Издалека до нас долетел характерный смех. Теперь не оставалось никаких сомнений.
– Негодник! – вздохнул пан Клякса. – Делать нечего, пойдем пешком. Надо спешить – путь неблизок, а у нас нет быстрых адакотурадских ног.
И тут из темноты вынырнул запыхавшийся пан Левкойник.
– Резеды нет! Пропала Резеда! – испуганно кричал он. – Гортензия здесь… Георгина тоже… Пиония… Роза… Все на месте! Только Резеды нет! Мы все обыскали… Все время была с нами… Доченька моя! Дитятко! Моя Резеда! О, я несчастный! Пан профессор, что с ней случилось?
– Сохраняйте достойное звания розовода спокойствие! – призвал его пан Клякса. – Все вижу, все слышу, пребываю начеку. Моя борода тоже начеку. Вашу Резеду похитили. Да! Ее украл сделанный мной механический человек по имени Алойзи Пузырь. Это его делишки.
И пока пан Левкойник продолжал издавать крики отчаяния, пан Клякса встал на одну ногу, раскинул бороду и погрузился в мысли глубоко как никогда.
История Анемона Левкойника
Не будем мешать пану Кляксе. Пусть он себе сосредоточенно размышляет в одиночестве. Я же воспользуюсь случаем и расскажу тем временем о семействе Левкойников. Вначале мне казалось, что можно обойтись и без этого, но теперь, когда пропала Резеда, я просто обязан сообщить вам некоторые сведения об этой необычайной семье.
По дороге в Адакотураду мы с паном Левкойником не раз сиживали вечерами на корме «Акульего Плавника», наслаждаясь прохладным ветерком, таким приятным после дневного зноя. Когда остальные пассажиры спускались в каюты, мы вдвоем, устроившись на бухтах морских канатов, заводили длинные беседы, частенько затягивавшиеся за полночь.
Именно тогда рассказал я пану Левкойнику о пане Кляксе, об Алойзи и о том, что произошло с моими родителями.
Пан Левкойник в свою очередь посвятил меня во все дела своего семейства. Ничто так не сближает, как доверенные друг другу секреты. Поэтому очень скоро между нами завязалась дружба, и мы обо всем говорили вполне откровенно.
И вот что поведал мне розовод. Этот рассказ я запомнил очень хорошо.
«Зовут меня Анемоном Левкойником. Родителей я потерял еще в раннем детстве. Воспитывал меня дед, знаменитый специалист по выращиванию кактусов. С первых лет я интересовался ботаникой, собирал травы и цветы, заучивал их латинские названия. В возрасте семи лет я составил рифмованный словарь компасных растений, то есть таких, которые указывают стороны света. Я с удовольствием работал в саду и в теплицах деда и даже помог ему вывести кактус, который на закате свистит, как черный дрозд.
Со временем я приобрел столь обширные знания, что смог самостоятельно провести ряд любопытных опытов по скрещиванию цветов с насекомыми и птицами. Кроме того, я начал применять различные вещества, придававшие цветам особые свойства. Я вывел съедобный анемон со вкусом халвы, а также астры, летавшие подобно бабочкам. Не стану утомлять вас рассказами о менее значительных достижениях и перейду прямо к делу, определившему все мое дальнейшее существование.
Однажды, когда мне было девятнадцать лет, после многочисленных неудач я все-таки сумел довести до победного конца один из самых трудных замыслов. Посредством особой энергии, в свое время открытой профессором Кляксой и повсеместно известной под названием кляксической, мне удалось вырастить совершенно новый сорт левкоя, обладавший неведомыми доселе свойствами…»
В этот миг раздался зычный голос капитана «Акульего Плавника», разгадывавшего очередной кроссворд:
– Растение из четырех букв! «Ю» в середине, эй?!
– Плющ, – крикнул пан Левкойник и продолжил свою повесть:
«Этот цветок, выращенный мной с таким трудом, называется Левкоем путеводным. Достаточно понюхать его, чтобы впасть в сон-путешествие и перенестись в чужие края как наяву. Погруженный в такой сон человек навещает неведомые города, и все, что он видит и слышит, вполне соответствует действительности и остается в его памяти на всю жизнь.
Я первый, кому удалось осуществить этот смелый замысел. Решив никого не допускать к своей тайне, я спрятал чудесный цветок в самой гуще сада, куда еще никогда не ступала нога человека. И каждую ночь, тайком выйдя из дома, я нюхал свой левкой, погружался в сон и отправлялся в дальние странствия; а когда утром проверял по географическим атласам и учебникам маршруты своих снов, то все до йоты совпадало с действительностью.
