И тогда Миша ткнул факелом в эту чёрную материю. И материя тут же занялась: языки бурого пламени устремились вверх, дыхнуло смрадом. Сверху раздался вопль, в котором смешались злоба, и боль.
Миша бросился вперёд: он тащил Таню следом за собой, а она безвольно переставляла ногами, и тоненько вскрикивала: её продолжала бить лихорадка.
И всё же они добежали до дома. Миша толкнул сестру внутрь, а сам захлопнул дверь, и привалил к ней стол.
Затем обернулся: Таня забилась в угол у печи, она закрыла лицо руками и сильно тряслась. Миша подошёл к ней, и сказал:
— По крайней мере, нам удалось вырваться…
Таня простонала:
— Наши родители…
— Что?
И Таня медленно, по слогам выговорила:
— Они… поглотили… наших… родителей… теперь… они… призраки… их… больше… нет…
Всё это время она продолжала трястись.
Мише и самому было очень плохо, но всё же он пытался утешить свою сестру. Он склонился над ней, и сказал:
— Может быть, наши родители ещё живы. Ну, откуда ты знаешь…
— Отойди от меня… — вдруг прохрипела Таня.
— А? Что? Почему? — опешил Миша.
Таня говорила с трудом. Ей приходилось бороться за каждое слово:
— Они расцарапали мне щёку… в меня попал яд… теперь я уже другая… Миша, я стану такая же как они… Беги от меня… Спаси меня… Нет — беги! А-а-а!!! Беги же! Я не могу больше сопротивляться…
Из-за стен раздался тоненький смешок. Миша отступил на шаг, на два… А потом он заговорил дрожащим голосом:
— Я не оставлю тебя. Я помогу тебе. Обещаю…
И он шагнул обратно к своей сестре, но тут замер. Он увидел, что вены на Таниных руках раздулись, стали подобны чёрным верёвкам. Кожа её пожелтела, а поры расширились, и из них вытянулись длинные, чёрные волоски. Удлинились ногти… да и не ногти это уже были, а когти хищного зверя.
А потом она открыла лицо. Тогда Миша закричал.
Это уже не было лицом его сестры. Оно удлинилось в два раза. Глаза выпучились, и в них не было зрачков. Вместо носа чёрнела впадина, а щёки были разодраны, и из разрывов торчали жёлтые, безобразно скрученные клыки. На лбу пульсировали вены. Клочья немытых, седых волос шевелились, словно змеи.
И вдруг Миша понял, что эта ведьма на него броситься. Он сразу же отскочил в сторону, а ведьма действительно бросилась. Она только боком задела мальчика, но ему показалось, будто его ударило молотом. Миша отлетел к стене, ударился спиной, и, постанывая от боли, поднялся.
Ведьма повисла в воздухе, посреди комнаты. Она медленно обернулась к Мише, ухмыльнулась…
И тогда мальчик бросился к той кривой лестнице, которая вела в подвал. Из подвала поднималось тусклое, багровое свечение. Миша захлопнул за собой люк, скатился по лестнице…
Сверху раздался вопль, в котором смешались и ярость, и насмешка…
Миша быстро огляделся. В стену подвала была вмонтирована железная, ржавая печь. Сквозь решётку пробивались языки багрового пламени, а также видны были черепа, которые шевелились в этом пекле, и издавали слабый стон.
А в дальней части подвала был пролом. Багровое свечение выхватывало несколько метров влажных каменных стен, но дальше нависал мрак. И Миша чувствовал, что в этом мраке его поджидает кто-то или что-то, и что туда ни в коем случае нельзя бежать.
Что-то сильно ударило по ведущему в подвал люку, а затем люк начал выгибаться… Миша бросился под лестницу. Там лежали тюки с какой-то тёмной, дурно пахнущей материей. Он протиснулся между этими тюками, упёрся лицом в холодный земляной пол. Он не смел пошевелиться, он старался не дышать.
Над его головой заскрипели ступени. И он услышал, как бормочет и безумно хихикает, и ругается та жуткая ведьма, в которую превратилась его сестра.
А потом он услышал испуганный, дрожащий Танин голос:
— Миша, где ты?
Он едва не крикнул ей в ответ, но всё же сдержался: он был почти уверен, что — это ведьмина ловушка.
И вновь Танин голос — такой искренний, такой несчастный:
— Мишенька, где же ты?! Мне так страшно! Миша!
Огромного, нечеловеческого усилия стоило Мише сдержаться и на этот раз. Его бил озноб, он чувствовал, что постепенно сходит с ума.
Но потом вновь заскрипели ступени, и раздалось безумное бормотание ведьмы. И Миша был несказанно рад тому, что всё-таки сдержался, не закричал. Постепенно страшные шаги удалились. Но всё же Миша знал, что ведьма не ушла окончательно, а продолжает искать его.
А потом его переутомлённый организм дал команду отключиться, и Миша заснул. Ему просто необходим был сон…
Н а следующее утро Миша очнулся, и первое, что он услышал, были жалобные всхлипывания. Правда, эти звуки были едва слышимыми, а доносились они сверху.
Некоторое время мальчик пролежал, не смея пошевелиться. Он ожидал, что вновь раздастся безумное, злобное бормотание ведьмы и её тяжёлые шаги. Но ничего, кроме этих жалобных всхлипываний слышно не было.
Тогда мальчик рассудил, что под лестницей можно пролежать ещё долго, но, в конце концов, всё равно придётся вылезать. Стараясь не издавать шума, он пробрался между тюками, в которых что-то смрадно гнило, и вот уже встал на ноги.
Огонь в ржавой печке потух и, если бы не тусклое, сероватое свечение, которое ниспадало сверху, Миша совсем ничего бы не увидел. Мальчик взглянул на пролом у дальней стены подвала. Теперь этот проём был совершенно чёрным, похожим на уголь. Миша поспешил вверх по лестнице.
Вот он поднялся в горницу, и там замер. Сердце его сжалось, и одновременно застучало часто-часто. Пол в горнице был залеплен зелёной слизью, двери в соседние помещения были распахнуты или выбиты. Во многих местах на стенах остались глубокие следы от когтей ведьмы. И Миша понял, что всю ночь она искала его. А теперь уже наступило облачное утро: тусклый свет попадал в это помещение сквозь выбитые окна и развороченную входную дверь.
Миша пытался вновь услышать те всхлипывания, которые его разбудили. Но его окружала мертвенная тишина. Он осторожно сделал один шаг. Скрипнула половица. И одновременно с этим, скрипнула половица в соседней комнате.
Первым его порывом было броситься бежать, но всё же он сдержался: надо было посмотреть: а вдруг там его сестра? Но позвать её по имени он не решался. Он был уверен, что, стоит ему только рот раскрыть, и ведьма тут же наброситься на него.
Очень осторожно добрался он до входа в подозрительную комнату. Прислушался: совершенно никаких звуков. И тогда он решил, что быстро запрыгнет в дверной проём и, если там окажется ведьма, то сразу выскочит обратно и убежит из этого дома.
Он собрался, и метнулся в комнату. Но он не рассчитал своего прыжка. Он ногой зацепился за какую-то деревяшку, и повалился на колени. Хотел подняться, но тут сильнейший удар обрушился на его затылок. Его метнуло вниз, он лицом ударился об холодный, грязный пол, ещё успел подумать: «Ну, вот и всё», а затем потерял сознание.
* * *
Миша почувствовал, как нечто прохладное и влажное прикасается к его лбу. Почувствовал боль в затылке. Тогда он застонал и открыл глаза. Над ним склонилась Таня. Влажной тряпочкой она протирала его лоб. Вообще же Мишина голова была тщательно перебинтована. Он лежал на кровати в грязной комнате с перекошенными стенами. Окно было кое-как забито досками, но в проёмы просунулись колючие кусты.
Танино лицо было белым, словно мел. Щёки её ввались, а под глазами залегли тёмные полукружия. На щёке у девочки чернел глубокий, уродливый шрам. Таня прошептала слабым, несчастным голосом:
— Это была я… Прости, но это я тебя ударила… Я думала — это чудище ко мне крадётся.
— Я — дурак. Не мог тебя по имени позвать, — пробормотал Миша, а потом спросил. — Это ты всхлипывала?
Танино лицо сжалось, словно от сильного удара. Она задрожала, и с видимым усилием выговорила:
— Да — это была я… Мне казалось, что я осталась совсем одна… А ещё вспоминалось что-то из ночного… Будто в моём теле поселилось нечто… Но я помню это так смутно…
— Ладно, пожалуй, не стоит об этом вспоминать, — посоветовал Миша. — Помоги-ка мне лучше подняться…
— Тебе надо ещё полежать, отдохнуть.
— Нет, нельзя терять время. Мы должны убираться отсюда.
— Не получится.
— Что?
— Я уже смотрела. Никак не получится…
Миша больше ничего не говорил. Он просто поднялся. Голова его закружилась, он схватился за стену. Таня подхватила его, а иначе бы он упал. Не слушая больше возражений сестры, он направился к выходу. Таня поддерживала его.
И вот он уже стоит на пороге. И открылась устрашающая картина. Должно быть ещё ночью колючий кустарник ожил, и полностью перегородил деревянную лестницу…
— Теперь ты видишь: мы заперты в этом доме, — молвила Таня.
— А что с другой стороны, ты смотрела?
