Бомен догнал сестру и встал подле нее. Близнецы безмолвно смотрели на гигантскую расщелину, изрыгающую дым и огонь. На глазах у товарищей Мампо ринулся в полымя.
– Возьми меня! Верни мне юность!..
Мольбы умолкли, дряхлый ребенок перешел на сбивчивый шаг и наконец позволил ярким языкам поглотить себя без остатка. Отчаянные вопли замерли на устах брата и сестры, так и не вырвавшись наружу. Потрясенные близнецы молча стояли рядом. Девочка взяла холодную ладонь брата.
Мы тоже пойдем туда. В полымя.
Главное – вместе, – отозвался мальчик, твердо зная, что это их единственный путь.
Вместе, как всегда.
И дети, рука в руке, отважно двинулись к ревущему огню. Великий Путь подходил к концу.
Приближаясь к огромной расщелине, близнецы все явственнее чувствовали немилосердный жар и удушливый запах гари. Почему же седовласые карлики ничего не боялись? Почему без единого вскрика устремились в самое пекло?.. Бомен и Кестрель неуклонно шли вперед, и лишь сильнее сжимались их переплетенные пальцы.
Когда сияние сделалось невыносимым, брат и сестра зажмурились. Странным образом горячее пламя не обжигало кожу.
Шумы леса и горных ручьев внезапно умерли, проглоченные тишиной. Даже собственные шаги казались брату и сестре совершенно беззвучными.
Отступать поздно. Осталось еще чуть-чуть…
Неожиданно жар отступил, и близнецов волной окатила прохлада. Огонь по-прежнему нестерпимо сиял, терзая закрытые веки кроваво-алыми всполохами. Не нужно было смотреть вокруг, чтобы понять: странники вошли прямо в костер, языки которого больше походили на струи студеной воды.
Брат и сестра продолжали идти, не ощущая ни малейшего вреда. Свет уже не так резал зажмуренные глаза, а вскоре начала спадать и прохлада. Мало-помалу сияние вроде бы стало угасать. Близнецы решились приоткрыть веки: пламя и в самом деле бледнело. Шаг, другой, третий… и дети покинули огонь, чтобы вступить неизвестно куда, в царство сумрака.
Привыкнув к тени, Бомен и Кестрель различили плиточный пол, обшитые деревом стены просторного коридора и дверь в дальнем конце. Больше всего это напоминало прихожую огромного особняка.
Близнецы обернулись – и разинули рты в изумлении. Пламя все еще бушевало за их спинами, но теперь это был обычный камин, обрамленный каменной резьбой, и только. Неужели они прошли насквозь?
Долгий коридор без окошек вел от камина к двустворчатой двери. Оставался лишь один путь. По-прежнему не разжимая сомкнутых ладоней, потрясенные донельзя брат и сестра тронулись вперед. Бомен осторожно потянул за ручки, дверь оказалась не заперта. Что там?..
Еще один коридор. Скорее даже, продолжение первого. По сторонам были видны бесчисленные распахнутые двери. Мягкие блики свечей танцевали на панелях из темного дерева, украшенных резными цветами и листьями, на поблекших гобеленах между дверями, где были изображены древние сцены охоты и состязания лучников. Пол устилал затейливо сотканный ковер.
Близнецы осторожно пошли вперед, заглядывая во все двери. За каждой из них темнела пустая гостиная с роскошной мебелью в пыльных чехлах.
Дети двигались как можно тише, опасаясь того, что могут найти. Что-то подсказывало им идти дальше, мимо этих неосвещенных комнат. Как и в прошлый раз, коридор оканчивался затворенными дверями, в щелку между которыми пробивалось теплое мерцание.
Вокруг стояла такая тишина, что Бомену и Кестрель чудилось, будто можно расслышать стук собственного сердца. Особняк выглядел заброшенным, разве что свечи горели в настенных канделябрах и ковер под ногами кто-то недавно вымел дочиста. Подкравшись к самым дверям, дети замерли и прислушались. Ни звука. Кестрель мягко повернула ручку, подтолкнула створку вперед. Петли негромко скрипнули. Брат и сестра похолодели. Однако ничего не случилось: никто не закричал, не окликнул их, не затопал по коридорам. Девочка открыла дверь, и близнецы вошли в комнату.
Это оказалась украшенная для приема столовая. Посередине, на прелестном обеденном столе мерцали серебро и хрусталь. Двенадцать приборов. С потолка свисала дивная люстра с пылающими свечами, а по углам красовались ветвистые подсвечники. В прозрачных, точно слеза, кувшинах стояла вода. В серебряных корзиночках лежали мягкие булки. С обеих сторон горели чудесные камины. Лишенные окон стены были увешаны старинными портретами величественных лордов и леди, живших не одно столетие тому назад. Единственная, не считая входной, дверь опять находилась в дальнем конце столовой. И, как всегда, была закрыта.
