Медведь из лесу вышел, на задние лапы встал, да как рявкнет:
– Здравствуй, Макар! Куда путь держишь?
– С Лихо-Мраком биться, – отвечает казак. – Песню из неволи выручать.
– До-о-обре, до-о-обре! – говорит Мишка. – Худо будет – кликни, помогу. Я с Лихо-Мраком давно драться собираюсь.
А тем временем Горе Человеческое пришло к Дум-горе, застонало-закричало, правой рукой взмахнуло – отвалилась каменная глыба от горы. Вошло Горе в Дум-гору, левой рукой взмахнуло – снова глыба на место стала.
Лихо-Мрак увидел сестру, спрашивает:
– Ну как, сестрица моя милая. Горе мое славное, справилась ты с казаком донским, что сюда идет?
– Ох горе, братец, – отвечает Горе. – Я ведь слезами сильна только, а казак тот – бесслезный. Слезами людскими я его обрызгала – он еще лютее стал; Хотела из кувшинчика напоить, да вылил он мои слезы на землю, а я без них, как без рук да без ног. Горе, братец, горе. Пусть сестрица моя, Беда Людская, идет навстречу казаку. Может, согнет она его в бараний рог, скрутит его окаянного.
Тут Беда Людская подходит к Лихо-Мраку, кланяется ему и говорит:
– Дозволь, братец, в путь отправиться. Согну я казака так, что не разогнется. В три погибели согну, слезы лить заставлю, хоть и бесслезный он.
– Иди, – прорычал Лихо-Мрак, – да с пустыми руками не возвращайся. Не согнешь казака – на себя пеняй!
– Согну, согну, братец…
Вот вышла Беда Людская из Дум-горы и поплелась навстречу Макару Бесслезному.
Идет, палкой о землю постукивает, злыми глазами вокруг посматривает.
Сама почти до земли согнута, на спине – горб, босые ноги изодраны, вместо платья – дерюга на ней рваная.
Шла-шла Беда Людская, видит – человек землю пашет. Запрягся он в деревянную соху, тянет ее, потом обливается, сам себя погоняет:
– Но, но, Степан, пошевеливайся… Солнышко скоро сядет, а ты две борозды только сделал. Но, Степан, пошевеливайся…
Беда за бугорок присела, смеется:
– Это мой… мой человечишко. Вот тут-то и подожду я Макара. Казак он такой, что мимо не пройдет: "Давай, скажет, помогу тебе, Степан". А я его и согну.
Только подумала так Беда, смотрит, а казак уже к Степану подходит.
Подошел, шашку и пику на землю положил и говорит:
– Здорово, станичник! Ты бы отдохнул немного, вон как пот с тебя льется. А Степан отвечает:
– Рад бы отдохнуть, да отдых землю не вспашет. И соха у меня чужая, завтра хозяину отдавать надо.
Сказал так и опять за соху взялся. Протащил пять шагов, а тут камень под соху попался. Напрягся Степан, жилы на руках вздулись, глаза кровью налились. "Но, Степан!" – кричит, а сам уже на землю опускается, стонет:
– Нету силушки моей, казак. Все нутро себе порвал.
– Эх, беда! – отвечает казак. А Беда Людская за бугорком сидит, костлявые руки потирает, улыбается:
– Ха-ха… Разве же это беда? Это полбеды только… Снял с себя казак рубашку, поплевал на руки и говорит:
– Дай-ка помогу тебе, станичник, а ты посиди пока, воздухом подыши. Начал пахать Макар – только комья летят. Пот с него градом льется, а он тащит соху, чубом потряхивает.
Солнышко еще за холмом зеленым не спряталось, а Макар полоску кончает. Смотрит на Степана, а Степан от радости чуть не плачет.
– Спасибо тебе, казак, – говорит, – выручил ты меня. Четверо детишек у меня мал мала меньше, голодно. Теперь вот посею, хлебушек будет.
Беда Людская сидит, к разговору прислушивается, злится на казака. Потом палкой взмахнула, откуда ни возьмись – табун лошадей: вихрем налетел, землю затоптал, Макар и Степан едва живыми остались. Беда Людская опять палкой взмахнула – коней как не бывало.
Посмотрел Степан на свою полоску и заплакал:
– Видно, не судьба, казак, не даст мне больше соху хозяин. Пропадать мне…
А Макар взглянул на вытоптанную землю, встряхнул чубом и говорит:
– Ничего, станичник, снова сделаем.
Впрягся в соху и пошел. Солнышко за холмом скрылось, Макар пахать кончил. Подошел к Степану и говорит:
– Сей, станичник, хлебушек, дети сыты будут. Прощевай на том.
Взял шашку да пику, посмотрел вверх, а Горный Орел тут как тут:
– Поспешай, казак, выручай Песню Легкокрылую.
И опять идет казак к Дум-горе. А Беда Людская стороной обогнала Макара, в Дум-гору пробралась, подошла к Лихо-Мраку и говорит:
– Беда, братец. Не согнуть мне этого казака, сила в нем большая, сердце крепкое.
Пыталась я работой его извести, да куда там! Идет он сюда, уже близко от Дум-горы. Придется тебе, братец, самому с ним сцепиться.
