— Когда я был маленький… Собственно, я и сейчас маленький, но тогда был в несколько раз меньше… Прекрасное было время! Стоило только сказать: «АМА́Е!» — как из воздуха появлялась конфетка. А стоило сказать: «ПРОА́Й!» — и тут же тебе печеньице!..
— Ама́е!.. Проа́й! — быстро повторил юный Алексей.
Но ни конфетка, ни печеньице из воздуха не появились.
А Семен Семенович продолжал, ни на что не обращая внимания:
— И ничего я тогда не забывал! Вот как сейчас помню, в первом классе, пошел я за хлебом… Пошел, значит, — Кукарямбов-старший в очередной раз закрутил глобус, побежал по нему указательным и средним пальцами, как маленькими ножками, и замурлыкал себе под нос из Кокоши Шляпкина:
Ти́ти-ми́ти, ти́ти-ми́ти,
Прибываем на Таити…
— И что, папа? — спросил Алексей.
— А? — встрепенулся Семен Семенович.
— Куда пришел-то?
— Куда пришел?.. А-а-а!.. Значок опять на сдачу без спросу купил. С самолетом Ту-144… Таким самолетам потом, через несколько лет, запретили летать за ненадежность в полете. А мама отругала, зато что без спросу… Ну, это не важно!.. Ты прав, сынок. Я с детства страдаю памятью!
— Надо сказать, что теперь еще страдаете памятью детства, — полковник Линк сел на лошадку и принялся качаться. — Я вам, кузен, иногда очень завидую… Когда время есть между моими шалостями… Ладно, пора браться за Зайца Уильяма Кидда! Дело оказалось серьезнее, чем я думал. Начинаю операцию «Стивенсон».
— Почему «Стивенсон», дядя?
— Потому что великий Роберт Луис Стивенсон в своей книге «Остров Сокровищ» дал немало полезных советов, как обходиться с пиратами, — полковник лихо соскочил с лошадки. — Вы бы, дорогие друзья, пошли бы куда-нибудь пока, прогулялись — от греха подальше.
Кукарямбов кивнул, обошел вокруг стола, потом опять закрутил глобус, но тут же остановил его.
— Видите ли, кузен… Мне очень неудобно… Капитан Уильям Кидд увел еду для праздничного стола. Песик Фафик уже два раза приносил, а я ему уже и так много должен… Вы бы не могли, там…
— А наколдовать вы не хотите?
— Да, понимаете, э-э-э…
— Понимаю. Чудеса надо экономить?
— Вот он всегда так, дядя! — не удержался юный Алексей. — Папа ничего полезного наколдовать не хочет! Уж в кои-то веки двери в пустыню, в джунгли и на море с грехом пополам наколдовал, а войти в них то ли боится, то ли стесняется, то ли и то, и другое!.. А сам до сих пор даже за границей нигде не был — только в пещерах своей фантазии!..
— Молчите!.. — жестко сказал Линк. — Вы тоже когда-нибудь поймете! Лишь бы не поздно.
Сын волшебника топнул ногой и уставился в пол.
Полковник достал из шляпы увесистый мешок с монетами и вытряс на ладонь Кукарямбова несколько желтых кружочков. Семен Семенович зажал монеты в кулак, а кулаком стукнул себя по груди:
— Благодарю вас, кузен! Я, как только, так сразу… — он опять стукнул себя по груди.
— Конечно! — кивнул Линк и встряхнул оставшийся увесистым мешок. — А на остальное я буду ловить этого Виртуоза Преступного Мира.
— А сами-то, дядя, чудеса не экономите! — ехидно сказал Алексей и кивнул на мешок.
— А мне, наверное, это не дано.
— Я вам, кузен, иногда так завидую! — вырвалось у Кукарямбова-старшего, и он покраснел.
— Дядя Линк, а я вот все хочу спросить: почему вы всякие необходимые вещи достаете из шляпы, а не из кармана, например?
— Это очень просто: это от любви к цирку. Я с детства хотел доставать всё из шляпы, как фокусник в цирке. Вот, наконец-то, недавно научился. Здо́рово получается, правда?
— Правда! Всё-всё-всё — из шляпы?
— Всё, — кивнул полковник. — Кроме моих часов с музыкой. Их я достаю из специального нагрудного кармашка.
Тут же Линк извлек из-за пазухи круглые серебряные часы на цепочке и нажал на них кнопочку. Крышка открылась и из часов тоненько и очень приятно зазвенела мелодия Геннадия Гладкова «Говорят, мы бяки-буки».
— Это же песня разбойников! — сразу узнал музыку сын волшебника.
— Она самая, — кивнул полковник. — Память о моей работе в сыскной полиции. Ну, и, конечно, о детстве.
— Дядя Линк, а вы, случайно, не знаете, что это за зверь: то ли птица, то ли рыба, то ли верблюд?
— То ли верблюд? Что-то знакомое… — полковник сдвинул шляпу на затылок и на мгновение задумался. — Нет, не знаю.
— Пошли, сынок! Пока Песик Фафик не вернулся!
