Даша смотрела по сторонам и, крепко ухватившись за Петьку, молча следовала за братом. Не сговариваясь, ребята старались ступать как можно тише, будто здесь существовал неведомый запрет на звуки. Дети не знали, сколько залов прошли, потому что давно уже сбились со счета. Они перестали удивляться богатому убранству и роскоши дворца. Им хотелось поскорее найти выход.
Наконец, ребята вошли в последнюю дверь и очутились в сказочном зимнем саду. Все здесь было похоже на настоящее, но ни в чем не было жизни. Хрустальные деревья стояли, словно выточенные изо льда неизвестным скульптором. На их прозрачных ветвях распустились кружевные, точно нарисованные Дедом Морозом, цветы и листья. В вазах и горшках росли белоснежные розы и пионы, гвоздики и гиацинты, гладиолусы и гортензии… Даша склонилась над цветком розы, чтобы понюхать его, но к своему разочарованию увидела, что роза сделана из тончайшего шелка. Девочка поглядела на другие цветы. Все они были неживые.
Сверху зимний сад покрывал высокий стеклянный купол, сквозь который струился бледный зимний свет. Он придавал саду таинственность. Пол был покрыт ослепительно белым, пушистым ковром, который искрился словно первый снег. Ковер скрадывал звуки, и от этого волшебный сад казался еще более призрачным.
— Если из этого дворца есть выход, то он должен быть где-то здесь, прошептал Петька.
В глубине сада возвышался полог из тончайшей, серебристой парчи. Складки материи ниспадали мягкими фалдами, сбоку висела витая шелковая веревка с кистями. Некоторое время дети молча стояли возле балдахина, пока Петька не осмелился потянуть за кисти. Парчовый полог стал медленно подниматься. Петька с Дашей невольно отступили. За парчовым покрывалом оказалось еще одно, сотканное из материи такой тонкой и легкой, словно это был сам лунный свет, запутавшийся в паутинке. Покрывало взлетело вверх. Перед детьми, плавно покачиваясь на цепях, висел хрустальный гроб. Вдруг крышка гроба начала медленно подниматься.
Даша хотела закричать, но голос покинул ее. Ноги у Петьки сделались ватными, как в страшном сне, когда хочешь убежать, но не можешь. В гробу лежала прекрасная царевна. Она спала глубоким беспробудным сном. На щеках ее играл легкий румянец. Густые, темные ресницы и черные брови были будто нарисованы. Тяжелые русые косы обрамляли тонкий овал лица. Она лежала, будто спала, но грудь ее не вздымалась дыханием.
На гробе было начертано:
Кто ищет выход, тот его найдет,
Когда дыханье жизни в сад сойдет.
Когда цветы воспрянут ото сна,
Зиме на смену вновь придет весна.
Любовью сад живет с далеких пор,
И погибает от ненужных ссор.
— Ничего не понимаю, — проговорил наконец Петька.
— А я знаю, царевну надо разбудить, — сказала Даша, большой знаток по части принцев и принцесс.
— Как?
— Очень просто, для этого ты должен ее поцеловать, а потом жениться.
Петька, молча уставившись на Дашу, красноречиво покрутил пальцем возле виска.
— Ну, Петенька, так во всех сказках говорится, — передернула плечами Даша.
— Знаешь, про царевну в этих стихах ни слова. Там сказано, что надо сад оживить, — резонно возразил Петька.
— А как мы его оживим? — спросила Даша.
— Если б я знал. Какое еще дыханье жизни этим цветам нужно, чтобы они ото сна воспрянули? — Петька посмотрел на островок белых ландышей. — Ведь как живые!
— Совсем они не как живые. Они не пахнут, — сморщила нос Даша.
Петька уставился на сестру, а потом схватил ее за плечи и скороговоркой произнес:
— Дашка, молодчина. Может это как раз то, что нам нужно. Запах цветов! У нас есть запах цветов!
Петька, торопясь, достал кошелек эльфов. Непослушными пальцами он открыл застежку, все еще боясь, что ошибся, и что дары эльфов не помогут.
Маленькая горошина выкатилась из кошелька на Петькину ладонь, и вдруг цветы заблагоухали. Сад ожил. Шелковые лепестки дрогнули и налились жизнью. Жемчужинки, росой блестевшие на листьях, превратились в настоящие капельки росы.
Ресницы мертвой царевны дрогнули, и она открыла глаза. Царевна медленно встала из гроба. Глаза ее были зелеными, словно два изумруда, но взгляд — пустым и безучастным. Она поглядела в сторону Петьки и произнесла:
— Ты сумел разбудить сад. Никому кроме тебя это не удавалось. И за это я открою потайную дверцу.
