— А что случилось с моим мужем? — спросила, донельзя расстроенная услышанным,
Елена Митятюля.
— Кирпич упал на голову с одиннадцатого этажа. Падая, ваш муж ударился головой о край железобетонной плиты. А в конце ещё и кувалдой по голове ударили. Она случайно вылетела из рук рабочего, — подробно ответил врач.
Анастасия Фёдоровна удивлённо захлопала наклеенными ресницами и пробормотала:
— Как только в живых остался…сволочь!
Дочь не услышала слова матери. Она последовала вслед за доктором. Мать, чуть помедлив и бросая довольные взгляды на рентгеновские снимки, поспешила вслед за дочерью. Все втроём гуськом вошли в палату реанимационного отделения, где лежал
Митятюля. Жена едва удержала слёзы, когда увидела его лежащим без движения.
Голова Митятюли была полностью забинтована. Открытым оставались только глаза и рот. Он лежал в палате один. Рядом с кроватью, где он лежал, стоял стол. На нём были установлены несколько приборов, которые фиксировали работу основных жизненно важных органов. С другой стороны стояли капельницы. Жидкость из перевёрнутых склянок стекала по тоненьким трубочкам к венам на руках. Прямо за капельницами стоял ещё один стол. На нём стоял кувшин с цветами. За столом находилось окно.
Елена Митятюля села на постель рядом со своим мужем и взяла его руку в свою. Врач и мать остановились за её спиной. Она долго смотрела на закрытые глаза мужа, а потом негромко, не оборачиваясь, спросила, обращаясь к доктору:
— Долго он пробудет в таком состоянии?
Врач не успел ответить, так как в это время раздался голос…самого Митятюли.
— Ленусь…
Она вздрогнула и устремила взгляд, полный надежды, на закрытые глаза мужа. Из–за плеча врача показалось настороженное лицо Анастасии Фёдоровны. Она с явной опаской посмотрела в сторону своего зятя.
— Ленусь… — Митятюля медленно открыл глаза и попытался улыбнуться своей жене.
Она наклонилась к нему и с нежностью провела пальцем по губам.
— Ты узнаёшь меня, Онаил? — негромко спросила она.
— Что за вопрос, Ленусь? Конечно, узнаю… — послышался слегка хриплый ответ
Митятюли. Он вновь попытался улыбнуться, в то время как жена бросила радостный взгляд в сторону доктора.
— Он здоров, здоров полностью! — произнесла она счастливым голосом, обращаясь к доктору.
Тот наклонился и осмотрел зрачки Митятюли. Видимо оставшись чем- то недовольным, врач взял голову Митятюли и повернул её до отказа влево. Держа её в таком положении, врач спросил:
— Вы видите вазу с цветами, Онаил?
— На которой мальчик сидит?
Услышав ответ, все трое опешили. Врач, бросив многозначительный взгляд в сторону
Елены Митятюли и Анастасии Фёдоровны, снова наклонился над Митятюлей. Не отпуская голову, он спросил вкрадчивым голосом:
— Вы видите мальчика, который сидит на вазе с цветами?
— Что ещё за вопрос? — раздался раздражённый голос Митятюли. — Конечно, вижу.
Иначе, зачем бы я говорил?
— Значит — мальчика? Не отворачивайте головы, Онаил! — врач отпустил голову и, не спуская глаз с него, отошёл к столу, на котором стояла ваза и, как утверждал больной, сидел какой–то мальчик. — Где он сидит?
— Да что с вами, доктор? — снова изумлённо произнёс Онаил. — На вазе сидит с цветами.
Я же два раза повторял!
Врач снова кинул многозначительный взгляд в сторону женщин, которые никак не могли прийти в себя от слов Митятюли, а потом задал новый вопрос:
— И что за мальчик?
— Зачем вы спрашиваете?
— Видите ли, Онаил, вы получили серьёзную травму головы и нам необходимо убедиться в том, что вы абсолютно здоровы.
— А-а, — протянул Онаил. Видимо объяснение врача его полностью удовлетворило, —
спрашивайте, доктор.
— Как выглядит этот мальчик. Сколько ему лет?
— Лет десять…может двенадцать. Маленький такой, худой.
— Во что он одет?
— В белую рубашку! — последовал ответ.
— Очень интересно. Очень, — врач приходил понемногу в возбуждённое состояние. — А вы не могли бы сказать, Онаил,…что делает этот мальчик.
— Рожи мне строил, — начал отвечать было Онаил, но тут же издал смешок и добавил, — а
теперь вам язык показывает.
— Мне язык показывает? Очень хорошо! Скажите, вы можете поговорить с ним? Узнать, кто он?
Из груди Онаила вырвался недовольный вздох. Больше всего ему неудобно было держать голову в таком положении. Вздохнув ещё раз, он громко спросил, обращаясь в сторону вазы с цветами:
— Ты кто?
