Святослав Сахарнов - В гостях у крокодилов

Зашёл я как-то в книжную лавку купить учебник по истории Индии, а продавец спрашивает:

— Вам на каком языке? — И давай перечислять разные языки.

У меня даже голова пошла кругом. После скифских, арабских, португальских захватчиков Индию поработили англичане. Они правили страной больше ста лет. А когда Индия обрела независимость, встал вопрос: какой язык в стране будет главным и общим?

— Наш — язык бенгали, — говорили бенгальцы.

— Нет, наш — тамили, — спорили тамильцы.

— Малайалам! — настаивали живущие на самом юге люди малиали.

— Хинди! Нас ведь больше всего, — убеждали жители севера.

И тогда все поняли: англичан прогнали, а английский язык надо оставить. Как ни крути, он пока что общий для всех.

— Дайте мне на английском, — сказал я продавцу.

На восточном побережье Индии есть городок Махалибапурам. Посреди него лежат похожие на спящих слонов скалы, чёрные как смола. Говорят, древнее их нет на земле камней. В скалах вырублены храмы. Так вот из большого города Мадраса в Махалибапурам ходит катерок, возит желающих посмотреть это чудо. Когда я садился на катер, то заметил матроса — мальчишку лет двенадцати. Он ловко управлялся с канатами, привязывал и отвязывал их.

— Ты откуда? — спросил я его.

— С юга, из Тутикорина.

— А кто твой отец?

— Рыбак.

— А мать?

— Она разделывает и продаёт рыбу.

— А почему ты не плаваешь с отцом или не помогаешь матери?

— У отца с матерью восемь детей. Я ушёл, чтобы им было легче. Скоплю немного денег и пойду учиться.

— А кем ты хочешь стать?

— Капитаном. Наш капитан тоже начинал матросом, тоже подавал канаты и мыл палубу. Он никогда не бьёт и не ругает меня.

Катер уже подходил к Махалибапураму. На берегу поднимались высеченные из чёрного камня низенькие храмы, входы в них были похожи на пещеры, в глубине их неясно и багрово горели свечи.

— Подать носовой! — скомандовал капитан, и мой маленький знакомец побежал на нос катера бросать канат.

Ему жить в новой Индии.

1978

Наш самолёт летел над Африкой.

Внизу была степь: зелёная — там, где ещё росла трава, и жёлтая — там, где траву уже сожгло беспощадное африканское солнце.

Вдруг под крылом появилось, задрожало белое пятно. Я присмотрелся и понял — это лежит на вершине одинокой большой горы снег. Гора отодвигалась, становилась всё меньше и меньше.

Снег на вершине огромной горы Килиманджаро.

Снег в Африке!

Мы прилетели в столицу Танзании, в город Дар-эс-Салам. Он стоит на берегу океана, в нём всегда влажно и душно. Утро здесь начинается рано. Едва небо над океаном начинает светлеть, на улицах раздаётся урчание грузовиков и скрип повозок — едут на базар жители окрестных деревень. Плывут по улицам горы кокосовых орехов, бананы в бумажных мешках, бидоны с молоком. Распахиваются железные двери магазинов. По тротуарам шаркают веники, журчит вода — слуги подметают у витрин. За ними зорко наблюдают хозяева.

А в порту работа не утихала и ночью — и сейчас скрипят лебёдки, гремят цепи. Красным облачком проплыл над причалом алый флаг — наш пароход привёз танзанийцам тракторы и комбайны.

На север и на юг от Дар-эс-Салама — низкие песчаные берега. У самой воды растут вечнозелёные пальмы, гремят на ветру их длинные жёсткие листья. Ветер клонит пальмы, гонит к берегу серые волны. Не добежав до берега, волны опрокидываются: под водой каменная гряда — риф. Здесь всегда полно рыбаков. С плеском падают в воду сети. Навстречу им со дна поднимаются красные, жёлтые, голубые деревья. Это кораллы — причудливые каменные постройки, их возвели крошечные морские животные.

В коралловых лесах, под днищами рыбачьих лодок, хороводят яркие, как птицы, рыбы.

Берегитесь, рыбы, — идёт сеть!

Как-то два рыбака ловили на рифе макрель. Эта золотистая красивая рыба очень капризна и, бывает, в течение целого дня не берёт приманку.

Рыбакам не везло, они уже хотели собирать снасти, как вдруг леску дёрнуло. Рыбак потянул, леска напряглась и сама поволокла лодку. Из воды медленно всплыл чёрный плавник.

— Акула! — крикнул второй рыбак. — Режь леску! Скорее!

Но его товарищ продолжал то подтягивать, то отпускать снасть. Он понимал, что ничего не сможет поделать с такой рыбищей, — да крючков-то жаль!