Не то, совсем не то ожидали найти Бомен и Кестрель. Трудно сказать, что именно воображали они увидеть в конце пути, но это нечто непременно должно было напугать их. Впрочем, запущенное великолепие удивительных комнат по-своему тоже внушало страх, хотя скорее иного рода – страх перед неизвестностью. Не понимая, что творится вокруг, нельзя было догадаться, что последует дальше. А значит, и подготовиться к испытанию.
Мягко ступая по ковру, близнецы миновали ряды бархатных кресел, блистающий стол и приблизились к очередной двери. Тут Кестрель вновь помедлила, прислушиваясь, и все же не уловила ни единого шороха. Девочка толкнула створку.
Пара масляных ламп освещала гардеробную какой-то дамы. Высокие, под самый потолок, шкафы с распахнутыми дверцами заполняла прекрасная одежда. Выдвинутые ящики комодов являли взору восхитительно выглаженные и тщательно сложенные сорочки, ажурные чулки, нижние юбки. Вдоль стен бесконечным строем стояли парадные туфли, атласные тапочки, изящные ботинки для дождливой погоды. На манекене висело недошитое бальное платье, скрепленное по швам серебряными булавками. Кушетку покрывали неубранные лоскуты тончайшего шелка. На инкрустированном столе лежали всевозможные инструменты портняжного искусства: иглы, ножницы, нитки, пуговицы, тесьма… Длинное зеркало показало детям их собственные, бледные как смерть лица с широко распахнутыми глазами, тревожные позы и по-прежнему крепко сцепленные руки.
Из этой комнаты вели уже две разные двери, и обе оказались распахнуты. Первая вела в пустую и темную ванную. Вторая…
Брат и сестра замерли на пороге, настороженно прислушиваясь. В открывшейся перед ними огромной спальне, на низеньком столике у кровати горела еще одна лампа. Обшитые деревянными панелями стены украшали боевые трофеи. Словно в гостиной какого-нибудь воина-героя, гордого своими подвигами, повсюду висели мечи, шлемы, знамена и стяги. Вот только вместо кожаных кресел для гостей и дубовых столов, заваленных газетами, в комнате, точно посередине натертого до блеска пола, находилась одна-единственная кровать под высоким пологом. Невесомая ткань красивыми складками струилась от кольца в потолке, подобно просвечивающей юбке, и полностью окружала постель. На столике кроме лампы стоял стакан воды и тарелка с апельсином, а рядом – серебряный ножичек. А на кровати, еле видная сквозь тюль полога, под белыми льняными простынями с пеной кружев по краям и узорчатыми покрывалами полусидела, откинувшись на гору подушек, старая-престарая леди и крепко спала.
Очень-очень медленно, опасаясь потревожить сам застывший воздух комнаты, ребята вошли в открытую дверь. Широкие доски под ногами не издавали ни звука. Мальчик и девочка заставляли себя дышать глубоко и ровно. Так потихоньку они подобрались к постели и снова замерли, глядя сквозь полог на спящую старуху. Та не пробуждалась.
Гладким и спокойным было ее лицо. Кости черепа четко вырисовывались под желтой, будто пергамент, кожей. Чудилось, что когда-то, в незапамятные времена, женщина блистала безупречной красотой юности. Бомен всматривался в ее черты, и его сердце наполнялось новой, неведомой доселе страстью.
Между тем взгляд Кестрель метался по комнате, отыскивая какой-нибудь стенной шкаф или коробку, где мог бы лежать голос Поющей башни. Столь маленькую вещицу легко спрятать где угодно – в этой ли комнате, в любой другой или там, куда близнецы вовсе и не заглядывали. Впервые за все путешествие девочка позволила отчаянию охватить ее душу. Ничего-то они не отыщут. Сердце пронзила черная, злая печаль. Бомен ощутил ужас сестры. И, не отрывая глаз от спящей леди, безмолвно сказал:
Он там. В ее прическе.
Кестрель посмотрела – и увидела. Мягкие, словно пух, белые волосы старухи придерживала серебряная заколка в виде буквы «S» с длинным хвостиком – той самой, которую в древности вытравили на Поющей башне, а потом нарисовали на обороте карты. Девочка воспрянула духом; ее окатила волна нежданной радости и одновременно внезапного испуга.
Вытащишь так, чтобы не разбудить ее?
Попробую.
Бомен утратил обычную застенчивость, а может, просто забыл о ней, завороженный загадочным лицом. Недрогнувшими пальцами он осторожно сжал заколку. Затаил дыхание, словно окоченел всем телом; медленно потянул на себя. Так медленно, как только мог. Престарелая леди не просыпалась. Заколка еле ощутимо дрогнула и освободилась из плена редеющих, белых, точно снег, волос. В приглушенном свете лампы-ночника Бомен разглядел нити серебряной проволоки, из которых сплетался голос Поющей башни. Мальчик облегченно выдохнул и поднял руку. В тот же миг пальцы ощутили слабое сопротивление. В заколке запутался один-единственный тонкий волосок. Теперь он напрягся и лопнул.
