Он шёл, беспечно насвистывая свою обычную песенку-бродилку, но дошёл так не далее очередной раскинувшейся среди волшебного сада просторной полянки. На ней играли и резвились три быть может не такие, конечно, самые красивые, как объект с ним случившейся неземной любви, но такие же хвостатые и абсолютно такие же голые и весёлые девушки. Вдобавок их серебристые хвосты у них то появлялись, то исчезали, когда они проныривали в огромные алые створки сияющей посереди полянки исполинской живой раковины. Пары лёгких ножек, которые появлялись у них при этом взамен рыбьих хвостов, совсем не портили их внешнего вида в глазах Чиполлино. Свистеть он давно перестал и, стоя на опушке, лихорадочно соображал, куда бы ему юркнуть поскорей, пока прекрасные девушки не заметили его и не испарились так же внезапно, как его любимая. Потерять их из виду ему совсем не хотелось: он ещё и в жизни ни разу не видел сразу такого количества голых тёток. Поэтому, не долго думая, Чиполлино прокрался к большой морской раковине из тех, что своими причудливыми формами украшали все окраины полянки, и забрался в самую её нутрь, оставив для наблюдения только выглядывающие из глубины створок свои глаза. Но ему определённо везло: три девушки, окончательно расставшись с хвостами, принялись гоняться друг за другом в красивом парении над полянкой, но быстро утомились и присели отдохнуть на край именно его ракушки. Чиполлино забился на самое дно, уперевшись башмачками во что-то мягкое и удобное. Девушки расположились прямо над ним и принялись щебетать какой-то вздор. Одна из них, с золотистыми волосами проливавшимися по её спинке до самой попы и с огненным треугольничком под животиком, раскинулась на крае раковины. Другая, с нежно-салатным отливом волос и кожи, присела на край над её головой. А третья девушка, с голубыми чертами лица и тела, но с волосами и волосиками белыми словно снег, устроилась у подножия раковины, у золотистых ножек своей лежащей подружки, которые она тут же и принялась слегка щекотать кончиками зажатых в ладошку своих снежных волос.
– Ах, завтра бал у нашего короля! – взволнованно щебетала возлежавшая девушка. – Не знаю даже, какое количество жемчужин мне стоит надеть!
– Определённо не более, чем поместиться в твою pussy! – уверенно ответствовала ей голубая девушка, стараясь лизнуть подрагивающую от щекотки ножку подружки в подколенку.
– Брось, Лакамка! Я не шучу! Я действительно не знаю, как быть! – золотистая девушка обиженно надула губки и, поджав, отняла одну ножку у голубой девушки, на что та тут же завладела другой.
– Но и не меньше, Макинка! Лакамка права. Необходимо знать точно, чтобы не оказаться на королевском балу в опрометчивом дезабилье! – поддержала голубую девушку нежно-салатная, склоняясь над лежащей подружкой и целуя её во влажно приоткрытый пунцовый ротик.
– И ты с ней, Недотрожка! – пунцовый ротик вырвался на волю и снова сложился в капризный бутон. – Ты же знаешь, как я тебя люблю и что позволю тебе что угодно, а Лакамка этим пользуется!
Лакамка уже действительно этим пользовалась, целуя чуть смуглые ножки очаровательной рыжухи. «Ну тогда раздвигай…», прошептала на ушко своей огненной подружке салатная Недотрожка, поглаживая светло-зелёными ладошками тёпло-оранжевые плечики и небольшие холмики грудей, на которых уже расцветали упругими бугорками два тёмно-коричневых сосочка. Макинка послушно отвела одну ножку в глубину раковины, и пальчики её оказались прямо перед лицом заворожено наблюдающего за девушками Чиполлино. Ему нестерпимо захотелось лизнуть хоть краешек этой нежной точёной ступни, он закусил до боли нижнюю губку и вовремя перевёл взгляд выше, туда где разворачивалось как раз теперь самое главное и самое интересное. Лакамка зачерпнула из-под ног пригоршню жемчужин и стала пальчиком осторожно по одной вкатывать их в широко раскрывшийся розовый ротик pussy Макинки. Pussy чуть сопротивлялась губками и судорожно сглатывала одну за другой жемчужинки, Лакамка внимательно считала вслух, а Недотрожка под каждый счёт награждала еле выдерживающую щекотку подругу поцелуем в краешек губ. Чиполлино почувствовал, что снова растёт, но тут с ним случилось то, что заставило его ненадолго отвлечься от прекрасной картины наверху. Под ногами его что-то зашевелилось, он взглянул вниз и увидел недовольно стряхивающую с себя его башмачки проснувшуюся маленькую моллюску, которой такая большая раковина досталась, наверное, в наследство от прабабушки. Моллюска приоткрыла капризно-сердитые со сна глазки, сладко зевнула и потянулась к пояску на комби-штанишках Чиполлино. Через мгновенье он почувствовал, как его штанишки соскальзывают будто нечаянно вниз по ногам, а вся его нижняя половина теперь находилась в обволакивающем очаровании маленькой моллюски.
