Бедняга повторил свой рассказ трижды слово в слово, а потом повторял еще много раз — целых два часа подряд.
— Я понял, — наконец остановил его король. — На этот раз прощаю тебя. Отправляйся путешествовать, объезди весь мир и собери самые интересные сказки, а когда вернешься, расскажешь мне!
Шут уехал. Сейчас он путешествует по свету, собирая самые интересные сказки. Но он не вернется к королю и не станет рассказывать их ему. Он расскажет эти сказки вам.
Сказки про художников, а также про краски
Художник, который не помнил цвета
Он совсем одряхлел, перестал выходить из своей мастерской и работал теперь, разумеется, только по памяти. Но чем больше старел, тем быстрее слабела его память, и он все время что-то забывал. Собирался, к примеру, написать морской пейзаж и, замерев с кистью в руках, долго вспоминал, какого же цвета море.
— Кажется, оранжевое, с темными пятнами…
И рисовал море именно таким.
Писал зимний пейзаж и опять ломал голову:
— Никак не вспомню, какого цвета снег…
Ах да, зеленый!
Он путал цвет снега и травы. И луг у него на картинах действительно выглядел белым, словно заснеженное поле.
И все же именно из-за таких странных, необычных красок его полотна нравились многим. Владельцы картинных галерей, критики, покупатели приходили посмотреть его работы и всегда хвалили мастера за фантазию.
— Маэстро, только такой великий художник, как вы, мог придумать зеленый снег!
Он с недоумением смотрел на них и про себя удивлялся: «Либо они смеются надо мной, либо настолько утратили память, что забыли, какого цвета снег!»
Как-то раз один молодой художник, указывая на пейзажи, висевшие на стене, с восторгом проговорил:
— Маэстро, эти работы великолепны! Никогда не видел ничего прекраснее!
— Да, неплохие картины, — ответил старик. — Мне тоже нравятся.
Он забыл даже, что полотна эти написал он сам. Память его и в самом деле становилась все слабее.
Однажды он решил создать автопортрет. Поставил мольберт перед зеркалом и, посматривая на свое отражение, принялся за работу. А потом вдруг отложил кисть и палитру и, внимательно вглядываясь в зеркало, спросил самого себя:
— А кто же этот господин, которого я рисую?
Он прославился как самый современный художник, потому что, создавая картины, не пользовался кистями и масляными красками, а употреблял только самые новые материалы: лак для ногтей и акриловые краски, которые распрыскивал с помощью баллончика с форсункой. Причем рисовал он не на бумаге или холсте, а на пластинах из нержавеющей стали или же на стенах, создавая огромные фрески.
Все время стараясь сочинить что-то новое, он решил придумать невиданные краски. Сначала он изобрел «задумчивый зеленый цвет», потом «нерешительный красный», «торопливый желтый», «трепетный фиолетовый» и множество других красок, еще необычнее, таких, например, как желто-красная, голубовато-черная, коричнево-фиолетово-зеленая… Но по-прежнему оставался недоволен, ему хотелось создать что-то еще более современное.
И тогда он начал изобретать совершенно невиданные краски, фантастические, каких и в помине не было в природе. Он придумал совершенно новые цвета — почтенный, мороженый, глобальный, колючий, межнациональный, корявый, капризный, грациозный.
— Прекрасно! — восклицал он, выдумав еще одну новую краску. — Это даже не научно-фантастический цвет, а поистине цвет будущего!
К несчастью, от подобных красок не оставалось и следа. Изобретатель не успевал даже порадоваться им: едва возникнув, они тотчас исчезали. Ведь таких красок на Земле не существовало, они принадлежали слишком далекому будущему, а скорее всего — его воображению и не годились даже для цветных научно-фантастических фильмов. И поскольку на Земле ими совершенно нечего было окрашивать, они просто-напросто улетали на какую-то другую планету, намного опередившую нас в своем развитии.
После этого художника никто уже не мог придумать краску, какую еще никто никогда не видел, — невидимую.
Не верите? Попробуйте сами.
Его вдохновляли только пейзажи, и он прекрасно писал их.