– Эх, бабы вы глупые! – рассердился Лихо-Мрак. – Одного человечишку вдвоем не одолеете. Дряхлые вы стали. Только охать да стонать и умеете.
Беда Людская и Горе Человеческое стоят, головы вниз опустили, молчат. Да и что скажешь: бывало, Горе Человеческое выйдет из своей берлоги – за день полный кувшин слез насобирает, Беда Людская выползет из горы – люди по всему краю стонут. А вот пришло время – одного казака вдвоем не изведут. Не те уже люди стали, начали они спины свои разгибать, думать, как бы с плеч своих Беду Людскую да Горе Человеческое сбросить. Вдруг слышит Лихо-Мрак, кричит кто-то у Дум-горы:
– Эй, Лихо дьявольское, Мрак ночной, выползай из своей норы на свет божий, драться будем!
Задрожало Горе Человеческое, заголосила Беда Людская:
– Ой, пришел, братец! Казак Бесслезный это… Горе нам, беда…
А Лихо-Мрак в ладоши хлопнул, ногой о камень стукнул, заревел, закричал на всю Дум-гору:
– Эй, хищники ночные, нечисть полуночная, слетайтесь сюда с казаком драться, Мрак от света защищать!
Захлопали крылья, засвистел воздух вокруг, засверкали в темноте хищные глаза.
Налетели мыши летучие, совы с кривыми клювами, филины, жуки ночные.
Ветер в Дум-горе поднялся, как от бури. Хлопнул в ладоши Лихо-Мрак, на камни плюнул – открылась Дум-гора. Вышел он оттуда, посмотрел вокруг, увидел казака и говорит:
– Эй, заморыш человеческий, зачем пожаловал в царство мое? Ведомо ли тебе, что от одного духа моего от тебя и мокрого места не останется? Знаешь ли силу мою могучую?
Глянул казак в глаза Лихо-Мраку и отвечает:
– Ты, Лихо дьявольское, Мрак ночной, силой своей не хвались, силу свою в бою покажешь. А хочешь, чтоб голова на плечах осталась, – выпускай Песню Легкокрылую на волю, пусть летает людям на радость, тебе, Мраку, на печаль. Не выпустишь – на себя пеняй.
Подбоченился Лихо-Мрак, ногу вперед выставил, сам черный весь, на шее ожерелье из костей человеческих гулко побрякивает, на голове вместо шапки – череп человеческий, нос крючком, уши до плеч, а в ушах серьги костяные висят.
Нахмурил он тучи-брови – из глаз его ночь черная выползла.
– Ну-ка, нечисть полуночная, – крикнул Лихо-Мрак, – выклюйте глаза у заморыша человеческого, посмотрим, до Песни ли ему будет.
Налетели на казака хищники целой стаей, крыльями его бьют, норовят клювами до глаз добраться. Схватил казак шашку, левой рукой глаза закрыл и давай рубить нечисть. Взмахнет раз шашкой – перья по воздуху летят, головы птичьи вниз падают, кровь ручьем на землю льется. Взмахнет другой раз – кричат совы, плачут филины, пищат мыши летучие, жужжат-стонут жуки ночные. Налетают на казака хищники, как тучи грозовые, а Макар взмахивает своей шашкой да приговаривает:
– Эхма, много нечисти собралось, да ничего, справлюсь.
Вдруг, откуда ни возьмись, налетела на Макара Черная Птица, каждое крыло – в рост человеческий, когти, как пики, острые, клюв, как железо, крепкий. Ударила черным крылом казака по голове, у Макара в глазах потемнело; клюнула железным клювом в голову, у казака шашка из рук выпала, острыми когтями в грудь впилась, брызнула горячая кровь из груди, зашатался Макар Бесслезный, падать начал, А Черная Птица когти разжала, взлетела вверх и кричит:
– Прощайся с жизнью, заморыш человеческий, конец пришел тебе!
И опять хочет ринуться на казака, разорвать его, заклевать да мясом человеческим полакомиться.
Хотел Макар пику свою взять, чтобы отбиться от Черной Птицы, да силы оставили его, дрожит рука казачья. Закрыл он глаза и молвил:
– Эх, не довелось мне Песню Легкокрылую из неволи освободить, не довелось радость человеческую на волю выпустить…
Вдруг задрожал воздух, ветерок Макару в лицо повеял, открыл он глаза, самому себе не верит: как пуля, мелькнул в воздухе Горный Орел, что путь ему к Дум-горе указывал, вся нечисть полуночная разлетелась от страха, Птица Черная прокричала что-то и тоже за Дум-горой скрылась. А Горный Орел сел на землю рядом с Макаром, взял в клюв пику и шашку казачью, вложил их в руки Макара и снова кверху взвился.
Оперся Макар о пику, шашку в руке держит, ждет. А Лихо-Мрак идет уже к нему, в руках у него тоже шашка блестит.
– Ну, заморыш человеческий, – говорит Лихо-Мрак, – хоть и помог тебе Горный Орел от Черной Птицы избавиться, да вижу, сил у тебя уже немного осталось. Теперь-то я с тобой посчитаюсь. Песню ты хотел увидать, а увидишь могилу свою. Не видать тебе больше света белого, коль Лихо-Мраку, Горю Человеческому да Беде Людской кланяться не хочешь.
