Пододвинув к себе блюдо, она ощутила сомнительный аромат похлёбки с чесноком и поняла, что ей нужно будет приложить большое усилие, чтобы съесть это.
– Чт-то, старая карга, не нравится? – слегка заикаясь, захохотал один из собутыльников, – Ты, наверно, только кроликов со спаржей кушаешь?
– Не стесняйся, – поддержал его второй, – Кликни Забияку, одень ему это на голову. Ему не впервой…
– Да, – веселился первый, – А мы полюбуемся, как он живо тебе объяснит, что это его фирменное блюдо, с которым так не поступают. Т-ты видела его кулаки, ведьма?
– А то, значит, рыбки закажи, коли мясо приелось, – вступил третий.
– Что ты, Хом, – пробасил первый, – от его рыбки сегодня даже я траванулся. Не задалась нынче рыбка у Забияки. Эт-то он ей по дружбе… свеженького подал.
– А чеснока, значит, набаландил, чтобы свежим мясом случайных прохожих ненароком не завлечь.
– Не, Хом. Чеснок – эт-то мух отпугивать… чтоб с ч-червями проблем не было…
Компания дружно загоготала.
Релина была вне себя. Всё шло не так. Всё наперекосяк! Ей ничего не стоило лёгким пассом исправить вкус похлёбки. А заодно и собутыльников этих усмирить. Но это значило раскрыть себя. Правда, сегодня она уже показала зубы хозяину. Но он вроде напуган и должен молчать.
В отличие от своей младшей сестры, Релина не любила попадать в обстоятельства, когда было необходимо быстро принимать важные решения. Решения, которые уже нельзя исправить. Поэтому, отправляясь на восток, она и решила прикинуться обычной старой попрошайкой. Она не знала, что ждёт её, и справедливо надеялась, что у нищенки будет больше времени, чтобы разобраться в ситуации.
Компания, обсудив местную кухню, теперь отпускала колкости по поводу её наряда. Релину трясло от ярости. Перехватив её взгляд, хозяин подошёл к собутыльникам и что-то шепнул им. Компания враз утихомирилась и уставилась на волшебницу. “А, теперь уже всё равно”, – решила та и щёлкнула пальцами. Среди грубых местных запахов поплыл изысканный аромат кроличьего супа со спаржей. Бражники будто подавились, и дальше сидели молча, изредка кидая на Релину настороженные взгляды.
Чуть позже, осторожно озираясь и перешёптываясь, собутыльники убрались по своим норам. Закончив ужин, отправились спать и Релина со спутником. Хозяин стоял, уперев руки о стол, рассеянно глядя перед собой. Затем он оглянулся и, резко выпрямившись, пальцем поманил поварёнка.
– Вот что. Сбегай-ка… сам знаешь куда. Скажи… сам знаешь что. Сдаётся мне, что это та самая бабушка, что нашему королю вдруг позарез понадобилась…
Мальчонка прибежал под утро.
– Высочайше… велено… отпустить, – задыхаясь, прошептал он прямо в ухо, – Ему известно, куда она навра… направла… Куда она идёт.
Хозяин небрежно кивнул.
– Иди, работай. Будешь молчать – получишь монету. Не порченую… брысь, кому говорю.
Ким утонул. Нет, это не было делом рук Архота. Номут тоже был ни при чём. Просто случилась одна из трагических нелепостей, которые иногда, к сожалению, происходят. Ким стоял по колено в воде, под кроной широкого развесистого дерева, склонившего свои ветви над рекой. Пытаясь забросить наживку, он резко взмахнул удочкой и потерял равновесие. Скользнув голыми пятками вперёд по глинистому дну, он упал на спину и оказался под толстым подводным корнем. Рубашка зацепилась за короткий узловатый отросток. Киму не хватило времени, чтобы отцепиться и всплыть.
Сайка первая увидела его. Ей помогли Муськи. Кошки истошно орали рядом с местом трагедии. Мальчик лежал под водой на спине, придавленный древесным корнем. Широко раскинутые руки слегка шевелились в такт течению, изредка поднимая со дна тоненькие струйки мути. Глаза были открыты и безмятежно смотрели в небо. Ири-Тао и Рене, прибежав на Сайкин крик, вытащили Кима из воды и уложили на берегу. Ири-Тао склонилась над мальчиком. Муськи смолкли и стали в сторонке, нервно молотя хвостами из стороны в сторону.
Рене с надеждой смотрел на женщину. Ири-Тао устало выпрямилась и молча покачала головой. Кошки подняли вой. Сайка тихонько заплакала.
Заканчивались вторые сутки после трагедии. Смерть мальчика надломила Стража. Ири-Тао часами сидела на стуле, невидящим взором уставившись в какую-то одной ей известную точку на стене. Иногда, словно спохватившись, она вдруг вскакивала и начинала суетиться. Но затем, будто вспомнив о смерти Кима, снова опускалась на стул и надолго умолкала. Все заботы по дому легли на Сайку, а организацию похорон взял на себя Рене.
