– Так неужели эта Саддиниса у вас круглая отличница? – удивился папа.
– Ещё бы! – проговорил довольный Вахид Салиевич. – Она уроки учит на неделю раньше.
– Не может быть! Такая малюсенькая девочка?
– Ну и что, если малюсенькая! Эта девочка любого мальчика за пояс заткнёт.
Вот заладили! Ведь я знаю, что ради меня затеян этот разговор, ну так сразу и начинали бы, чем ходить вокруг да около. Но вот бабушка принесла глиняный кумган с водой, я полил гостям на руки, после чего они засобирались домой. А мне от этого стало хуже вдвойне, лучше б уж поругали, пожурили, постыдили за прогулы, за плохие отметки.
– Вахид Салиевич, что же вы молчите? – не вытерпел я наконец.
– А что мне говорить? – удивился учитель.
– Но я ведь столько прогулял!..
– Да, но я вижу, что вы сами жалеете об этом. Сами себя наказываете. Зачем же мне ещё ругать вас?
– Я больше не пропущу ни одного урока.
– А вот это вы зря, Хашимджан. Не дело давать клятву, которую не сдержишь.
– Думаете, я не умею держать слово?
– Не знаю. Я этого не видел.
– Хорошо, теперь увидите. Вот торжественно клянусь перед вами, папой, Закиромака, бабушкой, сестрёнками…
– Э, бросьте вы эти торжественные клятвы! – махнул рукой Вахид Салиевич и отвернулся от меня.
Я был готов броситься на землю, биться головой о камни, рвать на себе волосы. Я потерял последнего человека, который мне верил! Я пошёл в дом. Почему-то земля убегала из-под ног, к горлу подступала тошнота. Чтобы не упасть, я ухватился за перила веранды.
– Что с тобой, сынок? – подбежала ко мне мама. – Тебе нездоровится?
– Что-то голова кружится…
– Да у тебя жар! Кузыбай, поди-ка сюда! – испуганно окликнула она папу, уводя меня в дом.
Градусник показывал 39. И температура всё поднималась. Я это чувствовал по тому, как ломило суставы, волнами накатывал жар. Смутно помню, как мама привела медсестру Сабиру-апа, как та кипятила в блестящей металлической коробке толстые, как колья, шприцы. Потом, видно, температура моя поднялась ещё выше, и я потерял сознание.
Не знаю, сколько времени я был в беспамятстве. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в своей комнате. Белоснежные подушка и простыня, атласное одеяло. На улице, точно разъярённый волк, завывает ветер. Бросает в стёкла песок, колотит ветками деревьев. У изголовья сидит мама, поминутно вытирает глаза.
– Воды, – прошептал я, еле шевеля спёкшимися губами.
– Ой, верблюжонок мой, очнулся? – Мама нагнулась ко мне, поцеловала в лоб, потом позвала папу.
Он появился не один, а вместе с тем доктором, который недавно оперировал Донохон.
– Я же говорил, что он очнётся, как только спадёт жар. Ну молодцом, Хашимджан, молодцом! – Доктор потрогал мой лоб. – Ну как, молодой человек, болит голова?
– Побаливает.
– Ничего, к вечеру пройдёт. Завтра можно будет вставать с постели, а послезавтра – смело отправляться охотиться на волков.
– Кузыбай, надо бы сообщить Вахиду Салиевичу, что Хашимджан пришёл в себя, – проговорила мама. – Волновался очень, бедняга.
– А что, мама, Вахид Салиевич… Вахид Салиевич знает, что я заболел?
– Он уже трижды приходил узнать, как ты себя чувствуешь. Так он тебя любит.
Я слабо улыбнулся, попытался пошутить:
– Меня ведь, мама, нельзя не любить…
Прежде чем уйти, доктор велел каждые три часа промывать мою рану раствором марганцовки, затем перевязывать, намазав какой-то вонючей мазью.
А на улице ветер становился всё сильнее.
В комнату вошла Айша. Она только что вернулась из школы: раскраснелась вся, на волосах подтаявшие снежинки.
– Ака, Хашимджан-ака!
– Чего тебе?
– Ты не спишь?
– Нет, сплю! – буркнул я.
– У тебя же один глаз открытый, – рассмеялась Айша.
– Я смотрю сон, поэтому он открытый. А то как же я увижу сон с закрытыми глазами?
– А знаешь, ака, к тебе ребята собираются…
– Какие ребята? – приподнял я голову.
– Твои одноклассники. Хотят проведать тебя.
Не успела она договорить, как в коридоре затопотало множество ног, послышался чейто громкий шёпот: «Давай, веди ты!» Емуответил другой голос: «Нет, первым ты!» Ктото хихикнул, кто-то ойкнул. Дверь распахнулась, но в комнату никто не входил, и возня в коридоре не прекращалась. Наконец появился Хамрокул. Рот до ушей, лицо сияет как медный начищенный таз.
– Как ты себя чувствуешь, приятель? – спросил он.
