Шла-шла, пару башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную просвиру изглодала; приходит к избушке и стучится: «хозяин с хозяюшкой! укройте от темныя ночи». Отвечает старушка: милости просим, красная девица! куда идешь, голубушка? — Ах, бабушка! ищу Финиста-ясна сокола. — «Ну, красна девица! далеко ж тебе искать будет». Наутро говорит старуха: «ступай теперь к моей средней сестре, она тебя добру научит; а вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть, золотая нитка потянется». Потом взяла клубочек, покатила его по дороге и наказала вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи! Девица поблагодарила старуху и пошла за клубочком. Долго ли, коротко ли, другая пара башмаков изношена, другой посох изломан, еще каменная просвира изглодана; наконец, прикатился клубочек к избушке. Она постучалась: «добрые хозяева! укройте от темной ночи красну девицу!» — Милости просим, отвечает старушка; куда идешь, красная девица? — Ищу, бабушка, Финиста-ясна сокола. — «Далеко ж тебе искать будет!» Поутру дает ей старушка серебряное блюдо и золотое яичко, и посылает к своей старшей сестре: «она-де знает, где найти Финиста-ясна сокола!» Простилась красна девица со старухою и пошла в путь-дорогу; шла-шла, третья пара башмаков истоптана, третий посох изломан и последняя просвира изглодана — прикатился клубочек к избушке. Стучится и говорит странница: «добрые хозяева! укройте от темной ночи красную девицу!» Опять вышла старушка: «поди, голубушка! милости просим! откудова идешь, и куда путь держишь?» — Ищу, бабушка, Финиста-ясна сокола. — «Ох, трудно-трудно отыскать его! Он живет теперь в эдаком-то городе, на просвирниной дочери там женился» Наутро говорит старуха красной девице: «вот тебе подарок: золотое пялечко да иголочка; ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с Богом, и наймись к просвирне в работницы».
Сказано — сделано. Пришла красная девица на просвирнин двор и нанялась в работницы; дело у ней так и кипит под руками; и печку топит, и воду носит, и обед готовит. Просвирня смотрит, да радуется: «слава Богу! говорит своей дочке, нажили себе работницу, и услужливую, и добрую: без наряду все делает!» А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, золотое веретенце и села прясть: прядет — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чистого золота. Увидала это просвирнина дочь: «ах, красная девица! не продашь ли мне свою забаву?» — «Пожалуй, продам!» — А какая цена? — Позволь с твоим мужем ночь перебыть. Просвирнина дочь согласилась: «не беда, думает; ведь мужа можно сонным зельем опоить, а чрез это веретенце мы с матушкой озолотимся!» А Финиста-ясна сокола дома не было; целый день гулял по поднебесью, только к вечеру воротился. Сели ужинать; красная девица подает на стол кушанья, да все на него смотрит, а он, добрый молодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту-ясну соколу сонного зелья в питье; уложила его спать и говорит работнице: «ступай к нему в горницу, да мух отгоняй!» Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет: «проснись-пробудись, Финист-ясный сокол; я красная девица к тебе пришла: три чугунных посоха изломала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры каменных изглодала, да все тебя, милого, искала!» А Финист спит, ничего не чует; так и ночь прошла. На другой день работница взяла серебряное блюдечко и катает по нем золотым яичком: много золотых яиц накатала! Увидала просвирнина дочь: «продай, говорит, мне свою забаву!» — Пожалуй, купи. «А как цена?» — Позволь с твоим мужем еще единую ночь пребыть. — «Хорошо, я согласна». А Финист-ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел только к вечеру. Сели ужинать; красная девица подает кушанья, да все на него смотрит, а он словно никогда не знавал ее. Опять просвирнина дочь опоила его сонным зельем, уложила спать и послала работницу мух отгонять. И на этот раз как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до утра и ничего не слышал. На третий день сидит красная девица, держит в руках золотое пялечко, а иголочка сама вышивает — да такие узоры чудные! Загляделась просвирнина дочка: «продай, красна девица! продай, говорит, мне свою забаву!» — Пожалуй, купи! «А как цена?» — Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть. — «Хорошо, я согласна!» Вечером прилетел Финист-ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила спать, и посылает работницу мух отгонять. Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно причитывает: «проснись-пробудись, Финист-ясный сокол! я красная девица к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя милого искала!» А Финист-ясный сокол крепко спит, ничего не чует. Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной девицы, и он в ту ж минуту проснулся: «ах, говорит, что-то меня обожгло!» Финист-ясный сокол! отвечает ему девица, я к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя искала! Вот кж третью ночь над тобою стою, а ты спишь — не пробуждаешься, на мои слова не отзываешься! Тут только узнал Финист-ясный сокол, и так обрадовался, что сказать нельзя. Сговорились и ушли от просвирни. Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери; просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню. Ездила-ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста-ясна сокола не догнала: его и следов давно не видать!
