«Какой же я дурак!» – воскликнул как-то вечером Аник, разговаривая сам с собой. «Мне нужно просто оставить Кени, больше не трогать её! Это, кажется, единственный верный способ не мучать больше ни её, ни самого себя», – размышлял мышонок. «Но как же так? Как могу я бросить дорогую мне Кени в её безутешной печали, внутри этого сто раз проклятого помутневшего стеклянного шара, совсем одну на всей Мышкопланете? Но она убегает от меня, куда бы я за ней не шёл, ни летел… Я совсем не знаю, что ещё я могу сделать для неё, кроме как оставить Кени в её одиночестве. Но мышата… Они же… Они должны светиться! Все до одного!..». Аник, сидя в очередной раз один на краю какого-то незнакомого ему леса, разрыдался так громко, что, казалось, его всхлипы можно было услышать далеко за пределами Мышкопланеты. И они были услышаны…
Встреча мышат с маленьким принцем
Никогда слёзы не бывают «просто так». Никогда никакая печаль не бывает пустой и бессмысленной. В ней всегда заложен сигнал SOS, который непременно рано или поздно услышит тот, для кого он предназначается.
* * *
В тот вечер Аник, выплакав, казалось, все свои мышиные слёзки, опустошённый и обессиленный уснул, укрывшись лопухом, в траве под усыпанным миллиардами звёзд небом, подёрнутом лёгкой дымкой Млечного Пути. Перед тем, как провалиться в глубокий сон, он поглядел на это бездонное небо. Где-то далеко-далеко, в его глубине, его внимание, почему-то, привлекла некая совсем крохотная звёздочка, совсем не похожая на все остальные. Она была не такая ясная и отчётливая, как все другие звёздочки-мышата, а виднелась так, как будто бы была окутана какой-то дымкой, словно была в тумане. Анику вдруг подумалось, что, быть может, он видит вовсе и не звёздочку, а целую Галактику, кажущуюся маленькой звёздочкой из-за того, что та находится слишком далеко, где-то в дебрях бесконечной Вселенной. Он подумал, что, наверное, те мышки, которые населяют миллионы планет в той далёкой Галактике, глядя на чёрное ночное небо, тоже видят их мышкопланетную Галактику всего лишь одной маленькой, неприметной звёздочкой на небосклоне. «Как же обманчиво зрение!», – подумал Аник. «Вот уж точно, – думал он, – всё – единое целое, которое только на первый взгляд кажется разрозненным. Малое в большом, большое в малом. Вечное в конечном, конечное в бесконечном… Всё – единое целое!». Сон уже совсем окутал Аника, как внутренний голос, как бы подтверждая мысли его самого, произнёс: «Самого главного глазами не увидишь!..».
Ярчайший солнечный свет пробивался через плотно сомкнутые веки Аника. Тёплое солнышко нежно прогревало озябшего холодной ночью мышонка, накрытого лопухом. Из пустоты крепчайшего сна, в течение которого Анику даже ничего не приснилось, ни одна мысль не проскочила в его сознании, вновь зарождалось всё. То, что мышата привыкли называть реальностью. Шелест ветра в траве, щебетание птиц, дуновение ветерка, пролетающие над ухом полупроснувшегося мышонка насекомые, капли росы на укрывающем его лопухе, приближающиеся шаги. Всё ближе, ближе, ближе.
Когда Аник приоткрыл глаза, щурясь от яркого солнечного света, он увидел стоящего рядом с собой мальчика с золотыми волосами. Тот внимательно смотрел на мышонка. Аник подумал, что это – сон, и было закрыл глаза, чтобы продолжать спать, как мальчик заговорил с ним:
– Как тебя зовут?
Аник полностью открыл глаза. Потом привстал. Это был не сон. Перед ним в самом деле стоял мальчик, цвет волос которого напоминал цвет созревшей пшеницы, которую в преддверии зимы мышата обычно собирают на полях. Вместо того, чтобы удивиться, Аник почему-то почувствовал некоторое смущение, неловкость от того, что спал в тот момент, когда к нему подошёл необычный гость.
– Аник. – представился мышонок. – А тебя?
Мальчик ничего не ответил, но Аник ясно осознал, что это был Маленький Принц. Аник будто бы знал его с самого рождения. Да что там! Задолго до рождения. Будто бы он знал его всегда. Мышонок с Маленьким Принцем разговорились. Мальчик сказал, что пришёл к нему, потому что тот его позвал, и попросил рассказать всё, что тревожило и печалило его. Мышонок рассказал свою историю Маленькому Принцу и в конце разрыдался. Маленький Принц утешил его, рассказав свою историю. Он рассказал про то, как когда-то и сам страдал из-за того, что его любимая Розочка только и могла, что жить, глядя на мир из стеклянного колпака, поскольку сильно боялась сквозняков. Он рассказал, как оставил тогда свою планету и Розочку, которую любил, чтобы отправиться в путешествие с перелётными птицами. Рассказал Маленький Принц и то, что перед самым его отправлением в путешествие, Розочка решилась-таки попросить его снять с неё колпак, чтобы могла она и познакомиться с прекрасными бабочками, и ощущать ветерок на своих листочках, и наслаждаться приятными запахами. Аник, слушая историю Маленького Принца, вновь разрыдался. Он поведал Маленькому Принцу, что очень страдает из-за того, что дорогая ему Кени спряталась и заперлась в своём стеклянном шаре, прямо как Розочка Маленького Принца. Он рассказал, что он совершенно не знает, что он мог бы сделать, чтобы Кени не была столь несчастной. Маленький Принц внимательно выслушал безутешного мышонка, после чего сказал:
– Я обещаю тебе, Аник, что я найду Кени и поговорю с ней. Я скажу ей то, что должен, и будь уверен, что я буду с ней столько времени, сколько понадобиться до тех пор, пока она не станет такой светящейся мышкой, какой должна быть. – Маленький Принц поднял глаза к небу и добавил, – …И какими должны быть все без исключения мышата!