Голос царевны звучал бесстрастно и монотонно. Она говорила и двигалась как во сне. Прекрасный принц еще не пришел, чтобы разбудить ее. Царевна сделала плавный жест рукой в сторону кустов жасмина, и те расступились, обнажив маленькую, сверкающую белизной дверцу в стене. У Петьки радостно подпрыгнуло сердце: они нашли-таки белую дверцу!
— Идите с любовью и миром, и вы найдете счастье. Ты достоин этого, сказала царевна Петьке.
Темное пятно на белоснежном ковре, притаившееся возле Дашиных ног, едва заметно шевельнулось.
— Между прочим, это я придумала про запах цветов, — сказала Даша, как бы невзначай.
Царевна молча вернулась на свое хрустальное ложе и смежила веки. Никто не обратил на Дашины слова внимания, и от этого Даше стало еще обиднее.
— Так нечестно, Петенька. Все время кошелек эльфов у тебя. Теперь моя очередь его носить.
— Дашка, ты чего? — Петька с удивлением посмотрел на сестру.
— А то, что ты кошелек себе захапал, а мне тоже хочется.
— Какая разница, у кого кошелек? — пожал плечами Петька.
— А если разницы нет, то давай его мне, — капризно топнула ногой Даша.
Петька смотрел на Дашу и не узнавал сестру. Чего это на нее вдруг нашло? «Устала, наверное, вот и капризничает. Другая бы на ее месте совсем разоралась, а Дашка еще молодцом держится», — подумал Петька и примирительно сказал:
— Ну ладно, пойдем. А то еще дверцу закроют.
— Никуда я без кошелька не пойду, — заупрямилась Даша.
— Дашка, не дури, ты же его потеряешь. У тебя не карманы, а смех один, — пытался урезонить сестренку Петька.
— Жадина ты! Я с тобой не вожусь! — Даша отвернулась.
Внезапно на сад спустились сумерки. Над стеклянным куполом повисло черное грозовое облако. Цветы на глазах закрывали лепестки. В саду стало темно. Петька с ужасом глянул на дверь. Та словно полиняла, из белой превратившись в серую, и продолжала темнеть дальше.
— Смотри! Все из-за твоих капризов, — крикнул Петька и, схватив Дашу за руку, потащил ее к дверце, пока та не почернела совсем. Ребята с разбегу влетели в дверь. Она отливала угольной чернотой.
Тени клубились в глубинах ледяной пропасти. Они периной стлались по земле, одеялом окутывали безжизненные утесы. Здесь спало Лихо, всем лихам лихо. И видело оно сон.
А и шло по дороге Лихо
Лихо страшное, безобразное.
Голова, что люто лоханище,
Из ушей дым столбом валит,
Глазищи, что горящи уголья,
Изо рта поганый змей торчит.
А й навстречу ему Лихо статное,
Ликом белое, да опрятное.
И затеяли они долгий спор.
Засмеялося Лихо страшное,
Говорило оно таковы слова:
«Да какое ты Лихо поганое,
Как никто тебя не убоитися?
На меня лишь глянь и мороз берет.
Голова, что люто лоханище,
Из ушей дым столбом валит,
Глазищи, что горящи уголья,
Изо рта поганый змей торчит».
Отвечало ему Лихо статное,
Ликом белое, да опрятное:
«Ой ты зря надо мной надсмехаешься.
Не тебе со мной силушкой меряться.
Не велика честь страшить робкого,
А хоробрый не ужахнетися.
Не то лихо, что пред тобой стоит:
А то лихо, что в тебе сидит,
Лишь раздором открой дверцу черную,
Источу тотчас сердце ржавчиной.
А кого захвачу я в полон к себе,
Так не быть ему тем, кем он прежде был».
Черная дверца раскрылась. Морра бросилась на самое дно ледяной пропасти. Она упала на пуховое одеяло и на мягкую перину, сотканные из мрака и теней. Вскочив на ноги, засмеялась Морра и побежала, на ходу пригоршнями подбирая клочья мглы, похожие на обрывки грозовых туч, и разбрасывая их, словно комья снега.
— Проснись Лихо! Хватит тебе спать, — воскликнула Морра.
Черные глубины отозвались едва слышным вздохом, а Морра продолжала:
— Лихо страшное в лесу Нечистом мается, от бессилия исходит злобой. Оказалось не под силу ему справиться даже с детьми. Покажи, на что ты способно. Ты прекрасное, ты манящее. Так ли умеешь ты душу иссушить и в лед превратить, как хвалишься?
И проснулось тут Лихо статное, ликом белое, да опрятное. Шевельнулось оно в глубинах ледяной пропасти и раскинуло бархатный купол с бриллиантовой россыпью звезд.
