…Вселенная каждую секунду нашёптывает мышатам бесконечное количество идей и предоставляет бесконечное количество возможностей для их реализации; ВСЁ для того, чтобы те научились чему-то важному и добились того, ради чего они и существовали на Мышкопланете. И, как это всегда случается со всеми мышатами, когда они очень-очень чего-то хотят, точно так же случилось и с Аником. Ему вдруг пришла в голову совершенно невероятная идея, которая непременно должна была помочь ему отыскать Кени. Он понял, что лучшая возможность разыскать её на незнакомой ему местности среди прочих мышат – это попробовать увидеть её с воздуха. Аник воспрял духом! Вместо того, чтобы попусту кручиниться по оставившей его Кени, он решил действовать. И действовать он решил незамедлительно. На Мышкопланете уже вовсю вступила в свои права весна. Снег полностью сошёл, а на деревьях появилась первая листва. Аник отыскал на близлежащем поле самые большие и плотные лопухи и аккуратно, прямо под корень, сорвал четыре штуки. Он, глядя на бабочек, решил, что также как и они сможет летать, если привяжет к каждой лапке по лопуху и будет махать ими, как это делает бабочка своими крылышками. Начались ежедневные тренировки Аника. Каждый день он, с привязанными к лапкам лопухами, выходил на поле и, поймав дуновение свежего весеннего ветра, начинал одновременно и в такт махать лапками. Сперва у него ничего не получалось. Подхваченный ветерком Аник, едва оторвавшись от земли и поднявшись вверх не более, чем на высоту одного мышиного росточка, тут же грохался вниз. Движения его лапок с примотанными к ним лопухами получались разрозненными, и он никак не мог удержаться на потоке воздуха и грохался на траву. Но… Аник был очень решительным мышонком! Он и не думал сдаваться, хотя после первых двух недель тренировок уже порядком отбил себе брюшко и сильно вывихнул заднюю правую лапку, когда неудачно упал на корягу. Шли недели, месяцы. Аник ежедневно оттачивал своё мастерство, отчаянно размахивая своими лопушиными крыльями; в полном уединении, на затерянном среди лесов небольшом поле, где другие мышки появлялись крайне редко. Ему не нужны были праздные зеваки. Он был сосредоточен только на том, чтобы как можно скорее научиться летать как бабочка и пуститься в полёт над Мышкопланетой, чтобы непременно отыскать Кени.
С каждым днём у него получалось всё лучше и лучше. Он уже научился надолго зависать в воздухе, когда удачно ловил ветерок или восходящих воздушный поток. Его посадки становились всё более мягкими. Спустя ещё какое-то время он уже играючи набирал такую высоту, что поднимался гораздо выше самых высоких елей в прилегающем к полю лесу. Он научился распознавать наземные ориентиры, когда ему удавалось улететь далеко за пределы своего поля, и нужно было возвращаться назад. Со временем он, летая, уставал всё меньше: движения его лапок становились всё более соразмерными и плавными. Это позволяло ему улетать уже совсем далеко за пределы не только своего поля, но и соседнего леса. Когда он пролетал над норками мышек, те, вытаращив глаза, изумлённо смотрели на него, отказываясь верить своим глазам. Никогда ещё и никому на Мышкопланете не доводилось видеть летающего мышонка-одиночку. Но Аника мало заботило то, кто и что думал про него и кто и как относился к его полётам. Он желал лишь одного: в один день отправиться в свой самый главный полёт – на поиски Кени.
И этот день вскоре настал. Аник, уже в совершенстве овладевший полётом с помощью лопухов, был готов. Он не знал, что готовит ему предстоящий полёт и не знал, вернётся ли он когда-нибудь ещё на ту лужайку, где по разные стороны ручейка находились его с Кени норки. День был погожий и солнечный. Немного грустным взглядом Аник окинул окрестность, ставшую ему родной за те два года, что он провёл на Мышкопланете. Он потуже привязал к лапкам самые лучшие лопухи, что ему удалось отыскать, и, поймав набегающий ветерок, взмыл ввысь. Сделав прощальный круг над холмиком, Аник устремился на юг, потому что сердце подсказывало, что именно там ему стоит искать Кени…
Аник летел целый день, изо всех сил всматриваясь в каждый клочок пробегающей под ним Мышкопланеты. Если ему казалось, что он завидел что-то похожее на стеклянный шар или на мышку-одиночку, он непременно сбавлял скорость и на минимальной высоте делал круг над тем местом, чтобы удостовериться, что он ошибся или что…
* * *
Аник уже было готовился подыскивать себе место для приземления и ночёвки. Солнце багровым диском уже почти полностью опустилось за горизонт. Ещё немного и станет совсем темно. Как вдруг планирующий над небольшой лужайкой Аник явственно завидел в высокой траве торчавший из неё наполовину стеклянный шар. Тот самый! Это не было очередной ошибкой. Аник пулей ринулся вниз и приземлился в нескольких метрах от шара. Первое, что бросилось ему в глаза – это то, что шар был грязным, стекло – мутным, а ещё его обвивали высохшие терновые ветки с огромными шипами. Аник отвязал лопухи от лапок. Уже в сумерках, он осторожно подошёл к выглядящему очень и очень мрачно и печально стеклянному шару. Через толстый слой пыли и грязи, обильно покрывающих уже совсем непрозрачное и сплошь усеянное мелкими царапинами стекло шара, было не видно то, что внутри. Аник лапкой попытался протереть стекло, но тут же до крови расцарапал себе лапку шипом, которого не заметил в темноте. Внутри что-то зашевелилось. Аник продолжил протирать стекло пока его глаза, уже привыкшие к опустившейся на планету темноте, не встретились с другой парой глаз по ту сторону стекла, сквозь мутную пелену смотрящие прямо на него.
