— Разве ты не знаешь, — прогремел он, — что дитя в подобном состоянии духа нельзя остановить никаким волшебством?
Дальциэль зажал бледными ладонями уши — остренькие уши, похожие на грибы.
— Не могу этого выносить! — заверещал он. — Усыпи её на сто лет!
Хазруэль кивнул. Он снова повернулся к принцессе Валерии, которая, визжа, каталась по полу, и простёр над ней огромную руку.
— Ой! — ахнула Софи. — Сделайте же что-нибудь!
Поскольку Абдулле ничего не приходило в голову и в глубине души он был уверен, что если есть какое-то средство прекратить этот ужасный плач, им стоит воспользоваться, он не стал ничего предпринимать — лишь робко показался из-за колонны. К счастью, не успело колдовство Хазруэля оказать на принцессу хоть какое-то воздействие, как в зал ворвалась толпа. Сквозь вопли послышался громкий, довольно-таки резкий голос:
— Из-за чего тут такой шум?
Оба ифрита обернулись. Толпа состояла сплошь из женщин и девочек, все они явно были крайне рассержены — однако этими двумя чертами и исчерпывалось их сходство. Их было около тридцати и они стояли рядком, сердито глядя на ифритов, были они высокие, маленькие, молодые, старые, пышные, худые и всех возможных оттенков, которыми богат род человеческий. Глаза Абдуллы в изумлении скользнули вдоль ряда. Судя по всему, это были похищенные принцессы. Вот вам и третья общая черта. Внешность их варьировалась от крошечной хрупкой желтокожей принцессы, которая стояла к Абдулле ближе всех, до старенькой согбенной принцессы в середине ряда. И одеты они были весьма разнообразно — от бальных туалетов до твидовых костюмов.
Резкий голос принадлежал принцессе среднего роста и солидного телосложения, стоявшей на полшага впереди остальных. Лицо её отличалось не только загаром и некоторой грубоватостью — должно быть, она много времени проводила на воздухе — но здравомыслием и твёрдостью. Принцесса оглядела ифритов с глубоким осуждением.
— Это же просто смешно! — отчеканила она. — Два таких великих и могучих ифрита — и не можете сделать так, чтобы ребёнок перестал плакать! — И она шагнула к Валерии и отвесила ей изрядный шлепок по мечущейся попке. — Замолчи!
Это сработало. Валерию в жизни никто никогда не шлёпал. Она перекатилась на спину и села, словно онемев. Она уставилась на твердоликую принцессу изумлёнными опухшими глазами:
— Ты меня стукнула!
— И стукну ещё, если будешь напрашиваться, — заявила твердоликая принцесса.
— Сейчас заплачу, — предупредила Валерия. Рот у неё снова стал квадратным. Она набрала побольше воздуху.
— Ещё чего, — отрезала твердоликая принцесса. Она подняла Валерию и живо препроводила её в объятия двух принцесс, которые стояли у неё за спиной. Эти принцессы и несколько их соседок сомкнулись над Валерией, умиротворяюще бормоча. Из недр этой небольшой толпы снова послышались вопли Валерии, но теперь им недоставало убедительности. Твердоликая принцесса упёрлась кулаками в бока и презрительно повернулась к джиннам.
— Видали? — сказала она. — Нужно всего лишь проявить немного строгости и немного доброты — только где вам это понять!
Дальциэль шагнул к ней. Теперь, когда ифрита перестало корёжить от невыносимого шума, Абдулла с удивлением заметил, что Дальциэль очень красив. Если бы не грибообразные уши и когти на ногах, ифрит вполне мог сойти за высокого ангелоподобного человека. Голову его покрывали золотые локоны, крылья, хотя маленькие и какие-то чахлые с виду, тоже были золотые. Ярко-красные губы сложились в милую улыбку. В общем, Дальциэль обладал неземной красотой, вполне соответствовавшей его облачному царству.
— Молю тебя, забери это дитя и успокой его, о принцесса Беатрис, превосходнейшая из моих жён, — сказал он.
Твердоликая принцесса Беатрис как раз махала прочим принцессам, чтобы они увели Валерию, но при этих словах она резко обернулась.
— Я уже объясняла, юноша, — заявила она, — что никто из нас не приходится вам никакой — такой женой. Можете называть нас как угодно, пока не посинеете, но дела это не изменит ни на йоту. Мы вам не жёны и никогда ими не будем!
— Точно! — подтвердили по большей части прочие принцессы — решительным, но усталым хором. Все они, кроме одной, повернулись и удалились, забрав с собой всхлипывавшую Валерию.
Софи восторженно просияла.
— Кажется, принцессы стоят на своём! — шепнула она.
