Я перебрал весь мусор на полу, обшарил трещины в стенах, разрыл ногтями мышиные норы. Ничего. Зря, видать, ищу эту волшебную шапку. Её, наверное, никогда и не было.
Сел на пол у окна, где посветлее, достал лепёшку. Она вкусно пахла – тесто, видать, замешивали на молоке. Чиркнул спичкой, и – о чудо! – прямо передо мной, на противоположной стене, зияла дверь. Как же я её не заметил?! А может, раньше её не было? Ведь я светил спичками и обшарил все стены. Уже не шапочка ли мне помогает?! Открыл дверь, зажёг спичку. Ого, вот это богатство – целый ворох всякого тряпья! Уж где ей запрятаться, волшебной шапочке, как не в этой куче утильсырья?!
Разные лоскутки, старый брезентовый сапог, сито, расплющенный алюминиевый таз, галоша, дохлая крыса, черепки разбитого фарфорового чайника, рукав чапана, шапка… Новенькая шапка из белой шерсти с красивым узором по краям, вышитым шёлковыми нитками. Неужели это она, моя волшебная шапочка?
– Да, это я! – раздался вдруг тоненький голосочек. – Здравствуй, Хашимджан!
– Здравствуй, моя шапочка, – прошептал я, дрожа от счастья. – Я тебя так долго искал…
– Я тоже очень долго ждала тебя, Хашимджан…
– Правда, что ты волшебная?
– Правда, Хашимджан, правда. Как только ты захочешь, могу построить дворец, сделать тебя падишахом… Молви только присказку: «Наверху небо, внизу земля, исполни моё желание, шапочка моя!»
– Ну уж в падишахи мне ни к чему, – хихикнул я. – Мне бы чего попроще, чтобы неприятностей поменьше было.
– Это очень легко, Хашимджан. Станешь невидимкой, и никто тебе худого не сможет сделать.
– Вот здорово! Сделай меня невидимкой, шапочка!
– А присказка? Ты про неё не забывай. Надень меня и хотя бы про себя произнеси присказку.
– Ладно. – Я надел волшебную шапочку и сказал: – Наверху небо, внизу земля, исполни моё желание, шапочка моя!
Потом побежал домой.
Заплаканная мама что-то строчила на швейной машинке, Айша готовила уроки.
– Мама! – позвал я тихонько.
Мама встрепенулась, оглядела комнату, чутко прислушиваясь. Потом покачала головой и тяжко вздохнула:
– Видать, послышалось…
Я сел к столу, придвинул к себе миску с остывшим пловом.
– И куда мог деться твой брат? – сказала мама, кинув жалобный взгляд на Айшу.
А та даже головы не подняла от своих тетрадок. Пожала плечами и промычала:
– Не зна-аю…
«Ну подожди, примерная ученица! – подумал я. – Так-то ты любишь родного брата? Он страдает, мучается, а тебе нипочём, да?!»
– Ночь на дворе, а он не евши после школы, – сказала мама и заплакала.
– Сами виноваты, – буркнула примерная школьница Айшахон. – Не гнать его надо было, а только наказать. Ничего с ним не случится, сейчас придёт.
– Придёт, говоришь… – прошептала мама, утирая слёзы.
И что тут произошло, не понимаю: из глаз моих брызнули слёзы. Потом кашель напал. Рис, что ли, застрял в горле…
– Айшахон, ты слышишь, доченька? – вскочила мама с места. – Вроде кто-то кашляет, а?
Проклятый кашель! Чтобы сдержать его, я даже рот зажал. Куда там, хуже стало – икать начал.
– Слышишь, доченька, слышишь?..
Вы бы видели лицо моей Айшахон! Сгребла в охапку тетради и учебники, словно их могли утащить, и озирается по сторонам.
– Слышу… – прошептала она изумлённо. – Товба[1]! Вроде это наш Хашим. Но где же он?!
Вот так-то, примерная ученица! Выходит, шапочка моя и в самом деле волшебная!
Я подошёл к холодильнику и, осторожно открыв дверцу, сдёрнул с головы шапку.
Мама и Айшахон так и присели.
– Ты откуда появился? – вскричали они разом.
– Из холодильника. Там сидел… Бедная мама пристально посмотрела на меня и, кажется, поверила.
– Да ты весь оледенел, мой мальчик, – запричитала она. – И глаза у тебя красные… Плакал небось, бедняжка, переживал, что мама выгнала из дома!
Уложила она меня в постель, укутала несколькими ватными одеялами, заставила проглотить таблетки и напоила горячим чаем.
А я лежу постанываю: не стану же раскрывать свою тайну. Только пикни – шапочки как не бывало! Отберут. Или прикажут в сельсовет отнести, сдать. Лучше уж притвориться, будто и в самом деле из холодильника вылез.
Постонал я немного, постонал, потом закрыл глаза и уснул, крепко прижимая к груди волшебную шапочку.
