Уснул Чиполлино тут же, прямо в раковине, сладко обнявшись с тёплой маленькой моллюской и не увидев, как три прекрасные девушки, улетая, пронырнули сквозь алые створки исполинской раковины, обернулись милыми русалками и понеслись к королевскому дворцу.
Было у морского короля пять дочерей-русалок, пять красавиц, рождённых ему прекрасными рыбами, вольными русалками и морскими королевами. Звали их Алайя (что значит «изящная, как изгиб волны»), Инея (что значит «нежная, как белая морская пена»), Крисна (что значит «озарённая изумрудом солнца»), Стайя (что значит «стремительная, как любовь») и Ассоль (что значит «весёлая и мягкая везде»). Они были очень дружны меж собой и росли, играя в прекрасном саду морского короля, подобно необыкновенным прекрасным цветам.
Но была у морского короля и ещё одна дочь – самая младшенькая, происхождение которой осталось не до конца выясненным и для самого короля. Просто в один из светлых солнечных дней она появилась на свет, вот и всё. Нет, конечно король развлекал порой придворных рассказами о том, что он нашёл свою любимую доченьку в морской капусте или что ему принёс её в клюве морской аист – дельфин. Но никто особо этому не верил. Все старшие сёстры-русалки как одна были уверены в том, что младшая сестрёнка была послана самим небом, и не папе, а им – в качестве игрушки за их до этого уже столько раз случавшееся послушание. А сама принцесса твёрдо стояла на том, что мамой её был вольный ветер, в чём никто её переубедить не мог, да и не пытался. Но самое интересное заключалось в том, что папа морской король категорически отказался давать какое-либо имя своей самой младшенькой. Понравилась она ему сразу до того, что он сказал: «Это чудо мы будем звать просто Русалочкой!» А Русалочка это и есть Русалочка, ничего это не значит. Это просто девочка с от рыбки хвостом.
Ну и ещё во дворце у морского короля было много придворных, привратных и просто разных морских прохожих в виде гостей. Почтенные осьминоги и добрые дельфины, интеллектуалки акулы и беспечные морские ласточки, души странствующих моряков и морские чертенята. Когда народу было поменьше, подводный дворец затихал и можно было спокойно отдохнуть в его величественных чертогах под лучами льющегося в янтарные окна солнца. Но когда гости стекались внезапно и многочисленно, морской король любил уйти в какой-нибудь дальний угол и играть там на клетчатой каракатице в морские шахматы с королевским спрутом. А для гостей он объявлял праздничный бал, не важно, по какому поводу.
Ах, да. Ещё была бабушка всех принцесс – морская королева. Она-то собственно и управляла всеми возникавшими во дворце стихийными течениями вроде наплыва гостей. Она была очень красивой морской королевой и души не чаяла в своих внучках. Для их увеселения она выдумывала им обычаи, которые те должны были исполнять. И самым весёлым из таких обычаев был придуманный бабушкой временный запрет для внучек подниматься на поверхность моря до достижения ими совершеннолетия, то есть семнадцати морских лет. Остальные их русалки-подружки выплывали на берега Сейлорлэнда с малых лет и рассказывали кучу интересного, и у принцесс-русалок поджимались хвостики от любопытства и нетерпения. Бабушка же держала их хвостики в строгости до поры, чтобы потом интересней было.
Стоит ли говорить, что интересней всего довелось бедной Русалочке, потому что она была младше всех. Тем более что, наслушавшись чудесных бабушкиных историй о наземных дворцах и королевствах, Русалочка с малых лет выдумала себе образ прекрасного сказочного принца, с которым она встретится при выходе на поверхность и который полюбит её так, что у неё затрясутся коленки. Она даже выпросила у морской ведьмы, жившей в старом пиратском бриге у Огненных Рифов, изящную статую мраморного мальчика, которой ведьма пользовалась только лишь как вешалкой для предметов своего интимного гардероба. С тех пор статуя с патетически поднятой мраморной ручкой стояла в самом центре сада, а Русалочка с малых лет играла с ней в принца, когда все были заняты и не возились с ней. Но годы ожидания прошли и для Русалочки. Она превратилась в прекрасную юную девушку, а сёстры её, у некоторых из которых уже были свои маленькие русалочки, играли теперь с ней не в дочки-матери, а в лапочку-умницу: самая младшая сестрёнка нравилась им всем по-прежнему очень сильно, и они любили её всевозможно при каждом удобном случае…
А в этот день предстоял праздничный бал не по какому-либо случайному поводу – это был день совершеннолетия Русалочки. И хорошо ей поэтому было с самого-самого утра. Солнце взошло на несколько волн раньше положенного. Полянки сада из окон дворца выглядели зелёными блюдечками с рассыпанными по ним мармеладками. А пися Русалочки поджималась слегка от волнения при каждом воспоминании о предстоящем вечере и волшебной ночи. Чтобы пережить бесконечность этого прекрасного дня ожидания Русалочка, даже позабыв о завтраке, выпорхнула через окошко своей комнаты в игравший на солнце сад и полетела к статуе своего нежно-любимого мраморного мальчика, образу которого предстояло этой ночью воплотиться в самого настоящего сказочного принца.
