Валерий Гусев
Ворюга в клеточку
Не хочешь? Не надо!
Вечером мама уселась за кухонным столом с калькулятором. Наверное, решила подсчитать рыночные расходы или наши двойки за последнюю неделю. И в том, и в другом случае нам не светило ничего хорошего.
Поэтому мы, на всякий случай, постарались продемонстрировать маме, какие мы послушные и примерные детки. Алешка так включил пылесос, что соседи снизу сразу же застучали в свой потолок лыжами - швабру они уже сломали на прошлой неделе. А я взялся чинить кран в мойке: закатал рукава и разложил на столике инструменты.
Но оказалось, что старались мы напрасно - тревога ложная. Мамины репрессии были направлены не против нас.
– Вот, - сказала она грустно, закончив свои загадочные подсчеты. - Еще семь лет, два месяца и сорок дней.
Алешка тут же ее поправил, загоняя ненужный пылесос в кладовку:
– Три месяца и десять дней. А зачем?
– А затем! Папе до пенсии еще семь лет. Когда же это кончится? Вот! - и мама указала на часы: - Одиннадцать вечера, а он все еще на работе. В субботу, имейте в виду! Мог бы в это время сводить жену в театр, а детей в зоопарк!
Здорово! Одной рукой маму в театр, другой - нас в зоопарк. В одиннадцать часов. Класс! Разбудили бы всех зверей и смотрели, как они зевают своими пастями и клювами.
В это время звякнуло в дверь. Мы с Алешкой весело перемигнулись: ну сейчас ему будет!
Но ничего ему не было. Папа пришел такой усталый, что мама погладила его по голове и сразу же стала собирать на стол.
– Ужинали? - спросил нас папа машинально, наливая себе кофе. - А почему не спите?
– Тебя ждали, - сказала мама. - А тебе еще до пенсии семь лет…
– …Два месяца и сорок дней, - дополнил папа. - Даже не верится. - Он сделал глоток и сказал: - А пошли в зоопарк.
Мама сняла со стенки часы и сунула ему под нос:
– Лучше в театр.
– Нет, - папа подумал, снял очки, потер нос. - Нет, лучше в зоопарк. Завтра утром.
На всякий случай мы пожелали ему спокойной ночи и пошли в свою комнату. Как примерные деточки.
– Эй! - крикнула мама. - А кран? Вода хлещет.
Я и забыл, что старый кран я вывернул, а новый не поставил.
– Завтра утром, дорогая мамочка, - пообещал я. Как вежливый и послушный.
А ведь утром мы в самом деле пошли в зоопарк.
– А кран? - безнадежно сказала нам вслед мама. - А театр? Ведь вода хлещет.
В зоопарк мы пошли с удовольствием. Во-первых, большая редкость, да еще с папой. Во-вторых, зверей посмотреть. В-третьих, крокодилов. Возле которых папа с мамой объяснились в любви. Лет пятнадцать назад. Какие они теперь, эти крокодилы?…
И пусть там, в театре, вода хлещет.
Но мы немного разочаровались. Папе совершенно ни к чему были крокодилы, он потащил нас ко всяким птицам. Вот это скукота. Даже жалость. Сидит какой-нибудь нахохлившийся орел с тоскливыми желтыми глазами и мечтает взмыть в небо… Впрочем, все они, наверное, мечтают о чем-то подобном. А если задуматься - то и люди тоже.
Но у папы был какой-то свой интерес. Он несколько раз спрашивал у служителей зоопарка: а где у вас совы? А когда подошел к вольере, где спали на сухих деревьях эти самые совы, то вдруг напугал девушку в синем халате, которая скребла бетонный пол железной лопатой:
– У вас есть клетчатые совы?
– Какие? - девушка широко раскрыла глаза и уронила лопату. Спящие совы (все как одна не клетчатые) вздрогнули, на мгновение распахнули свои прекрасные глаза и сердито повернули головы к задней стенке. А девушка уже пришла в себя и ехидно спросила папу: - Вам в какую клетку надо? В косую?
– В прямую, - серьезно ответил папа. - Желто-коричневую, с зеленой полоской наискосок.
Мы с Алешкой отодвинулись от него подальше, на всякий случай. А девушка не испугалась - она за сеткой была. И от солнечных лучей - сама в косую клетку.
Девушка подошла поближе и тихо сказала:
– Насчет клетки, гражданин… Я сейчас милицию вызову.
– Не надо, - грустно сказал папа. - Мы сами милиция.
– Оно и видно. - И девушка грозно подняла свою лопату.
Папа вздохнул:
– Пошли мороженое есть.
– В клетку? - спросил Алешка.
– В линеечку, - ответил я.
Но папе было не до шуток.
– Понимаете, друзья мои, - сказал он, когда мы уселись за столик под желтым зонтом, - странные дела творятся в нашем городе…
– Ну, не только в нашем, - постарался успокоить его Алешка.
– Нет, к счастью, эти странные вещи творятся пока только в одном городе…
Алешка навострил ушки. И не зря.
– …Представляете, - продолжил папа, ковыряя ложечкой мороженое, - у некоторых граждан, как правило у обеспеченных иностранцев, стали пропадать ценные вещи - золотые кольца, цепочки, броши. Даже доллары. Кто-то их крадет и бесследно исчезает.
– Жулики, наверное, - подсказал Алешка.
– Я тоже так думаю, - улыбнулся папа. - Только очень странные жулики. Невидимки какие-то. Двери не взламывают, окна не разбивают, а вещи пропадают.
– А форточки? - спросил Алешка, забыв про «клетчатое» мороженое.
– Да какие там форточки! - отмахнулся папа.
– А что? Это элементарно, Ватсон! Подсылают какого-нибудь худенького пацана и подсаживают к форточке…
– Подсаживают, - хмыкнув, кивнул папа. - На двенадцатый этаж.
Но Лешка не смутился. С ним это вообще редко бывает.
– А на двенадцатый еще проще. Спускают с крыши на веревке.
Папа еще сильнее хмыкнул, чуть мороженым не подавился:
– Ты пробовал когда-нибудь пролезть в форточку двенадцатого этажа, болтаясь на веревке?
– Нет! - у Алешки загорелись глаза и вскочил хохолок на макушке.
– И не вздумай! - пригрозил папа, хотя мы живем не на двенадцатом, а на седьмом этаже.
– Догадался! - воскликнул Алешка. - Сова в клеточку ворует. И таскает в свое гнездышко.
Папа посмотрел на него очень внимательно и сказал:
– Ты прав. Двое свидетелей показали, что из окон ограбленных квартир примерно в то время, когда там была совершена кража, вылетала птица. Очень похожая на сову. Но со странным оперением… В клеточку.
– Это новая порода! - взвизгнул Алешка. - Кто-то ее вывел, чтобы она воровала ему кольца и баксы!
Мне, конечно, тогда и в голову не пришло, как недалек Алешка от истины. Хотя, когда мы до нее добрались, она оказалась гораздо сложнее. И опаснее.
– Ладно, пап, - сказал Алешка. - Мы тебе поможем. Поймаем эту сову в «клеточку». И посадим в клетку.
– Я вам поймаю! - пригрозил папа.
– Не хочешь? - Алешка пожал плечами. - Не надо. Лови сам.
Папа успокоился, но время от времени поглядывал на него с подозрением. Особенно когда Алешка потащил нас обратно к совиному обиталищу и спросил девушку в синем халате и с лопатой в руке:
– Тетенька, а можно сову выдрессировать так, чтобы она чужие вещи таскала?
– Что она, дура, что ли? - ответила девушка.
– Я тоже так думаю, - согласился Алешка.
А папа погрозил ему пальцем.
Если Алешка берется за какое-нибудь дело, то он всех заставит крутиться. Причем в том направлении, которое ему нужно. И сам до конца не отступает, и никому отступить не дает. И все его почему-то слушаются. Даже если у них есть дела и поважнее.
Поэтому, когда мы расстались с папой (его по мобильнику вызвали на работу), я сразу все понял: Алешка загорелся, а мне вертеться придется. С этой минуты он возьмет меня на короткий поводок и время от времени будет подавать такие же короткие, решительные команды. Причем не объясняя, зачем это нужно, - «Ищи!», «Ползи!», «Фас!»
Так и получилось.
– Едем в звериный театр, - сурово решил Алешка. - К тете Наташе Дуровой.
– Мы билеты не достанем, - попробовал возразить я. - Туда знаешь какая очередь.
По правде говоря, не люблю, когда зверей и птиц заставляют выступать на арене цирка или в каком-нибудь представлении и вынуждают делать при этом всякие странные вещи. Не думаю, что им это нравится. Например, медведю кататься на велосипеде или на коньках. А поросенку прыгать через забор. Меня даже лошадь удивляет. Почему она так покорно везет хворосту воз? Почему вдруг не остановится и не скажет человеческим голосом:
– Знаешь что, мужик? Вези-ка ты это сам. А я пойду пиво пить.
– Еще чего! - удивится мужик. - Я, понимаешь, о тебе забочусь, кормлю тебя…
– Он кормит! - заржет лошадь. - Я и без тебя сыта буду - вон кругом травки сколько…
Не скажет так лошадь. И медведь не скажет. А жаль…
– А нам билеты не нужны, - огорошил меня Алешка. - Нам какой-нибудь дрессировщик нужен.
– На фига? - удивился я. - У нас с тобой медведей нет. Кого дрессировать-то будем? Тараканов?
Алешка только вздохнул. Тяжко так, безнадежно. Это у него хорошо получается. У мамы научился. Когда она папины дни до пенсии считает. А когда Алешка в мой адрес так вздыхает, я чувствую - рейтинг моего авторитета катастрофически близится к абсолютному нулю.
Мы вошли через служебный вход и оказались в маленькой комнате, где сидел за столиком охранник, еще очень молодой, но уже похожий на сонного бегемота. Алешка очень серьезно сказал ему:
