– Постой, это ужасно!
– Да нет, он такой добрый. Госпожа Холиш всегда про него, говорит с почтением. Он бы обязательно взял меня в семью, если бы я был смышленым. Но мне хорошо и у госпожи Холиш.
– Ах, Мампо, – закручинилась Кестрель. – В какое ужасное, печальное место превратился наш Арамант!
– Ты тоже так думаешь? А я думал, я один…
Бомен покачал головой. Почему-то чем больше он узнавал товарища, тем сильнее изумлялся. Казалось, в душе этого мальчишки не было ни капли злобы или себялюбия. Как никто другой, Мампо умел наслаждаться минутными радостями, не заботясь о том, что ему неподвластно. Вопреки своим горестям он рос неисправимым жизнелюбом – а может, именно черствость и бессердечие окружающих научили его ценить малейшие знаке доброты?
Подкрепив силы, троица заторопилась в путь, ибо солнце клонилось к закату. Мампо, набив живот, заметно повеселел, и ничто не омрачало настроения друзей, спокойно шагающих по руинам некогда Великого Пути на север, в горы.
Дорога тянулась прямо, но, к сожалению, вверх по склону, забирая все круче. Уже не просто большие, а гигантские деревья плотнее смыкали свои ряды по обеим ее сторонам. Вечерело. В грозно сгустившихся сумерках близнецам чудились юркие тени, мерещился хищный блеск чьих-то глаз. Дети ускорили шаг, жались друг к дружке, и все им казалось – снует кто-то вокруг, а глазами его никак не ухватишь.
Нет уж, как ни спеши – придется, видно, в лесу ночевать. Стали посматривать, где бы получше. Мампо до того утомился, что повалился бы и на камень, лишь бы скорей.
– Давайте здесь. Отличное место.
– Что в нем такого отличного?
– Ну, тогда вон у тех больших корней.
– Нет, Мампо. Там нас легко заметить.
– Разве нас кто-нибудь ищет?
– Не знаю. Может, и никто.
Бомен спохватился, прикусил язык, да поздно. Однокашник задергался, начал подпрыгивать и озираться при любом шорохе. Потом не то разглядел что, не то пригрезилось – и вовсе забегал по кругу, пока товарищ не поймал его за плечи. Мампо затих, но продолжал трястись как осиновый лист.
– Все в порядке, успокойся.
– Там… глаза! Я кого-то видел!
– Да, и я тоже. Мы ведь не дадим ему обидеть Кесс?
– Не дадим, Бо. Она же моя подружка.
И Мампо тронулся дальше. Но теперь, стоило ему заметить подозрительную тень между деревьев, юный храбрец поднимал кулак и громко кричал:
– Только выйди, ты у меня получишь!
Близнецы потрусили следом, намереваясь пройти до ночи как можно дальше. Усталость, однако, брала свое: дети уже решились лечь где попало, и будь что будет. Только в этот миг далеко впереди между кронами и замаячили колонны.
Огромные столбы высились справа и слева от Великого Пути, отмечая вход на длинный каменный мост. На дальней стороне белели такие же. Там опять начиналась земля, но чтобы достичь ее, нужно было преодолеть две с лишним сотни ярдов над пропастью, а мост обратился в развалину. Его высокие увенчанные парапетами стены с головокружительно высокими каменными арками разделял двадцати футовый провал: полотно давно обвалилось. Глядя в жуткую бездну, куда уходили опоры, оставалось лишь удивляться, как они еще стоят без поддержки друг друга.
Остановившись под колоннами, друзья устремили взоры в ущелье. Земля обрывалась у них под ногами бесконечным рядом скалистых граней, а далеко-далеко, во мглистом полумраке, мерцали волны широкой реки, что бежала меж двух срединных арок. Противоположный склон избороздили глубокие трещины, поросшие травой и чахлым кустарником. Насколько хватало обзора, по правую и по левую руку от близнецов неровный край пропасти проходил сквозь темный лес, точно рваная рана на теле мира.
– Трещина-Посреди-Земли, – промолвила девочка.
Если верить карте, над страшной пучиной был единственный путь – и чем дольше дети смотрели, тем меньше он их привлекал.
– Мост осыпается, – глухо заметил Бомен. – Ему нас не выдержать.
За сотню лютых зим штукатурка облупилась, и ветры давно развеяли ее. Обнаженный камень опор с первого взгляда вызывал к себе недоверие. Впрочем, парапеты казались более Прочными. По крайней мере, эти ровные, узкие козырьки сохранились в целости.
Кестрель потрогала их поверхность: на ощупь – вроде надежно. Она измерила глазами длину прямой как стрела дорожки. О ширине говорить не приходилось: каких-то жалких два фута.
– У нас получится, – уверенно сказала девочка.
Брат промолчал: его тошнило уже при мысли о безумной высоте.