Волшебник потянул сына за руку, но тот уперся:
— Дядя Линк, а можно мне посмотреть, как вы этого… витруоза будете ловить?
— Виртуоза, дорогой племянник, — поправил полковник. — Нельзя. Это слишком душераздирающее зрелище.
— Вот всегда так! — снова расстроился юный Алексей и вышел с отцом за продуктами.
Глава 12,
В КОТОРОЙ ПЕСИК фафик ВМЕСТЕ С КОКОШЕЙ ШЛЯПКИНЫМ РАССУЖДАЕТ О КРУГЛЫХ ПИРОГАХ, А ВМЕСТЕ С СЕНБЕРНАРОМ ИОНАФАНОМ НЮХАЕТ ЧЕРЕМУХУ
Когда Песик Фафик догрыз кость с горчицей, он не сразу отправился в дом Кукарямбова. У Фафика как у грамотной начитанной собаки была привычка что-нибудь непременно прочитать после того, как что-нибудь съел. Он полагал, что чтение помогает пищеварению.
Поэтому Песик Фафик достал из своей «Хижины Отшельника» уже знакомую читателю газету «Веселые Дедуганы» и в очередной раз ее развернул. Взгляд его остановился на еще одном сочинении за подписью Кокоши Шляпкина, напечатанном в рубрике «Наука и кулинария». Называлось оно
РАССУЖДЕНИЕ О КРУГЛЫХ ПИРОГАХ
Круглые пироги рождаются очень серьезными.
Трудно смутить их серьезность, когда они лежат в коробке, на полке или в холодильнике, где им еще ничего не угрожает.
Но как только круглые пироги попадают на стол, они начинают улыбаться. Чем больше их едят, тем сильнее они улыбаются. Пока улыбка совершенно не исчезает вместе с ее хозяином.
Из всего выше сказанного можно сделать вывод, что круглые пироги обладают стоическим характером.
«Сто-и-чес-ким — это по-нашему, по-научному! Это значит: терпеливым, стойким в жизненных испытаниях, — привычно перевел для себя начитанный Фафик. — А старичок-то, оказывается, не только стихами пишет, но и прозой балуется! А я и не знал… Однако, туману он понагнал! Вот друг мой неграмотный — сенбернар Ионафан — здесь бы ни за что ничего не понял, а я понимаю, хотя и с трудом. Это, наверное, когда от круглого пирога отрезаешь остроносый кусок, в нем, в пироге, то есть, получается что-то, похожее на улыбку. Чем больше отрезаешь, тем больше становится улыбка, пока пирог совсем не съедят… Жутковатый все-таки иногда у Кокоши юмор — черный, как говорится! Лучше бы что-нибудь повеселее написал про что-нибудь повкуснее. Про кости из борща, например…»
Тут газета «Веселые Дедуганы» превратилась в газету «Шпион Диснейлэнда», а потом — в здоровенного соседского сенбернара Ионафана.
— Фафик, что-то холодно! — сказал Ионафан.
— Да-а, дружище! — поежился Фафик. — Не май месяц!..
— Фафик, а ведь как раз май! Вон наша черемуха цветет.
— Ах, ты! Действительно, май! А ведь был октябрь… — Песик поднял воротник своего огромного пальто. — Почему-то, когда цветет черемуха, становится холодно. Красиво, запах чудесный, лето скоро, но холодно!
Сенбернар наклонился к уху Фафика и зашептал:
— Фафик, я хоть и не начитанная собака, как ты, но догадался: Директор Погоды думает, что белая черемуха — это снег. И температуру воздуха понижает.
— Зачем?
— Ну, раз снег — значит, должно быть и холодно.
— Он что, этот Директор Погоды, дурак, что ли? — удивился Фафик.
— Не думаю. Наверное, просто доверчивый.
В это время неподалеку раздался треск.
— Смотри-ка, Ионафан! Кот Базилевс нашу черемуху ломает!
— Может, он хочет, чтобы скорей потеплело?..
Ионафан и Фафик потихоньку подошли к коту. При этом Фафик постоянно наступал на полы своего огромного пальто и чуть не падал.
Базилевс наломал уже два больших букета.
— Ты это зачем? — строго сказал Песик.
Базилевс вздрогнул, а потом обернулся с нежной улыбкой.
— А, это вы, мои дорогие!.. Прямо напугали!
— Ты не для Директора Погоды стараешься? — спросил сенбернар. — Чтобы беленького поменьше было, и он температуру воздуха поднял?
— Для какого еще Директора Погоды?.. Я для вас стараюсь, мои хорошие! Вот вам по скромному букетику от чистого кошачьего сердца!
Фафик и сенбернар принялись радостно нюхать свои черемуховые букеты.
«Не может быть! — думал Фафик. — Ведь Базилевс нас с Ионафаном побаивается — особенно Ионафана — и все норовит нам всякие мелкие пакости делать! Ведь у нас с Базилевсом вообще война!.. Да и пальто у меня никогда не было — я и без пальто запросто обхожусь…»