Но («Ах!») каково же было удивление сверкающей серебром от счастья Русалочки, когда возле образа сказочного принца, рядом с которым придворные и проходили-то дыша шёпотом из любви к их самой-самой принцессе-русалочке, она вдруг обнаружила малыша-хулигана похожего на неведомое растение. Мальчик в коротких комби-штанишках и с пучком пёрышек зелени над улыбающимся, будто солнышко, веснушчатым лицом, от всей души веселился над способностью к эрекции у статуи мраморного мальчика (это всё были, конечно, проделки морской ведьмы: ни одна вещь, попавшая ей в руки, не оставалась в нормальном своём состоянии!). Зеленочубый малыш, невесть как вызвавший эрекцию у статуи мраморного мальчика, теперь оттягивал ему устремлённое к солнцу достоинство и шлёпал им по мраморному животику, что приводило его просто в неописуемый восторг, чего никак нельзя было сказать о мраморном мальчике, вид которого был скорее печальным, потому что морская ведьма забыла одарить его возможностью шевелить патетически поднятой ручкой, чтобы отпустить сейчас хороший щелбан Чиполлино.
Русалочка рассмеялась и опустилась на серебряный хвостик рядом с мраморной статуей: «Кто ты, глупый малыш?». Чиполлино обернулся и неожиданно даже для себя самого юркнул за мраморную попку только что истязаемого им мальчика: со вчерашнего вечера у него нечаянно выработалась привычка прятаться при виде голых прелестей разгуливающих тут обнажёнными тёток, и он даже не сразу понял, что пред ним предстало его чудное виденье и гений чистой красоты, в которую он влюбился вчера и сразу же.
– Куда ты глупыш? Не исчезай, мне кажется я тебя уже где-то видела… – Русалочка пыталась вспомнить тот кустик с глазами, который щекотнул её вечером накануне после игры с морским мишуткой, но пока безуспешно.
Чиполлино высунул торчащий пучок и настороженный взгляд из-за мраморной попки, подумав что опасности от такого весёлого и ласкового голоса ожидать, наверное, не приходится. Но тут он увидел ту самую самую красивую на свете девушку-рыбку, которую он полюбил раз и навсегда. Забыв про все опасности разом, он вышел из-за статуи мальчика и сказал немного обиженно:
– Я люблю тебя весь вечер, всё утро и целую ночь! Где ты была?
Русалочка немножко растерялась, чуть опустила взгляд и повела им по сторонам, будто ища поддержки у ручных морских цветочков, насаженных ею вокруг статуи мраморного мальчика. Цветочки лишь качали головками. Русалочка приподняла взгляд: «Правда?».
– Честно-честно! – горячо подтвердил Чиполлино. – А ты можешь прятать хвостик взаместо ног, там, в Красных Губах?
– Ага…
Так они познакомились.
И уже спеша «прятать хвостик», они оживлённо болтали, рассказывая друг другу о том, как, кого и почему зовут, кто откуда вообще здесь взялся, и что же теперь они все вместе вдвоём собираются делать.
– Я без тебя чуть не свихнулся тут уже! – торопился изложить события по порядку Чиполлино. – Знаешь какие у них письки?
– У Макинки и Недотрожки? Конечно знаю, – Русалочка рядом с торопливо семенящим по дну Чиполлино выглядела просто неторопливо прогуливающейся по саду. – А для чего нужны твои красивые зелёные пёрышки на макушке?
– Там на земле они могли заставить плакать кого угодно! – Чиполлино гордо вскинул головку. – А я сам совсем не умею плакать, потому что я – луковка!
– И я тоже совсем не умею плакать, – согласно закивала Русалочка, – У нас в море вообще никто не плачет. А зачем заставлять плакать?
– Ну не знаю… – Чиполлино даже приостановился в смущении на немножко: этот вопрос в его луковой головке как-то ещё ни разу не возникал и ни разу его не тревожил. Ему даже стало немного стыдно. – Ну может быть… может быть луку захотят начистить… вот и плачут потом…