– Кени! – воскликнул Аник и принялся торопливо снимать с шара колючие терновые ветки и одновременно протирать стекло. Аник сразу узнал печальный взгляд, принадлежавший Кени.
– Привет, Аник. – проговорила мышка из-за стекла. – Ты, всё таки, нашёл меня. Не стоило, Аник. Это совершенно незачем. Но я очень рада видеть тебя, Аник.
Кени, Кени, я так скучал… – бормотал Аник, уже прилично изодравший обе лапки терновыми шипами, но продолжавший срывать ветки с поверхности шара.
– Аник, прекрати. Перестань ломать ветки, перестань! – сердито сказала Кени. – Перестань, я всё равно не пущу тебя к себе. Всё-равно я сейчас снова умчусь прочь.
– Нет, Кени, пожалуйста! Не надо, не уходи опять. – плакал Аник, обняв шар.
– Пожалуйста, прошу тебя – отойди! Отойди и прощай. Не заставляй меня делать тебе больно.
– Я не пущу! – прижавшись всем телом к колючей поверхности убежища Кени бормотал Аник.
– Аник, глупенький, пойми же… Так надо. Умоляю, отойди… – молила Кени. Но Аник не отошёл. Мышка Кени заплакала, но изо всех сил налегла на стенку шара. Тот, рывком сдвинутый с места, сбил Аника с ног, проехался по нему шипами и, не успел тот опомниться, умчался прочь по лужайке и скрылся во тьме.
Весь изрезанный шипами, Аник, проплакавшись, уснул в лопухах. На следующий день он, превозмогая боль, вновь привязал к лапам лопухи и поднялся в воздух. И вновь только лишь к вечеру он заметил шар. Мышкопланета была довольно небольшая и Кени, конечно же, невозможно было спрятаться от взора летающего Аника так, чтобы рано или поздно тот её не заметил. И он опять спустился к ней. Кени опять, только уже более сердито, попросила его оставить её одну и не следовать за ней. Но Аник был глух. Он лишь кричал ей сквозь стекло, что мышки должны светиться, и он непременно хочет, чтобы Кени, да и он сам, вновь засветились бы как и все другие мышата. Он кричал ей, что знает точно, что это возможно и что так и должно быть. Но Кени вырывалась от него и растворялась в темноте. И так продолжалось в течение долгого времени: в очередной раз, получая множество порезов от вырывающейся от него Кени в шипованном шаре, Аник долго плакал, сидя в темноте и одиночестве.
Через какое-то время рубцы от порезов о шипы Кени уже обильно покрывали тело Аника. Продолжаться так бесконечно не могло. В один день Аник решил, что, пожалуй, пришло время уступить и поддаться воле Кени. И, вместо того, в очередной раз подняться в воздух и высматривать тут да там кочующую в шаре мышку, Аник остался на том месте, откуда ещё вчера вечером Кени опять умчалась от него. С тех пор он иногда даже позволял себе злиться на Кени. Но злость растворялась тот же час, когда Аник осознавал, что он, быть может, слишком наивен и простодушен, да и попросту глуп думая, что Кени хочет обидеть его. Он внезапно, как бы вспышками осознанности, вдруг понимал, что за всей её черствостью, за шипами терновых ветвей, он так не сумел, так и не смог рассмотреть, насколько же, в самом деле, хрупок был её внутренний мир. Аник вдруг также осознал, что на протяжении всего времени, на протяжении которого он, будто влекомый какой-то глупой силой, гонялся по всей Мышкопланете за Кени, он не в полной мере сумел распознать всю тонкость её ранимой, переливающейся всеми цветами радуги, хрустальной души. Израненной души… Будь же проклята Великая Гроза!