Таким образом я смог посетить множество интересных стран, в том числе Палемонию, Абецию, Вермишелию, Грамматические острова, Патентонию и Невзаправдию. Сон-путешествие обычно заканчивался на рассвете, и я незаметно возвращался через окно в свою комнату, пока дедушка не заметил моего отсутствия. Он лишь недоумевал, отчего это от меня вечно пахнет левкоями и потому частенько говаривал:
– В человеке обязательно есть что-то от его имени.
Однажды, понюхав свой левкой, я снова погрузился в сон и перенесся в страну, которой потом не обнаружил ни на одном глобусе и ни в одной энциклопедии. Это был небольшой остров, затерявшийся среди океана. Назывался он островом Двойников. Расскажу о нем только самое главное.
Общеизвестно, что есть страны, в которых одновременно живет несколько, а то и несколько десятков, разных племен, разговаривающих каждое на отдельном языке.
Но на острове Двойников это выходило за всякие рамки: каждый его житель говорил на своем собственном языке. На острове жило двадцать семь тысяч человек, так что нетрудно сосчитать, сколько там было языков. Поэтому люди могли понимать друг друга только благодаря общим гласным, а переписывались при помощи азбуки Морзе, которую, как и у нас, знали даже дети.
Как можно догадаться по названию острова, там жили одни двойники. Это были вторые экземпляры различных знаменитостей, созданные, вероятно, на тот случай, когда кому-нибудь из них одна жизнь покажется слишком короткой.
Двойников избирали жеребьевкой из числа выдающихся ученых, изобретателей, художников и путешественников. Я высмотрел среди них и двойника пана Кляксы, а также копии других известных деятелей.
Должен признаться, что был приятно удивлен, когда осматривая остров, возле одного дома я увидел человека, с которым мы были похожи, как два маковых зернышка. А удивился я потому, что был пока малоизвестным молодым цветоводом и не думал, что слава моя долетела в столь дальние края.
Мой двойник пригласил меня к себе в гости. Как вы уже догадались, мы говорили с ним на одном языке, и я без труда узнал, что имею дело с человеком, выращивающим те же цветы, что и я, и что самое значительное его достижение – ни много ни мало, Левкой путеводный! Кроме того, в силу исключительного стечения обстоятельств этот цветовод тоже звался Анемоном Левкойником. Тут уж я окончательно уверился, что встретил собственного двойника, что на этом острове было делом вполне естественным.
Сходство наше было просто потрясающим. Глядя на второго Левкойника, я был убежден, что разглядываю себя в зеркале: на носу у него была точно такая же бородавка, во рту – золотой зуб с правой стороны, и даже галстук у него на шее был копией моего – в мелкий горошек. Чтобы не путаться, мы договорились, что он станет зачесываться назад, а я – на пробор. Кроме того, я решил называть его Анемоном-Зеркальцем, чтобы показать, кто из нас тут двойник.
Мы сразу же полюбили друг друга как братья, и каждый без труда отгадывал даже самые сокровенные мысли другого.
Но между нами было и одно отличие – у Анемона-Зеркальца имелась сестра.
Я готов был поклясться, что на всем белом свете нет другой такой красавицы, и потому не верил, что она может быть чьим-нибудь двойником. Кожа ее была нежна, словно лепесток георгина, глаза ее отливали золотом, будто резеда, губы были цвета пиона, голову она держала гордо, как гортензия, и источала аромат роз. Звали ее Мультифлорой, то есть Многоцветкой. Лучшего имени для нее и не подберешь.
До той поры я обычно просыпался на рассвете и незаметно возвращался в дом своего деда.
Но в тот раз я задержался. Вероятно, близость Левкоя путеводного, выращенного Анемоном-Зеркальцем, уравновесило действие моего собственного левкоя. Возможно, понюхав двойник моего цветка, я бы погрузился в очередной сон-путешествие и вернулся домой, – но я этого не хотел. Я гнал всякую мысль о расставании с Мультифлорой.
Я влюбился в нее с первого же взгляда, и она ответила мне взаимностью. Самое удивительное в ее отношении ко мне заключалось в том, что она совершенно не замечала сходства между мной и моим двойником.
– Всю эту сказку о нашем острове, – не раз говорила она, – придумал пан Клякса. Он только и делает, что стоит на одной ноге и выдумывает всякие небылицы о несуществующих странах, о механических людях, о каком-то Алойзи Пузыре, за которым гоняется по всему свету, о двойниках. Все ласточки нам кажутся одинаковыми, но сами они знают, что это не так, и прекрасно различают друг друга… Вот так и вы – вбили себе в голову, что похожи друг на друга. А я не вижу между вами никакого сходства. В конце концов, тысячи людей имеют золотые зубы, бородавки на носу или галстуки в горошек.