– Ну а что делать мне? – спросил мальчика Аник.
– Отправляйся в путешествие, Аник, и не забывай, что и твоё предназначение тоже – светиться. Я заклинаю тебя: никогда не падай духом и всегда, каждую секунду помни своё истинное предназначение! – сказав эти слова, Маленький Принц своими широко раскрытыми, голубыми как небо глазами посмотрел прямо в глаза Анику. Его взгляд был бесконечно глубок, и в нём можно было увидеть бесчисленные Вселенные, Свет всего сущего, Истину в чистом её проявлении…
Аник в одно мгновение почувствовал, как ему стало невероятно легко и спокойно после того, что сказал Маленький Принц. Тяжесть, многие месяцы не отпускавшая его, вдруг каким-то невероятным образом рассеялась; от неё больше не оставалось и следа. Аник вдруг обрёл спокойствие после того, как сам Маленький Принц дал ему обещание всегда быть рядом с Кени, оберегать её до той поры, пока она… Пока она вновь не засветится, исполняя своё единственное предназначение на Мышкопланете. «Спасибо тебе, о Маленький Принц!», только лишь и успел подумать Аник, как вдруг вспышка белого…
…Мой лётный день закончился несколько часов назад. Я поужинал и, поскольку погода была великолепна, решил перед сном прогуляться в одиночестве по аэродрому. Одевшись потеплее, я вышел из здания аэроклуба и побрёл к огонькам, светящимся вдоль взлётно-посадочной полосы. Этой светящейся полоской авиагородок отделялся от огромного поля, на которое приземляются парашютисты. За полем – лес. До огоньков – человеческое тепло, горящий свет в окнах помещений, ангаров. Где-то поодаль слышны были голоса парашютистов и авиаторов, ведущих полуночные беседы. За огоньками – кромешная тьма! Всё чёрное. Поле и лес, что начинался сразу за ним, сливались в единую чёрную массу. И она манила меня. Я прошёлся метров сто на поле. Голоса, что я слышал, растворились в ночной тишине. Всё стихло. Воздух был холодный и кристально чистый, в нём пахло осенью и костром, запах которого приносил из соседней деревни едва ощутимый ветерок. Я поднял глаза в небо. Это было необыкновенным зрелищем! На чернее чёрного бархате небосклона гроздями висели звёзды. И большие и маленькие. Вот – привычная «Медведица», вон там – Марс. Млечный Путь топлёным молоком щедро заливал сотни тысяч галактик в миллионах световых лет от нашей планеты, и стелился чарующей струёй между созвездий. Как вдруг посреди небосклона ослепительной вспышкой пронеслась и сгорела звезда. Её росчерк на чёрном бархате неба был подобен вспышке фотоаппарата, а поистине широкий шлейф, оставленный ею, не исчезал с небесного полотна ещё секунд пятнадцать, как бы прощаясь со мной и напоминая: «…Чтобы не забывал!».
И тут я понял! Меня буквально осенило! Я как будто бы заглянул вглубь самого бытия, увидел рентген всего сущего. Вот уж, действительно – всё переменчиво! Это в наивысшей степени великолепное явление, минуту назад явившееся моему взору, продлилось не более доли секунды. Звёздочка полоснула небо и погасла. Я даже не успел сформулировать своё желание, как это положено делать, когда видишь падающую звезду. Но в этом миге заключалось само великолепие жизни, Абсолют, корень всех вещей. Чтобы явить миру красоту и великолепие, нужна некая сущность, форма, существующая во времени и пространстве и являющаяся конечной в своём конкретном проявлении, в то время как вторым ингредиентом этого небесного блюда является сама Суть, которая абсолютная и совершенна по своей природе. И вот для проявления этой Сути и нужна та самая сущность, что переменчива, как для проявления и запечатления какого-то фотокадра нужна фотобумага, ну или, скажем, флэш-карта. Для явления «огонь», которое существует само по себе вне времени и вне пространства, равно как и вне зависимости от нашего о нём представления, нужна некая переменная форма, допустим – свеча. Свеча, сгорая, являет миру Огонь, который вечен и совершенен как феномен, но а свеча – это та же фотобумага, полотно, на котором проявляется Суть. Так и звёздочка, та, что в течение доли секунды наблюдал я тем вечером. Она, сгорев в мгновенье ока, оставила в моей памяти вечный след и дала мне понимание самой Красоты. Отдать себя, сгореть пускай даже для одного единственного зрителя в тот вечер, – для меня, было её истинным предназначением, как предназначением свечи является то, что она отдаёт себя, но рождает огонь.