Это были тяжёлые дни. Хлопот было много. Но ещё больше давило некое чувство вины, ощущение недосказанности и недоделанности. Детям было трудно разговаривать и смотреть друг другу в глаза. Рене, сам ещё не оправившийся после болезни, снова сдал.
Кима похоронили неподалёку от хутора под высокой берёзой. Рене хотел похоронить его рядом с рекой, около злосчастного дерева, но речная вода просачивалась в свежую могилу, и детям это не понравилось. Пришлось искать новое место.
Закончив орудовать заступом, Рене вытолкнул его из ямы и окликнул Сайку. Ири-Тао подхватила тело Кима, завёрнутое в саван из белой парусины, и положила его на два ремня, разложенные на земле. Вдвоём с девочкой они опустили тело в открытую могилу.
Рене первый бросил землю. Сайка долго не решалась повторить это. Ей казалось, что всё, что сейчас происходит – сон, игра, глупый розыгрыш. Что Ким, разматывая тряпки, сейчас вскочит и засмеётся. Её мысли прервал негромкий дробный стук: свою горсть земли бросила Ири-Тао.
Остальное доделал Рене. Ни Ири-Тао, ни Сайка так и не смогли заставить себя притронуться к лопатам. Когда он закончил, девочка взяла заранее принесённую из кладовки модель корабля и водрузила её на холмике.
– Он всегда мечтал о море, – тихо произнесла она, – Пусть эта мечта останется с ним…
– Всё! – подала голос Ири-Тао, – Кончилось одно время. Начинается другое. Нам надо подумать, что делать дальше.
Резко развернувшись, женщина направилась к дому.
– По-моему, она съехала, – сощурился ей вслед Рене.
– Не мудрено, – пожала плечами девочка, – Она – последняя.
– Что, “последняя”, – не понял мальчик.
Сайка долго собиралась с ответом, а потом и вовсе раздумала отвечать. Забросив на плечо заступ, и перекинув через него ремни, она второй рукой подхватила лопаты и обернулась к мальчику:
– Пойдём, Чиару. Темнеет уже.
– И что ты решил? – Архот сидел, развалясь, на кресле, нервно теребя в руке серебряную монетку.
– Я? Ничего, – Номут легкомысленно пожал плечами.
Он переигрывал. Он это чувствовал. Ему это нравилось. И эта нервная рассеянность Архота, и эта непривычно высокая для него ставка – собственная жизнь. И эта победа. Да-да, победа! Архот-то явно смущён. Он ведь поддался на эту уловку, отдал старухе своё сердце. Теперь, поди, мается, бедняга. Растерялся. Что бы с него потребовать за старуху? Может, камень? Нет, не отдаст… ни за что не отдаст камень.
– Чего, вдруг, мне решать? Старуха просила золото. Я и дал ей золото. Только золото, – подчеркнул Номут, – А вот что ты решил?
– Подождём, – хмыкнул Архот и убрал монетку, – Пока ничего опасного не случилось. Кажется, старуха хочет собрать сердце мага. Пусть. Твою-то часть ты не отдал. Сейчас у неё только монета.
Номут мысленно выругался. Он ненавидел эту Архотовскую тупость, это наплевательское отношение к опасности. А то, что действия старой карги опасны, Номут понимал великолепно. В отличие от Архота, который никогда не просчитывал ходы противника и был готов на безрассудную ярость, толстяк всегда чуял опасность и предпочитал вести дела осторожно.
“Поэтому ты всегда был нищим”, – озверел Номут.
Но сейчас эта черта характера Архота сослужила ему добрую службу. Номут понимал, что тот сорвался с крючка и теперь не отдаст ничего. Выигрыш обернулся ничьей. Жаль…
– Говоришь, старуха умеет колдовать? Пусть. Она – не первая колдунья, к кому попало моё сердце. Говоришь, она идёт к монаху? Пусть идёт… кстати, ты его предупредил?
– Нет, – ухмыльнулся толстяк.
– Правильно, – кивнул Архот, – Эксперимент хорош только тогда, когда он чисто поставлен.
– Да и как я, по-твоему, могу его предупредить? Моих людей на восток и палками не загонишь, не то, что за деньги. А самому идти – слишком много чести, – хмыкнул Номут.
– Да-да… – задумчиво промямлил Архот, – А я, пожалуй, схожу. Делать мне сейчас всё равно нечего. Посмотрю, как ведьма возьмёт долю этого святоши…
– Ты что, решил её отпустить?
– Почему бы и нет? Заодно развлечёмся…
– А вдруг ей удастся то, что ещё никому не удавалось?
