– Предательство?! – воскликнул Карл. – Зарвавшаяся девчонка! Её надо наказать! Слишком много стала о себе воображать! Для неё нет авторитетов19, тоже мне «великий главнокомандующий»! Скоро она решит, что корона Франции будет ей в пору? Пусть посидит, подумает.
– Сир, они сожгут её на костре, как ведьму!
– Сколько они требуют за голову Жанны? – нехотя спросил король.
Маршал назвал цену.
– Что?! – взъярился Карл. – Что? 10 000 золотых ливров? Эта сумма больше, чем принято просить за голову самого короля. Вы сошли с ума!
– Они не отдадут её за меньшую. Может быть, обратиться к народу? – предложил маршал.
– А вы уверены, что она не ведьма, Жиль? – король в ожидании ответа сощурил маленькие глазки.
– Я был с нею в бою. Она гений, сир!
Ответ маршала ошеломил Карла.
– Ах так! Она гений?! Пусть выбирается сама! – король издал горлом какие-то странные шипящие звуки и отвернулся в знак окончания аудиенции.20
– Корона ему явно велика, – подумал, закрывая дверь покоев короля маршал Жиль де Ре.
– Этот тоже хорошо будет смотреться в пламени костра, – подумал король, когда дверь за маршалом затворилась21.
* * *
Бабушка, наконец, закончила вязание, и все увидели, что получилось. Это была шапочка, белая с едва заметными розовыми штришками.
– Бабуль, ты чё? – тихонько прошептал из кармашка передника попугай Кешка.
– Это тебе, доченька, – сказала бабушка, протягивая Жанне шапочку, – одень, пожалуйста, тут зябко.
Шапочка пришлась Жанне впору и была едва заметна на её голове.
– Рибаджо, – бабушка умоляюще посмотрела на волшебника, – можно оставить шапочку в прошлом?
Рибаджо кивнул, он знал: это всё равно ничего не изменит в судьбе Жанны.
– Нам пора! – хмуро бросил волшебник.
– Храни вас Господь, – едва слышно вымолвила Жанна.
* * *
Как только мама Василисы въехала на своей машине во двор дома, она сразу поняла: случилось что – то серьёзное. Дом был тих и казался безлюдным.
– Ау! Где вы? – воскликнула мама.
Из окна первого этажа выглянула голова бабушки.
– Не шуми дочка. Все в своих комнатах. Рибаджо в саду.
– Вы что, где-то были? – беспокойно спросила мама
– Были, – тихо отозвалась бабушка..
– Так. Значит, за объяснениями мне к Рибаджо! – мама решительно направилась в сад.
Рибаджо с закрытыми глазами лежал в гамаке, слегка покачиваясь. Мама легонько тронула волшебника за плечо
– Рибаджо!
Волшебник открыл глаза, и в их черных значках, как на экране телевизора, мама увидела большую, полную народа площадь, в центре которой был сложен ещё незажжённый костёр.
Костёр был окружён стражниками вооруженными луками с вставленными в них стрелами. Народу на площади было так много, что лучники едва сдерживали натиск толпы.
– Осади! Осади! – кричали они по очереди и оттесняли напиравших на них людей.
Вдруг воздух на площади раскололся от громкого, истеричного вскрика:
– Ведьма! Ведьма! Ве-е-е-дьма!
Толпа расступилась и к костру на повозке, запряженной постоянно спотыкающейся лошадью, въехала девушка. Она была одета в грязную холщовую рубаху – одежду кающейся грешницы, на ногах её позвякивали кандалы, а на шее железный ошейник с такой-же, как и кандалы, лениво цокающей цепью. Голову её оберегала искусно связанная шапочка из белой шерсти с едва заметными розовыми штришками.22
– Мне из похожей шерсти бабушка связала свитер – некстати подумала мама.
Из толпы, всё время подпрыгивая, вырвался оборванец и, протягивая к девушке руки с грязными нестрижеными ногтями, брызгая слюной, завизжал на самой высокой ноте:
– Вероотступница! Ведьма! Кровопийца! Прислужница сатаны! Еретичка! В костёр тебя! В костёр! – толпа поддержала бесноватого23 одобрительным гулом.
Девочка судорожно сжала в замок тонкие пальцы рук и зашептала:
– Господи, помилуй! Дайте мне крест! Дайте мне крест!
И здесь мама увидела Альку. Он стоял рядом с Рибаджо и бабушкой, которая обнимала Васюшку. Алька поднял с земли сухую ветку, разломил её пополам и, вытянув из крассовок шнурок, перевязал ветку крест-накрест. Выпорхнувший из кармана бабушкиного передника, попугай Кешка подхватил Алькин самодельный крест и понёс его к сидевшей на повозке девушке.
– Жанна, это же Жанна де Арк! – изумлённо догадалась мама, – Так вот где вы были!