Вдруг акула нырнула и… попала в чью-то сеть. Подоспели хозяева сети, вместе вытащили хищницу. Она еле поместилась в лодке!

На берегу рыбаки разделали рыбу. Акулье мясо они отдали собакам, акульи челюсти с треугольными, как ножи, зубами продали туристам, а кожу поделили между собой.

На акульей коже ловко точить ножи, а маленькими её кусочками рыбачки чистят котлы и сковородки.

Однажды мы поехали на машине в глубь страны. Дорога была длинная, и я задремал. Проснулся от скрипа тормозов. На обочине дороги сидели старик и мальчик. Перед ними был расстелен пустой мешок, а на нём стояли деревянные статуэтки.

Я выпрыгнул из автомобиля и подошёл к ним. Старик протянул мне статуэтку, а мальчик продолжал работать. Подняв к глазам остро заточенный топорик, он прицеливался и наносил удар. Ломкая стружка отделялась от куска чёрного дерева, уступала пальцам, ломалась. В дело пошёл нож — и появилась скуластая курчавая голова… Я взял в руки статуэтку. Чёрные человечки стояли один на другом. Их ноги и руки переплетались. «Мы — на плечах друг у друга, мы — люди — одна семья!»

Вдоль дороги тянется пашня. На ней работают быки. Большерогие животные, таща за собой плуги, бредут по красной земле. Следом идут женщины и бросают в борозду семена бобов. Быки идут медленно, пока они дойдут до конца поля, женщины успевают вдосталь наговориться.

Но около одной деревни нам попался трактор — новенький, блестящий. Волоча за собой плуг, он весело катился по полю. За трактором бежали люди, они нагибались и проверяли: не пашет ли машина хуже быков? Это была деревня уджамаа. Люди в такой деревне работают сообща.

В городке Багамойо на берегу океана в большом старинном каменном здании — музей. В нём собраны щиты, копья, мотыги — с ними африканцы когда-то охотились, воевали, возделывали землю. И ещё я увидел там цепи. Много цепей. Когда-то купцы из Европы и Азии покупали у местных царьков людей. Закованных в цепи рабов гнали через всю страну к океану. В Багамойо был большой невольничий рынок. Купленных рабов увозили за океан. «Багамойо» на языке африканцев значит: «оставь здесь своё сердце».

Кроме цепей в музее стоят жерди — к ним привязывали женщин и детей, и лежат колодки — в них забивали непокорных.

В музее мне рассказали такую историю.

Однажды у африканского берега стал на якорь корабль. Купцы сторговали у местного царька пятьсот человек: за мужчину давали ружьё, за женщину — горсть патронов.

Рабов привезли на парусник и заперли в трюм. Там было так тесно, что люди спали стоя. Еду им давали раз в день.

— Лучше смерть! — решили узники.

Они затащили к себе через люк солдата и отняли у него ружьё. Стреляя, вырвались на палубу. Купцы и команда бежали.

Теперь корабль был в руках восставших. Но как поднять якорь? Как управлять парусами? Этого они не знали.

На кораблях, которые стояли неподалёку, уже сыграли тревогу. Лодки с солдатами окружили мятежный парусник.

И тогда рабы подожгли свой корабль. Огонь выбился на палубу. Охватил борта. Подошёл к пороховому погребу… Прогремел взрыв.

Гордые люди не смирились с потерей свободы.

На полпути между Багамойо и Дар-эс-Саламом стоит новый двухэтажный дом с верандой. Перед ним растёт дерево баньян, а за домом раскинулся огород.

Этот дом — школа для девочек. После учёбы они сменяют белые блузки и зелёные юбки на пёстрые лёгкие платья, начинают копать и поливать грядки.

В гости к ним приходят мальчики. Дерево баньян такое большое, что под ним можно играть в футбол. Девочки считают забитые голы и кричат:

— Ки-до-га!

— Ки-до-га!

«Кидога» — это значит «мало».

В школе я услыхал разговор двух девочек.

— Что ты получила сегодня по английскому, Джоанна?

— «Шестьдесят».

— Всего-то?

Я удивился:

— Это что, у вас такие отметки? Я тоже учился в школе. Так у меня по английскому было «пять»!

Девочки захохотали. Их чёрные щёки дрожали, тугие короткие косички подпрыгивали.

— У нас самая лучшая отметка «сто», — сказала Джоанна. — «Шестьдесят» — это так себе. А ваша «пятёрка»…

Девочки снова засмеялись и весело закричали:

— Кидога!

На школьном огороде чёрные бобы вьются по колышкам, а жёлтые тыквы лежат, уткнувшись в землю, как поросята.