– Вы, главное, вниз не смотрите, – посоветовала сестра, прекрасно зная, о чем он думает. – Как будто шагаем по тропинке.
Я не могу, Кесс.
— Ну что, Мампо? Прогуляемся по карнизу?
– Если ты пойдешь, – ответил товарищ, – то и я пойду.
Кесс, я не могу…
Бомен еще говорил это, когда из леса послышались шаркающие шаги. Душу сковал ледяной страх. Мальчик медленно повернулся, уже зная, что он увидит. Ряды врагов заполнили собой Великий Путь. Неторопливо и осторожно надвигались они, вытянув руки вперед, то и дело прыская в маленькие ладошки, точно дети, затеявшие секретную игру. Только смех звучал по-стариковски, скрипел как несмазанное колесо.
– Далеко же вы ушли, – произнес их предводитель. – Но вот мы и снова встретились.
Мампо захныкал от испуга. Кестрель окинула взором долгие ряды карликов, обернулась на узкий парапет…
– Ладно, пошли!
Она легко запрыгнула на мост и зашагала над бездной. Однокашник двинулся следом, причитая:
– Не давай им меня трогать, Кесс!
Бомен помедлил, но выбора все равно не оставалось, и мальчик с глубоким вздохом ступил на коварные камни.
Первое время, пока внизу, под мостом, тянулся неровный склон, было не так страшно. Потом земля резко оборвалась, и троица зашагала над бездонной пропастью. Вечер быстро догорал, однако не столь быстро, как хотелось бы. Стоило Бомену забыть о собственной клятве и опустить глаза, перед ним серебряной нитью заблестела невообразимо далекая река. Мальчик зашатался от внезапного головокружения.
Кестрель на секунду остановилась, чтобы посмотреть назад. Дети-старички по одному карабкались на парапет: видно, решили продолжать погоню.
– Ничего не бойтесь, – сказала девочка. – Помните, они дряхлые, им тяжело передвигаться. Мы окажемся на том берегу задолго до них.
И она продолжала идти, ободряя товарищей, как только могла. Брат на миг обернулся: и правда, в сравнении с юными беглецами преследователи еле-еле ползли по мосту.
А Кестрель ровно ступала вперед – шаг за шагом, шаг за шагом, под ноги не смотреть, ни о чем не думать, полпути уже пройдено, еще немножко… И вдруг застыла, не веря своим глазам. Сердце подпрыгнуло к горлу. На том конце парапета, между колоннами, стояли десятки сморщенных карликов. Кое-кто из них уже забирался на мост.
Бо! Они впереди!
Мальчик увидел преследователей – и все понял. Некуда бежать. Старички надвигаются с обеих сторон. Когда они достигнут середины… Драться бесполезно: любое прикосновение отнимет силы. Внизу, на дне немыслимой пропасти, сгущался мрак. Каково это – бесконечно падать, а потом – шмяк?.. Поспешит ли смерть?
Мы будем сражаться, Бо!
Как?
Не знаю. Но мы должны их прогнать.
Брат ощутил знакомую волну ярости, захлестнувшую сестру, и почему-то успокоился. Надо найти выход, надо… Дрожащие ноги шаркали все ближе. Тут и до Мампо дошло, что происходит.
– Кесс! Бо! Они придут за нами! Не разрешайте им трогать меня! Что делать? Я не хочу быть старым!
– Не дергайся, Мампо! Стой спокойно.
– Помни, – повторила девочка, – они слабые и дряхлые и нападать могут лишь поодиночке. Главное – их не подпускать.
– И не касаться, – забывшись, вслух ответил брат.
– Только пусть не подходят!
Перепуганный однокашник заметался от страха, попробовал ухватиться за девочку и едва не опрокинул всех.
Как нам его утихомирить?
Накорми, – подсказал Бомен.
Ах, да. На шее Кестрель по-прежнему болтался чулок, в котором лежал последний грязевой орех.
– Держи, Мампо.
Девочка протянула чулок товарищу. Увесистый конец закачался в воздухе. Кесс проследила за тем, как он описывает дуги…
– Бо! У тебя остались орешки?
– Две штуки.
Мальчик распределил их по разным чулкам для равновесия.
– Вот как мы прогоним карликов!
Кестрель покрутила чулком над головой.
– Этим их не испугаешь.
– И не нужно. Зашатаются – сами попадают вниз.
– Ага, или мы попадаем…
– Слушай, мы молодые и гибкие. А они старые, окостеневшие.
Отнюдь не убежденный ее словами, Бомен попробовал раскрутить чулок – и чуть не свалился в бездну. Он тут же выпрямился, чувствуя, как звенит в ушах и льются за шиворот ручьи пота.
– Не выйдет. Я не смогу.
– Тебе придется.
– Есть хочу, – пожаловался Мампо.