Кешка ловко донёс крест до Жанны и отпустил его прямо ей в руки. В это время один из лучников натянул тетиву24, прицелился прямо в разноцветную птицу. Выстрелить ему не дала, повисшая на его руке Васюшка.
– Не смей, негодяй!
– What «s crying this red girl? (Что кричит эта рыжая девчонка?) – спросил лучник у другого и грубо стряхнул со своей руки девочку. Рибаджо едва успел её поймать.
– She’s crying on unknowing language. (Она кричит на незнакомом языке) – недоуменно пожал плечами лучник.
– May be she is spywoman? (Может быть она шпионка?) – лучник устремил на Василису грозный взгляд.
– Let’s fire the witch! (Сожжём ведьму и разберёмся!)
– Don’t go after breaking, we’ll decide which you are connect.(Не уходи после казни, мы проверим, кому ты принадлежишь!) – Лучник погрозил Василисе пальцем.
– Всё! – сказал Рибаджо и закрыл глаза. – Дальше смотреть не нужно. Очень страшно!
Волшебник приподнялся и сел в гамаке. Он потряс головой, будто сбрасывал наваждение25, а затем спрятал лицо в ладонях.
– Ты показал мне то, что вы видели? – беспокойно спросила мама.
– Я показал тебе то, что мы могли видеть, – ответил волшебник. – Дети не видели казни. Я до сих пор не могу прийти в себя.
Мама едва слышно облегчённо вздохнула. Молчание было долгим. Каждый думал о своём.
– Что-же мучители Жанны остались безнаказанными? – прервала паузу мама.
– Их всех наказал Мерлин, – жестко ответил Рибаджо. – В течение нескольких месяцев после казни в Руане26 таинственно один за другим скончались все палачи Жанны, а инквизиторы просто бесследно исчезли. Но дело даже не в этом….
Рибаджо растерянно посмотрел на маму, в его глазах блестели слезинки:
– Я сейчас возвращался туда! На пепелище….
– Что ты, Рибаджо? Ты всё время был здесь! – недоверчиво произнесла мама, – мы сидели рядом. Ты молчал. Тебе показалось…
– Я волшебник, мама, я могу быть одновременно всюду. – Рибаджо восстановил сбившееся дыхание. – Я вернулся туда, на пепелище, что-то не давало мне покоя! Площадь была безлюдна. Я разгрёб пепел костра и нашёл совершенно нетронутое сердце Жанны. В это невозможно поверить, но это так!27
– Что было потом? – нетерпеливо спросила мама.
– Потом я, со всеми предосторожностями, опустил его в воды реки Сены.28 Сердце Жанны должно было остаться во Франции навсегда….
Мама посмотрела на руки Рибаджо. Они были мокрыми.
– Пошли в дом, мальчик. Сейчас не надо быть одному. Боль, разделённая с друзьями, становиться меньше, – мама решительно направилась к дверям дома. Рибаджо шёл за ней.
Встреча вторая. Вставать с петухами
Василиса прыгала перед Рибаджо и пыталась заглянуть ему в глаза
– Ну, посмотри на меня, Рибаджо! – Василиса не только прыгала, но и дёргала волшебника за руки, за рубашку и пыталась ущипнуть. – Фу, какой ты твердый! Где ты сегодня был ночью? Признавайся! Тебя не было в комнате. Ты появился только когда запели петухи…
– Надо тебя переназвать, – отшучивался волшебник, – из Василисы в любопытную Варвару, которой на базаре нос оторвали…. А если серьёзно – мне захотелось новых впечатлений. Я ходил к старьёвщику Якобу, порыться в его сундуках. Сундуки Якоба – это самая интересная штука на свете. Сколько там историй спит! Сколько тайн прячется! Не счесть!
– Что ты нашёл сегодня? Покажешь?
– Отчего не показать, покажу, – Рибаджо полез в карман своей куртки и вытянул оттуда большую пузатую бутылку.
– Что это? – удивлённо выдохнула Васюшка.
– Это старая бутылка из-под вкуснейшего шипучего напитка.
– Пустая? Или там кто-то есть? – Василиса, предвкушая ответ, зажмурилась, Она как никто знала, что у Рибаджо не бывает просто бутылок. Бутылка обязательно будет с сюрпризом.
– Пока пустая! – неожиданно ответил волшебник
– Ой! – Василиса открыла глаза, и в них отразилось такое большое разочарование, что его хватило и, прилетевшему на Васюшкин «Ой!», Кешке.
– Пустая? – нахохлился попугай, – таких бутылок на помойке сколько угодно. Вовсе не надо было тащиться за тридевять земель к старому Якобу.
– Это не просто бутылка, – Рибаджо хитренько прищурил глазки, – в этой бутылке скоро появится история некрасивой девочки.
– Фух! – раздалось за спиной широкоплечего Рибаджо. – Я ничего не пропустил?