Только вот горы, луга, долины, дома он изображал замечательно, а небо… Небо у него никогда не получалось. Верхняя часть пейзажа всегда выглядела ужасно: просто какая-то мешанина красок. Из-за такого недостатка все его картины оказывались вконец испорченными. Ему никак не удавалось продать ни одну из них. А для художника это означает безвестность и нищету.
Чтоб избежать столь печальной судьбы, ему следовало, видимо, научиться по крайней мере сносно изображать небо. Но как он ни старался, ничего не получалось. И вдруг однажды…
— Идея! — воскликнул он. — Я знаю, как выйти из положения!
И тотчас принялся за работу. Выбрал красивый сельский пейзаж и нарисовал его до линии горизонта, над которым должно находиться небо. Изображение, как всегда, вышло безупречным. А небо… Он не стал писать его. Отложил краски, взял ножницы и отрезал верхнюю честь полотна, где должно находиться небо.
— Какая идея! — радовался он. — И в самом деле отличный выход из положения!
Он поместил свое полотно между двумя стеклами и выставил картину в окне. Настоящее небо, видневшееся сквозь стекла, удивительным образом дополняло его пейзаж. Причем оно оказалось не только прекрасным, но еще и переменчивым — в зависимости от времени суток — алело на рассвете, ярко синело в полдень, пылало багряным золотом на закате, а ночью было усыпано звездами.
Это и впрямь оказалась гениальная находка. Он придумал и прекрасное название для своей картины: «Пейзаж с переменчивым небом».
Работа имела большой успех, и художник сразу же продал ее. С тех пор он писал только пейзажи с переменчивым небом. И как только заканчивал очередную картину, тотчас находились покупатели. За несколько месяцев он стал и знаменитым, и богатым.
Художник, который никогда не рисовал
Многие художники, как известно, отличаются странностями и причудами, и не всегда их удается понять.
Но, наверное, самым странным и загадочным нужно считать одного великолепного художника, который не написал за свою жизнь ни одной картины, никогда не брал в руки кисти, не положил на полотно ни одного мазка и все же рисовал — по-своему, совершенно особым и оригинальным способом: он делал это с помощью фантазии.
Выбрав сюжет — человека, пейзаж или натюрморт, — он рисовал его в своем воображении, чудеснейшим образом представляя все подробности, детали, краски и оттенки.
Потом, мысленно закончив работу, он запечатлевал ее в своей памяти, словно фотоаппарат — снимаемую картину.
Подобным образом он создавал все свои творения, присоединяя их к коллекции, которую хранил в памяти. Иногда он просматривал эту коллекцию с закрытыми глазами — полотно за полотном, — и как каждый настоящий художник, стремящийся к совершенству, всегда находил что поправить.
Обычно, мысленно обозрев свое собрание, он оставался очень доволен собственными работами.
— Безусловно, у меня неплохо получается, — говорил он себе, — и я, конечно, войду в историю.
Но так думал, очевидно, только он один. К великому сожалению. Потому что картины его действительно были прекрасны.
Холст для художника — то же, что экран в кинозале.
Художник смотрит на холст и с помощью воображения проецирует на него фильм, который видит только он один.
Он смотрит этот фильм, смотрит и останавливает проекцию, только отыскав самый прекрасный кадр. Холст белый, но художник отчетливо видит на нем яркое, красочное изображение. И начинает рисовать.
У каждого, как известно, свои причуды. Акварели, например, просто помешаны на чистоте. Никто так не любит воду, как они. Мыться для них — самое большое удовольствие. И в самом деле, они никогда не пойдут на работу, не вымывшись прежде как следует. Пожалуй, они даже чересчур усердствуют при этом. Оттого-то краски акварельных рисунков всегда немного блеклые: они в буквальном смысле слова размыты.
Художник работает тонкой кистью с мягкими волосками, это особый инструмент, дорогостоящий и хрупкий. А маляр обходится грубой плоской щетинистой кистью. Один пишет картины, другой красит стены.
Большая разница, скажете вы. Не всегда, однако. Есть художники, создающие своими драгоценными кистями не живопись, а просто мазню.
И есть маляры, которые, напротив, своими огромными кистями работают, как настоящие художники: так прекрасно окрашивают стены в комнатах, что потом одно удовольствие жить там.