– Ровно тридцать три! – сообщила Лакамка, после того как pussy уже замершей в неге златовласой девушки надутыми губками несколько раз подряд упорно не захотела принимать и вытолкнула на голубую ладошку тридцать четвёртую жемчужинку, скользкую от заструившегося внутри Макинки сока любви. – Как же нам теперь достать их обратно? Попробую ладошкой…
Она привстала на коленках, прижалась своим юным телом к стройному телу подружки и запустила ладошку между двух подрагивающих коленками ножек. Ладошка заскользила по вздутым губкам pussy, нежно выжимая из неё по очереди крупные шарики жемчужин и роняя их в большую морскую раковину прямо к башмачкам подсматривающего во все глаза Чиполлино. Макинка тихо застонала от ласк проворной ладошки, и Недотрожка поудобней устроилась на краю раковины у неё над головой, отведя тонкую ножку на противоположную створку: «На, Макинка, лижи… Можно…» Макинка издала звук похожий на довольное мяуканье и коснулась губками половых губок Недотрожки.
Первые жемчужинки подавались легко, и Лакамка еле сдерживала их напор, подольше перекатывая их между пальчиками по струящейся соками pussy огненной девочки. Потом жемчужинки стали всё очевидней задерживаться, будто играя с Лакамкой. Ей приходилось уже почти выжимать их сильными пожатиями ладошки, отчего тело Макинки стало изгибаться от проходящих по нему волнами чувств. Её ножка то и дело соскальзывала с гладкой створки раковины и упиралась Чиполлино в плечико, заставляя его испытывать неимоверной силы приступы счастья. Один раз он даже не удержался и лизнул её в подушечку под пальчиками, но несчастная Макинка даже не заметила этого, пребывая в сладостной эйфории нарастающих ощущений. Тогда Чиполлино чуть осмелел и, довольно рискованно высунувшись, приблизил лицо к маленькой попке почти висящей в воздухе Недотрожки, с pussy которой упоённо целовалась, ничего не замечая на свете, Макинка. Недотрожку тоже уже покидало высокомерное по отношению к влюблённой в неё подружке равнодушие, и она начинала всё сильнее подаваться бёдрами ей навстречу. И больше всего в этих подмахиваниях Чиполлино тревожила маленькая попина дырочка, то сжимавшаяся, то разжимавшаяся в такт движениям: ему казалось, что если он её сейчас же не потрогает, то не сможет уснуть потом всю ночь…
Последние три жемчужинки отказались возвращаться в Лакамкину ладошку вовсе, и она, состроив большие нарочито печальные глазки, притворно вздохнула и скользнула своим телом по телу Макинки вниз: жемчужинки, не желающие идти в ладошку, она решила добыть язычком. Этого Недотрожка уже не выдержала, ухватила Макинку за шейку и насадила всю себя на проворный её ротик до отказа. Макинка благодарно заурчала, а язычку Лакамки оставалось достать уже всего лишь одну жемчужину. Но её всё не было, казалось она растворилась в морском гроте Макинки, а Лакомке так нужно было её добыть… Она вертела язычком во все стороны, она слизывала лишь мешающий в поисках, но всё прибывающий сок любви со стенок пещерки, она почти устала так широко раскрывать свой маленький ротик… Макинка вся задрожала, и ножки её судорожно схлопнулись вокруг голубой шейки Лакамки. Самым кончиком языка она дотянулась до дна пещерки Недотрожки и передала свою безумную дрожь и ей. Недотрожка вскрикнула, Макинка почти заплакала, а Чиполлино по самую первую фалангу засунул указательный пальчик в нежно-салатную дырочку разверстой над ним попки и почувствовал, как волшебно тепло становится ему под животиком в объятиях маленькой розовой моллюски…
Недотрожка, как и Макинка, не в состоянии оказалась что-либо заметить в тот момент. Возможно, ей показалось, что язычок Макинки просто раздвоился на мгновение. Долго она не могла свести ножки вместе, пребывая в сладостной неге. Зато Макинка еле сумела развести свои ножки в стороны, освобождая из тесных объятий нежную шейку Лакамки. Лакамка же радостно и довольно улыбалась. Она наклонилась к ещё вздрагивающему животику златокожей подружки и осторожно скатила с язычка на маленький пупок последнюю найденную ей жемчужину…