Дела мои пошли – просто блеск. Вот, значит, какое оно, счастье! Ничего не делаю, хожу песенки распеваю, а получаю одни пятёрки. И главное, никого не упрашиваю дать списать домашнее задание. Надеваю волшебную шапочку, захожу в дом учителя, сажусь за письменный стол и списываю всё с готовеньких конспектов. А чтобы об этом никто не догадался, нарочно делаю одну-две ошибки или сажаю в тетрадь красивую кляксу.
Труднее оказалось с устными предметами. Ведь тут надо выйти к доске и отвечать по памяти. Но я и здесь нашёл выход. Попросил волшебную шапочку читать мне ответы по учебникам. Она вначале плохо справлялась, но потом привыкла.
Вы бы видели, как меня стали уважать! Зовут только Хашимджаном, всем в пример ставят: «Тебе не стыдно, Ариф, получать четвёрки, когда Кузыев и то учится на одни пятёрки!» Ребята в классе решили сместить старосту и вместо него избрать меня. Мама специально к папе в Мирзачуль съездила, чтобы порадовать его моими успехами. А Айшахон сама стала всё за меня делать. «Тебе, наверно, братец, тяжело отлично учиться и по хозяйству помогать. Дай лучше я поработаю», – говорила она.
Всё шло отлично. Пока я сам дела не испортил. Допустил ошибку. И очень глупую. Слава моя мигом рухнула. Начисто опозорился. На всю школу.
И поделом мне. Нечего было спешить. До конца четверти оставалось больше двух недель. А тут мне в руки попался классный журнал. Как будто что-то толкнуло меня изнутри: взял да вывел себе и дружку Касыму пятёрки за четверть. По семи предметам. Понадеялся, что никто не заметит.
Первым шум поднял, конечно, Кабулов. К нему присоединился учитель родного языка. А потом, ясное дело, всё закружилось каруселью:
«Вы слыхали, Кузыев-то, оказывается, сам себе пятёрки ставил! Вот тебе и отличник!» Тотчас вызвали к директору. Захожу в кабинет, а там сидят все семь учителей. В углу стоит Касым, красный, потный, перепачканный чернилами. Носки ботинок разглядывает.
– Подойди-ка, Хашимджан, сюда, – сказал Атаджан Азизович и ткнул пальцем в журнал: – Кто поставил вам эти отметки?
Я сделал удивлённое лицо и пожал плечами.
– Не знаю…
– Ага, – сказал директор. – И Касымджан тоже не знает. Прекрасно!
– Ничего не знаю! – вскричал Касымчик, чуть не плача. – Никаких отметок я себе не ставил!
– Это вы сделали вдвоём, – сказал учитель физики. – Уж лучше признайтесь…
– Вы неправы, – возразил кто-то из учителей. – Неправы, что хотите обвинить в этом проступке и Хашимджана Кузыева. Следует учесть, что он в последнее время очень подтянулся: учится отлично, дисциплина хорошая. Зачем ему делать такое? У него и так в четверти были бы почти одни четвёрки и пятёрки.
– Это верно. Кузыев очень изменился к лучшему.
Учителя разом повернулись к Касыму и в один голос заговорили:
– Зачем ты это сделал?
– Как тебе не стыдно, Касым!
– Хочешь получать пятёрки – занимайся побольше. Где же это видано такое творить? Стыдно, ох, как стыдно!..
– Своим поступком ты и товарища подвёл, Касым!
– Я… я… – начал Касым и заплакал. Бедный Касымджан! Я натворил, а отвечать приходится ему.
Я решительно выступил вперёд и твёрдо сказал:
– Простите меня, Атаджан Азизович. Пятёрки поставил я. Касымджан про это даже не знал.
– Что-о? – вскричали все хором. – Ты?
– Да, я. Касым тут ни при чём… Все встали и окружили меня. И пошло, и пошло… Говорили, что своим поведением я позорю папу, передового механизатора, и маму, знатную доярку. Тяну назад показатели родной школы. Говорили, что если буду плохо учиться, то не смогу стать ни инженером, ни агрономом, ни зоотехником.
– Неправда, я обязательно стану инженером, – обозлился я.
– Никак не сможешь, поверь нам, Кузыев!
– Не инженером, так зоотехником буду!
– Без знаний тебя не только в зоотехники, пастухом не возьмут.
– Возьмут, ещё как возьмут! Лишь бы я сам этого захотел.
Пусть не думают, что Хашимджан Кузыев может так легко сдаться. Я ещё своё докажу.
У меня есть моя бесценная шапочка. И пока она моя, я могу не учиться, могу ничего не знать, но если захочу – стану кем угодно. Пусть запомнят это мои дорогие учителя. Хашимджан Кузыев ещё перевернёт горы, высушит моря, добьётся всемирной славы!
Я не стал ждать. В ту же ночь собрался в путь-дорогу – пока мама не узнала, что я натворил в школе.
Прощай, мой дорогой кишлак! Прощай, голубая речка, прыгающая с камня на камень! Прощайте, тенистые фруктовые сады! Ваш верный друг покидает вас. И надолго. Он уже не будет ломать ваши ветки, вбивать гвозди в ваши гладкие стволы…