Абдулла её не слышал. В зале осталась одна принцесса, и это была Цветок-в-Ночи. Как всегда, она оказалась вдвое прелестнее, чем ему помнилось, она была нежна и сурова одновременно и огромными тёмными глазами строго смотрела на Дальциэля. Цветок-в-Ночи учтиво поклонилась. Все чувства Абдуллы так и запели. Казалось, облачные колонны вокруг то возникали, то пропадали. Сердце его колотилось от счастья. Она цела и невредима! Она здесь! Цветок-в-Ночи обратилась к Дальциэлю.
— Прости меня, о великий ифрит, ибо я осталась, чтобы задать тебе вопрос, — сказала она, и её голос был мелодичен и весел, словно прохладный фонтан, он был даже мелодичнее, чем помнилось Абдулле.
К ярости Абдуллы, Дальциэль в ответ не то что не обрадовался, а явственно перепугался.
— Ну вот, опять ты! — протрубил он, на что Хазруэль, который тёмной колонной высился в отдалении, сложил руки на груди и злобно усмехнулся.
— Да, я, о суровый похититель султанских дочерей, — учтиво склонила голову Цветок-в-Ночи. — Я здесь лишь для того, чтобы спросить, из-за чего расплакалось это дитя.
— А я откуда знаю? — капризно воскликнул Дальциэль. — Ты постоянно задаёшь мне вопросы, на которые мне не ответить!
— Поскольку, о грабитель родителей государевых наследниц, — отвечала Цветок-в-Ночи, — успокоить плачущее дитя легче всего, если разобраться с причиной его дурного настроения. Я знаю это по собственному опыту, ибо в детстве была весьма подвержена подобным припадкам.
Не может быть, подумал Абдулла. Наверняка она преднамеренно лжёт! Существо столь мягкого нрава не стало бы визжать ни при каких обстоятельствах! Однако Дальциэль, к вящей ярости Абдуллы, без труда ей поверил.
— Не сомневаюсь! — фыркнул Дальциэль.
— Так в чём же было дело, о лишитель лучшего? — не унималась Цветок-в-Ночи. — Быть может, она хотела вернуться в свой дворец, или получить свою любимую куклу, или просто испугалась при виде твоего лица, или…
— Обратно я её не отправлю, если ты к этому клонишь, — перебил её Дальциэль. — Теперь она в числе моих жён.
— Тогда я заклинаю тебя выяснить, что довело её до плача, о отнимающий то, что принадлежит по праву, — учтиво продолжала Цветок-в-Ночи, — ведь иначе даже тридцать принцесс, возможно, не сумеют её успокоить.
И вправду, не успела Цветок-в-Ночи договорить, как вдали послышался набиравший мощь голос принцессы Валерии:
— Ва-ва-ва-ВАААА!!!!!!
— Я говорю так, исходя из собственного опыта, — заметила Цветок-в-Ночи. — Однажды я проплакала целую неделю, день и ночь, пока у меня не сел голос, а всё потому, что выросла из любимых туфелек.
Абдулле стало ясно, что Цветок-в-Ночи говорит истинную правду. Он пытался ей поверить, но, хотя пытался он изо всех сил, всё равно ему никак не удавалось представить себе, как его прелестная Цветок-в-Ночи катается по полу, визжа и брыкаясь.
Дальциэлю же снова удалось ей поверить без труда. Он содрогнулся и обернулся к Хазруэлю:
— Ну думай же! Ты её сюда притащил! Ты наверняка заметил, из-за чего она так блажит!
Огромное смуглое лицо Хазруэля беспомощно сморщилось.
— О брат мой, я пронёс её через кухню, поскольку она побелела и молчала от ужаса, я подумал, что, быть может, какие-нибудь сладости её обрадуют. Однако она швырнула пастилками в собаку повара и продолжала молчать. Крики её, как тебе известно, начались лишь тогда, когда я поместил её к прочим принцессам, а визжать столь непереносимо она принялась, лишь когда ты велел привести…
Цветок-в-Ночи подняла пальчик.
— О! — сказала она.
Оба ифрита повернулись к ней.
— Я всё поняла, — сказала Цветок-в-Ночи. — Наверняка дело в собаке повара. Детские капризы часто связаны с животными. Маленькая принцесса привыкла получать всё, что захочет, а теперь она хочет собаку. О падишах похитителей, вели своему повару привести своё животное в наши покои, и тогда, я тебе обещаю, шум стихнет.
— Хорошо, — согласился Дальциэль. — Исполнять! — протрубил он Хазруэлю. Цветок-в-Ночи поклонилась.
— Благодарю тебя, — сказала она и грациозно удалилась.
Софи тряхнула Абдуллу за руку:
— За ней!
Абдулла не шелохнулся и не ответил. Он глядел вслед Цветку-в-Ночи, не в силах поверить, что видит её воочию, и равным образом не в силах поверить, что Дальциэль не пал к её ногам и не проникся к ней обожанием. Да, следовало признать, что это оказалось для него облегчением, но тем не менее!