Очутился Финист-ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского: ударился о сыру землю и сделался перушком; красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу. «Ах, дочь моя любимая! я думал, что тебя и на свете нет; где была так долго?» — Богу ходила молиться. А случилось это как раз около святой недели. Вот отец с старшими дочерьми собираются к заутрене; «что ж ты, дочка милая! спрашивает он меньшую, собирайся, да поедем: нынче день такой радостный!» — Батюшка! мне надеть на себя нечего. «Надень наши уборы!» говорят старшие сестры. — Ах, сестрицы! мне ваши платья не по кости! я лучше дома останусь. Отец с двумя дочерьми уехал к заутрене; в те поры красная девица вынула свое перушко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем. Царевич свистнул в окошко — сейчас явились и платья, и уборы, и карета золотая. Нарядились, сели в карету и поехали. Входят они в церковь, становятся впереди всех; народ дивится: какой-такой царевич с царевною пожаловал! На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не бывало, а царевич обратился перушком. Воротился и отец с дочерьми. «Ах, сестрица! вот ты с нами не ездила, а в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царевною». — Ничего, сестрицы! вы мне рассказали — все равно, что сама была. На другой день опять то же; а на третий день как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами видел, что карета к его дому подъехала и пропала. Воротился отец и стал меньшую дочку допрашивать; она и говорит: «нечего делать, надо признаться!» Вынула перышко, перышко ударилось об пол и обернулось царевичем. Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак, да и ну толкать; надели на меня кузов: «ты, детинушка, не гузай (не мешкай)! убирайся-ко поскорей со двора».
Жил царь с царицею, а у них был сын Иван-царевич. Дворец царский стоял в густом зеленом саду, в котором росли золотые яблочки. И повадился в этот сад ходить вор, рвать золотые яблоки. Долго подстерегали вора этого, и, наконец, поймали; поймали и посадили в темницу. Вор этот был Дивий муж. Однажды Иван-царевич, гуляя по саду, увидал в окне темницы, в которой сидел вор, маленькую красивую птичку и хотел ее застрелить, но стрела пролетела в окно темницы. Иван-царевич подошел к окну, а Дивий муж и говорит ему: Иван царевич, выпусти меня! я тебе не только отдам стрелу, но и вперед пригожусь. Иван царевич сжалился над ним и выпустил из темницы. А Дивий муж в этот день приговорен был к смертной казни.
Когда Дивьего мужа не оказалось в темнице, и об этом донесли царю, то царь велел привести всех темничных сторожей и хотел их казнить, но один из сторожей сказал царю, что вора выпустил Иван-царевич. Царь очень рассердился на сына и собрал своих бояр и князей, чтобы судить Ивана-царевича. Бояре и князья и присудили выгнать Ивана-царевича из царства. В этот день его и выгнали.
Идет Иван-царевич дорогою и горько плачет. Сел он на камешек, чтобы отдохнуть, и вспомнил о Дивьем муже. Глядит, а Дивий муж стоит перед ним, словно из земли вырос, и говорит ему: здравствуй, Иван-царевич! я давно тебя дожидаюсь. Прошу пожаловать ко мне, отдохнуть и хлеба-соли покушать…
