– Вот как? Еще захотел? Вот тебе, вот тебе…
Вертясь, наскакивая один на другого, обмениваясь щипками, пинками и оплеухами, «любящие родственники» понемногу удалялись от берега пруда. Скоро расстояние превратило их в каких-то гигантских сверчков, кружившихся в диковинном танце. Как раз когда они добрались до вершины холма, Липучка дотянулся и с силой дернул сестру за волосы, собранные в узел на макушке. Она визгливо закричала, перепрыгивая следом за ним через полевую стену…
Так они и скрылись из виду. Нам остается только предполагать, что весь остаток своих жизней они провели в бесконечных ссорах, задирая, обижая, дразня, раздражая и оскорбляя друг друга, – и вот так до самой могилы. Не подлежало сомнению, что каждый из них сделал другого очень несчастным – чего, собственно, оба вполне заслуживали.
Опять стало тихо. Мел, Уилл, Лайзл и тетка с тростью обдумывали увиденное.
Потом последняя громко шмыгнула носом.
– Ну, так я пошла, – сказала она. Кивнула всем сразу и быстро заковыляла прочь, с силой всаживая в землю свою клюку.
Под ивой остались лишь Мел, Лайзл и Уилл.
– Вот, – произнесла Лайзл и смущенно потупилась.
– Вот, – сказал Уилл, неуклюже переминаясь на месте.
– Вот, – проговорил Мел, весело поглядывая то на Уилла, то на Лайзл, то снова на Уилла. – Вот и потеплело, верно я говорю?
И он снял форменную фуражку.
Ребятишки дружно кивнули. Отвечать вслух они почему-то робели.
– Так жарко, что горячий шоколад, пожалуй, не к месту, – задумчиво высказался Мел. В голове у него неспешно оформлялась некая мысль.
Эти ребятишки выглядели так, словно им точно не помешало бы немножко заботы. Да! Мел видел перед собой мальчика и девочку примерно возраста Беллы, когда та пропала навеки. Горячая еда, перемена одежды и место, где прилечь на ночь, – вот в чем отчаянно нуждались Лайзл и Уилл.
– А вот шоколадное молоко пришлось бы как раз, – выдал он вслух. – Да, именно так я, пожалуй, и думаю. А вы двое что скажете?
Уилл с Лайзл переглянулись и заулыбались. Потом энергично закивали.
– Вот и хорошо, – произнес Мел. Его безбрежное сердце распахивалось во всю ширь, готовое вместить двоих сирот и сделать так, чтобы они никогда больше не почувствовали себя сиротами.
(И это, кстати говоря, само по себе составляет целый сюжет, ибо, если вы не верите, что сердца умеют цвести, что любовь раскрывается подобно бутону, невзирая на самые жестокие обстоятельства, – в этом случае, боюсь, ваша дорога окажется очень долгой и сумрачной, и вам придется помучиться, прежде чем вы отыщете свет.
С другой стороны, если вы в это верите, – значит, вы и так уже все знаете о волшебстве.)
– Ну тогда пошли, – сказал Мел и подозвал Левшу. Та бросила последний сожалеющий взгляд на слишком умную бабочку, никак не желавшую попадаться ей в лапки, и подбежала к Мелу, чтобы привычно устроиться в переноске.
Уилл и Лайзл шли рядом, касаясь друг дружки кончиками пальцев. Мел положил на плечо Уиллу большую теплую руку.
– А почему ты зовешь ее Левшой? – спросил Уилл, пока одолевали подъем.
– Хороший вопрос, – сказал Мел. – С этим, вообще-то, забавная история связана. Мне, знаешь ли, всегда туго давалась эта наука – поменьше совать нос в чужие дела. Так вот, миссис Элкинс – моя квартирная хозяйка, вы скоро с ней познакомитесь, – всю дорогу пыталась это мне втолковать…
Мел говорил, а Лайзл и Уилл слушали, мурлыкала кошечка, и сияло с небес солнце.
Они миновали место, где некогда стоял дом Лайзл. Девочка знала, что совсем скоро на развалинах вырастут цветы.
Она мысленно произнесла слово «невыразимо». Всего один раз…
Я написала «Лайзл и По» всего за два месяца очень напряженной работы. Эта книга не похожа ни на одну из тех, которые я написала. Я даже не знала, какой она получится и получится ли вообще. И я уж точно не ожидала, что выйдет история, пригодная для печати.
Я только знала, что мне было жизненно необходимо ее написать. В то время я пыталась примириться с неожиданной кончиной очень близкого друга. Потрясение, вызванное утратой, преследовало меня долгие месяцы. Мой мир посерел, потускнел, сделался пустым и печальным – примерно таким, в каком живет Лайзл в начале этой истории. Саму идею книги мне подсказала фантазия, одолевавшая меня в тот тяжкий период. Мне мучительно хотелось забрать пепел друга из колумбария, куда поместили урну, и рассеять его над водой в том единственном месте, где он ощущал себя в полной гармонии с миром.
Так постепенно и сложился образ маленькой девочки, которая пускается в долгий путь, и не только затем, чтобы отнести прах любимого человека в мирное и красивое место, – попутно она возвращает краски и свет в мир, ставший некогда бессолнечным и унылым.
Я только задним числом сообразила, что писала, оказывается, о себе самой. Путешествие Лайзл было моим собственным, так что «Лайзл и По» – очень личная книга. Хотя там я и не уточняю ни места, ни времени действия, хотя в сюжете задействованы магия, алхимики, привидения – перед вами настоящая исповедь.
А еще «Лайзл и По» воплощает все то, чем всегда являлась для меня работа со словом. Главным в ней уж точно не является заработок. Я пишу не ради идеи и не затем, чтобы сбежать от реальности. Скорее даже наоборот: это путь обратно. Это способ войти в реальность и придать смысл миру, который временами кажется таким жестоким, страшным и полным черных чудес.
И конечно же, это поиск счастливого завершения – и даже, а вернее, в особенности когда реальная жизнь нам в нем отказывает. Пусть моя книга укажет кому-то дорогу к спасению, раз уж и для меня она оказалась способом не опустить руки.
В общем, ее значение для меня трудно переоценить. Надеюсь, что и для вас она будет что-нибудь значить…
Пинбол – настольная игра, в которой игрок, выпуская шарик с помощью поршня, пытается закатить его в лузы, расположенные на игольчатой поверхности.
Маффин – «порционный» маленький кекс или оладья. Выпекаются из довольно жидкого дрожжевого теста со всевозможными наполнителями, в том числе и несладкими.
l’oeil – букв. глаз, здесь – художественное видение (франц.).
Спятивший Шляпник – персонаж книги «Алиса в стране чудес». В старину считалось, что шляпники нередко лишались рассудка из-за ртути, употреблявшейся при обработке фетра.
Клотик – самая макушка корабельной мачты. Выражение означает «сверху донизу; весь целиком».