– Э, да я вижу, ты здоров как бык! – высунулся из-за его спины Мирабиддинходжа.
Ответить ему я не успел: комната наполнилась ребятами. Они принесли букет подзамёрзших цветов, кулёк конфет и штук десять яблок. Положили всё это на стол и давай тормошить меня: кто щупает лоб, кто осматривает руку, а кто и пятки щекочет. Вопросы сыпались градом, я не успевал отвечать. Хорошо, что в это время появился Вахид Салиевич и навёл порядок – рассадил всех куда мог.
– Теперь можно и поговорить с больным. Какое там поговорить! У меня что-тозастряло в горле, защипало в глазах, вот-вот заплачу.
Не стану скрывать, я до глубины души переживал, что отстал от сверстников и очутился в чужом шестом «Б» классе, среди чужих ребят. Один из них казался мне хвастуном, другой – болтуном, третий – трусом. В класс этот я входил, как входит, наверное, птица в клетку. От тоски я готов был бежать куда глаза глядят. А ведь я, оказывается, здорово ошибался! И вовсе неплохие ребята мои новые одноклассники. Сам я хорош! Сам виноват во всех своих бедах!
– Температура спала? – поинтересовался Абдусамат. Этот парень любит привязывать девочек косичками друг к другу.
– Да, сейчас нормальная. Спасибо.
– А что, не мог ты почитать над собой молитву, чтобы беду отвадить? – спросил Гияс. – Зря, что ли, учился у муллы Янгока?
Ребята дружно засмеялись. Шахида, которая сидит за моей партой, кажется, почувствовала, что мне неловко, сама атаковала Гияса.
– Хашим учился у муллы Янгока, чтобы проучить его. А ты зачем старался? Всё равно не научился ездить на быке!
Хохот поднялся сильнее прежнего. Гияс вскочил с места, стал оправдываться.
– Попробовали бы вы сами научиться ездить на таком быке! Он был такой высокий, что без лестницы не заберёшься ему на спину. Только начал подниматься, а он как шагнёт вперёд – я и брякнулся на землю вместе с лестницей.
Вы не представляете, как мама обрадовалась приходу моих одноклассников!
– Не думала, не гадала, что у моего непутёвого Хашима столько друзей-товарищей! Спасибо, детки, что решили проведать моего мальчика, спасибо вашим родителям, породившим таких милых детей, спасибо учителям, воспитавшим вас такими чуткими и добрыми!
Она суетилась в комнате, что-то поправляла, доставала, но, не докончив начатое дело, спешила на кухню, потом опять появлялась, начинала делать совсем другое. Мама ни за что не согласилась отпустить ребят без угощения. И угостила на славу. Завалила стол разными конфетами, пряниками, сушёными фруктами, которые обычно прятала от нас в шкафу.
– Хашимджан, поправляйтесь скорее, без вас класс наш совсем опустел, осиротел, – сказал, уходя, Вахид Салиевич.
– Нет, не буду поправляться. И стараться не буду! – сказал я, пряча лицо под одеялом.
– Почему же это, Хашимджан? – удивился учитель.
– Потому что все они дразнят меня «муллой»!
Ребята поняли, что я шучу, но что всё же в шутке кроется доля правды. Они зашумели, загалдели, обещая никогда больше не называть меня муллой.
– Тогда считайте, что с сегодняшнегодня я уже поправился, – сказал я, откинув одеяло.
После ухода ребят мама долго сидела возле меня, гладя мне лоб.
– Какие чудесные ребята твои одноклассники, Хашимджан! Весёлые, добрые, ласковые!.. – Голос у мамы дрогнул.
– Я ведь специально остался на второй год, мама, чтобы учиться вместе с ними! (Мама улыбнулась.)
– Этот… как его… тот парень, который поймал волчонка, он тоже…
– Акрам?
– Да, да, Акрам этот… вчера весь день под окнами торчал. Выхожу пригласить его в дом, а он стремглав убегает прочь. Очень переживал за тебя. Материнское сердце не обманешь. И вообще отличные товарищи у тебя в классе, Хашимджан, сынок. Держись их крепче… не потеряй…
Вы же знаете, не в моём характере поддаваться обстоятельствам. Если бы не потерял сознание, – с места не сойти! – вовсе не валялся бы в постели. На третий день я был уже на ногах и, несмотря на возражения мамы и бабушки, отправился в школу, в свой любимый шестой «Б» класс. Пусть получу сто двоек, зато буду с товарищами.
Вошёл в класс и тут же пожалел, что поторопился. В нашем классе выпускали стенгазету «Отличник». Так вот новый номер целиком был посвящён нам с Акрамом. Мало чтонарисовали: Акрам скачет верхом на волчонке, а я плетусь на худущей дворняжке. Это ладно, как-нибудь пережили бы, главное в том, что у обоих не было головы. Вместо головы – круг, а в круг вписана фамилия. Под карикатурой подпись: «Странно, почему у них нет головы?» И ответ: «Будь у них голова – разве пропустили бы столько уроков!»
