут он понял, что или собака, или волк проглотили его. Шагая по волчьему чреву, пробрался к горлу, выглянул наружу. На земле был полдень. Волк направил свои стопы к стаду, что паслось на склоне. Пастухи спали. Когда волк вот-вот должен был поймать ягненка, мальчик крикнул:
