— Да полно, так ли?
— А то как же? Ей моток шерсти напрясть легче легкого!
Послали за девушкой и отвели ее в комнату с пряжей. Осталась она одна и ну рыдать: прясть-то она не умела! Плачет она, плачет, вдруг видит — перед нею стоят три добрых стареньких феи.
— Что с тобой? — спрашивают они.
— Надо мне всю эту пряжу спрясть, а я и веретена-то в руки ни разу не брала, — ответила девушка и опять в слезы.
— И только-то? — воскликнули феи. — Не печалься, мы тебе поможем, но с одним условием: ты пригласишь нас на свадьбу и усадишь подле принца.
Девушка с радостью согласилась, и три пряхи принялись за дело. Одна ловко управлялась с веретеном, другая слюнила нить, третья ногой нажимала на подножку прялки, чтоб колесо вертелось. Пряли они да радовались, как весело будет на свадьбе. Еще бы — ведь их на зависть всему свету возле принца посадят! А когда девушке приносили еду, они прятались среди кудели и замолкали, и после, без еды и без роздыха, вновь брались за работу: одна веретено крутит, другая нить слюнит, третья колесо вертит. Пряли долго да так торопились, что у первой отсохла рука, у второй губа раздулась и отвисла чуть ли не до полу, а у третьей нога так распухла, что бедняга еле ходила.
Минуло три дня, и королева, войдя в горницу, обнаружила горы тончайшей пряжи.
— Ну что ж, — сказала она, — быть тебе женою принца!
Настал день свадьбы, и невеста призналась, что хотела бы пригласить трех сестер своей бабушки. Они, правда, немного странные, но без них никак нельзя. Мало того, усадить их следует рядом с принцем! Услыхав это, король с королевой воспротивились: ведь на свадьбе и они сами будут, и все придворные. Однако принцесса настаивала, и принц повелел выполнить ее желание.
Послали за тремя кудельницами. Немало удивились и принц и придворные, когда вошли три старухи: одна однорукая, другая с толстенной губой, чуть не до полу, а третья — хромоножка с распухшей ступней, то и дело гостям на ноги наступает.
Все три направились прямехонько к изумленному принцу. Тот спрашивает одну:
— Как ты лишилась руки?
— Я, сынок, веретено, слишком долго крутила.
Другую спрашивает:
— Отчего у тебя так губа раздулась?
— Слишком усердно нить слюнила, сынок.
Обратился он к третьей:
— А у тебя что с ногой?
— Я, сынок, слишком быстро колесо прялки вертела. Мы, все трое, прясть мастерицы. Почти как твоя красавица невеста.
До смерти напугали эти слова принца. Созвал он слуг и повелел:
— Сей же миг ступайте в комнату принцессы. Возьмите прялку да бросьте ее в колодец или сожгите — чтоб глаза мои ее больше не видели!
Когда пончики с неба падали
Жил на свете Хуан-дурачок со своей женой Марией-плутовкой. Всякий день отправлялся Хуан в поле овец пасти, а жене только того и надо. Как-то раз нашел Хуан-дурачок кошель золотых монет. Открыл его, увидал монеты и говорит:
— Ну и ну! Сколько кругляшек, а без цепочки!
Вернулся домой и говорит жене:
— Глянь-ка, Мария, сколько кругляшек я на горе нашел, а цепочки нет.
Мария была себе на уме, мужу перечить не стала. Забрала монеты и говорит дурачку:
— Да ни на что эти кругляшки не годны, даже на монисто.
И в тот же вечер напекла она много-премного пончиков, поднялась на крышу — и ну их в дымоход бросать! А Хуан-дурачок у огня грелся. Видит — пончики сыплются. Набрал их полные руки и пошел жену искать, кричит:
— Глянь-ка, Мария, пончики с неба падают! Ай да дождик!
Та спустилась с крыши и мужу перечить не стала: пусть наестся досыта. А сама пошла в стойло, попону на кормушку накинула, слева от ослицы одну свечу поставила, справа — другую, и говорит мужу: пора, мол, ослице корм задать. Вошел Хуан в стойло — и тотчас обратно, кричит жене:
— Мария, ослица-то наша обедню служит!
На другой день не стала Мария мужа в поле посылать — еще расскажет кому про вчерашнее! Отправила она его в школу, грамоте учиться. А у Хуана все одни овцы на уме. Увидел в букваре буквы «Б» и «А» и говорит:
— Ба, ба, увела овец тропа!
Увидал «Б» и «Е», говорит:
— Бе, бе, идут овцы по тропе!
Пришлось жене его из школы забрать. На другой день опять отправился Хуан в поле. Встречает по дороге всадника, тот его и спрашивает:
— Скажи-ка, приятель, не находил ли ты тут, случаем, кошель?
— Как же, как же, находил, — отвечает Хуан.
— И что ты с ним сделал?
— Домой отнес, Марии отдал. Только она сказала — ни на что те кругляшки не годятся, даже на монисто.
— Ах, вот оно что! А я бы глянул на них. Ты не проводишь меня к себе домой?
Привел его Хуан. А проезжий и говорит Марии, верни-де кошелек, я его обронил. Мария в ответ:
— Какой такой кошелек? Знать ничего не знаю!
А Хуан ей:
— Да как же, Мария? Помнишь, ты меня еще в школу тогда послала?
Подивился приезжий, что эдакий дурачок в школу ходит. А потом и не такое услыхал:
— Ну, помнишь, когда пончики с неба падали, а ослица наша обедню служила?
Тут приезжий и говорит:
— Простите, хозяйка, зря я вас побеспокоил.
И отправился восвояси, а плутовка Мария с деньгами осталась и купила мужу отару овец, вдвое больше прежней.
В незапамятные времена жил себе в хижине на берегу моря рыбак со своею женой. Хуаном его звали. Что ни день отправлялся он ловить рыбу. Забрасывал сети и ждал, не попадется ли что-нибудь. Улов продавал, да только не везло ему — ничего путного в сети не попадалось, и жили они с женой совсем бедно.
Но вот как-то выловил он рыбу, большую-пребольшую. Только вытянул сеть на берег, а рыба-то и молвит человечьим голосом:
— Отпусти ты меня, Хуан, в море, а отпустишь — проси, чего пожелаешь.
Подивился рыбак на такое чудо да и отпустил рыбу в море.
Вернулся он домой, рассказал жене, как дело было. А та в крик и ну ему пенять:
— Ах ты, старый дуралей! И есть-то нам нечего, и живем-то мы в лачуге! Тебе что же, быть нищим нравится?! Если выловишь еще раз говорящую рыбу, проси у нее богатства, болван ты эдакий!
На другой день пошел Хуан к морю рыбачить, и вновь угодила в его сети волшебная рыба.
И молвит она ему человечьим голосом:
— Чего тебе надобно, Хуан?
А тот в ответ:
— Да мне-то ничего, это все жена.
— Ну, а жене твоей что понадобилось?
— Да вот, вздумалось ей стать богатой.
— Так тому и быть! Садись на меня верхом. Ну, смелее влезай, не бойся!
Оседлал Хуан рыбу-золотые чешуйки, и опустились они на дно морское. Плыли-плыли, глядь — перед ними стеклянный дворец, а в нем сокровищ видимо-невидимо.
— Бери, что хочешь, жене в подарок, — говорит рыба.
Набил Хуан карман золотыми монетами — и восвояси. Отдал он жене золото, та обрадовалась! Да только ненадолго ей этого добра хватило — тратить-то она мастерица! Прошло время, жена и давай подступать к мужу:
— Слушай, Хуан, богатство-то наше на исходе. Ступай-ка ты к морю да скажи рыбе: желаю, мол, жить во дворце.
Пошел Хуан к морю, и снова выплыла к нему рыба:
— Чего тебе, Хуан, надобно?
— Да мне-то ничего, чудо-рыба, это все жена.
— А ей что понадобилось?
— Не хочет она больше в лачуге жить, дворец ей подавай!
— Быть по сему, — отвечает рыба. — Возвращайся домой, увидишь дворец!
Побрел рыбак домой. Глядит — а на месте хижины дворец. Думал войти, ан слуги-то его и на порог не пускают. Попрепирался он с ними: впустите, мол, я хозяйкин муж — да не тут-то было! Не сразу вышла к нему жена, а как вышла, Хуан так и ахнул: такая разодетая сеньора, что и не узнать!
Прошло время, а жене рыбака уж и дворец не мил.
— Вот что, Хуан, — говорит, — ступай-ка ты к морю и скажи рыбе, пускай нас королем с королевой сделает, да поторапливайся.
Делать нечего, пошел рыбак к морю, и выплыла к нему рыба.
— Чего тебе надобно, Хуан?
— Да мне-то ничего, это все жена.
— А ей что понадобилось?
— Да вот втемяшилось ей сделаться королевой, а я чтоб стал королем.
— Так тому и быть, — говорит рыба, — ступай домой, найдешь свою жену на троне.
Пришел рыбак домой. Перед ним покои королевские, на троне сидит его жена, а вокруг графов, герцогов да лакеев без счету.
Прошло время, жене опять неймется. Она и говорит рыбаку:
— Слушай, Хуан, ступай-ка ты к рыбе, и вели ей устроить так, чтобы солнце только для нас всходило. Да не мешкай!
В который раз побрел Хуан к морю, и выплыла к нему чудо-рыба.
— Чего тебе, Хуан, надобно?
— Мне-то ничего, это все жена.
— А ей что понадобилось?
— Да совсем сдурела, окаянная: хочет, чтобы солнце всходило для нас одних!
Задумалась рыба и молвит:
— Что ж, ступай-ка, Хуан, домой.