— Он говорит с вами? — поспешно перебил его доктор.
— Да, говорит!
— И что он сказал вам?
— Говорит, что он… ангел!
Вслед за этими словами сразу же раздался голос Анастасии Фёдоровны.
— Конкретно двинулся…
— Мама… — Елена Митятюля с глубоким беспокойством смотрела на мужа и крепко сжимала его руку.
— Ангел…говорите? — почему–то довольным голосом переспросил доктор и тут же задал новый вопрос: — А вы бы не могли, Онаил, спросить,…как зовут этого ангела?
— Сколько это будет продолжаться? — Онаил снова громко спросил, обращаясь в сторону вазы с цветами: — Как тебя зовут?
— Ну что? — доктор вопросительно и нетерпеливо посмотрел на Онаила. Тот повернул голову в обычное положение и коротко ответил:
— Ваня!
— Ваня? — доктор опешил. — Ангела зовут…Ваня? А почему его так…странно зовут?
— Да я откуда знаю? — Митятюля начал злиться. — Сами у него и спросите, почему он себя ангелом считает? Да и ещё с таким именем!
— Так вы думаете, что он вас обманывает? — у доктора удивлённо приподнялись брови.
— Конечно, — последовал ответ Митятюли, — ангелов не бывает. Это сказки для маленьких детей.
— Вот как? Ну, если я скажу вам,…что мы не видим этого самого…мальчика?
— Вы шутите? — сквозь бинты показались вытаращенные глаза Митятюли.
— Спросите у своей жены?!
— Ленусь? — Митятюле не удалось повернуть голову в её сторону.
— Да, Онаил. Доктор правду говорит. Мы не видим мальчика. Ты болен, Онаил. Но не беспокойся, мы обязательно вылечим тебя, — жена не преставала поглаживать его руку, пытаясь успокоить разволновавшего Митятюлю. Он закрыл глаза и прошептал:
— Может, я умер и уже в раю? Раз ангел, значит в раю. И моя жена рядом. И доктор…
может он тоже ангел. А что…может здесь гораздо лучше и стоит остаться навсегда… —
Митятюля открыл глаза и сразу в ужасе закричал. Над ним нависло лицо тёщи.
— И она здесь?… — Митятюля повернул голову в сторону вазы и заговорил скороговоркой:
— Я не знаю кто ты такой. Если ты и вправду ангел, я выражаю решительный протест против этой несправедливости. Я не буду находиться с ней рядом. Отправьте меня в другое место. В ад? — переспросил, у кого- то Митятюля и тут же быстро ответил: — В ад, так в ад. Я согласен. И, пожалуйста, поскорей. А то вдруг не получится?
У тёщи лицо стало зелёного цвета. Она со страхом посмотрела на дочь и, приложив палец к виску, покрутила им.
— Окончательно сбрендил.
Доктор, несмотря на возражения, вывел обеих женщин за дверь. Он осторожно закрыл её за собой и негромко прошептал:
— Надо оставить его одного. Пусть успокоится. А завтра снова придёте. Договорились, госпожа Митятюля?
Она молча кивнула и собиралась уже уйти, когда услышала голос доктора.
— И возьмите детей, если конечно, они, у вас есть. Их вид может благоприятно подействовать на вашего мужа.
Разговор на том закончился, и они уже собирались расходиться, когда расслышали громкий голос Митятюли. Все трое буквально прильнули к двери.
— А почему тебя так странно зовут? Что это за имя? Ваня! Разве ангелов так называют?…
Так это не настоящее имя? Ты сам его придумал? А как настоящее? Как, как?… Даже не вздумай повторять. Это нужно записать на диктофон и учить как иностранный язык. Оставим лучше Ваня? Это по- нашему. А родители у тебя есть? Есть?…Как же они отпустили тебя одного…так далеко? Дедушка тебя выгнал? Злой он видно у тебя. И кто твой дед? Кто? — на мгновение воцарилось молчание, потом послышался изумлённый голос Митятюли: — Бог? Врешь, наверное. У него один сын был. А у того детей не было. Это я точно знаю… Неужели и, правда, столько сыновей было?
Анастасия Фёдоровна наклонилась к уху дочери и зашептала:
— Леночка…его домой пускать нельзя!
Митятюля и не знал, сколько времени провёл в забытьи. Он и дальше бы не просыпался, но…возникла острая боль в голове. Прежде чем открыть глаза, он схватился за голову, пытаясь унять боль. Его руки…соприкоснулись с другими руками.
Он…внезапно осознал, что кто — то сидит на кровати и стучит рукой по…его голове.
Осознав это, Митятюля распахнул глаза и тут же сморщился, словно от зубной боли.
