- Который час? - спросил он зевнув.
- Уже скоро рассветет. За тобой, как ты и говорил, пришел корабельный юнга.
- А ты уверен, что это не самозванец? - Алан спустил ноги с лавки, нащупывая башмаки.
- Он передал мне для тебя вот это. - И Ринальдо протянул Алану его собственный перстень с фамильным гербом, который он накануне передал Альду, чтобы узнать вестника с "Дельфина".
Надев кольцо на палец, юноша встал.
- Не выпьешь ли винца? - с надеждой предложил художник. - Ну что ж, не угодно - как угодно!
Выйдя на улицу, Алан вздрогнул от холода. С Альп дул пронизывающий северо-западный ветер. Юнга плотно закутался в плащ и натянул свой шерстяной колпак на самые уши. Они почти не разговаривали, потому что Алан еще недостаточно хорошо выучил итальянский язык, чтобы понимать деревенский диалект немногословного юнги, совсем не похожий на речь венецианцев.
Заря еще не занялась, а факелов у них не было, но юнга тем не менее уверенно шел по темным улицам, громко стуча по мостовой тяжелыми деревянными башмаками. Вскоре они уже оказались на пристани, возле которой стоял "Дельфин". На корабле, готовясь к отплытию, суетились матросы. У сходен стоял какой-то тощий человек и тревожно постукивал пальцем по украшенному резьбой борту.
Алан ни за что не догадался бы, что перед ним капитан корабля, если бы юнга, прежде чем удалиться на корму, не ткнул в ту сторону пальцем.
- Капитан Монтано? - вполголоса спросил Алан.
Тот оглядел его в неверном свете фонаря.
- От мессера Мануция? - спросил он унылым голосом. - Ладно. Я тебя и жду. Твои вещи уже здесь. Завтракать будем, когда отплывем. Я спущусь к тебе, как только мы выйдем из гавани,
Алан считал, что оставаться на палубе до отплытия опасно, и поспешил спуститься в каюту. "Дельфин" показался ему старой лоханью (днем это впечатление вполне подтвердилось), и он мысленно поздравил себя с тем, что плыть им предстоит по тихому Адриатическому морю, а не по бурным водам Ла-Манша.
В каюте было душно, стоял тяжелый запах, и Алан с большой радостью услышал шум на палубе: значит, они отчалили и теперь медленно выходят на веслах в открытое море. Надвинув шляпу на глаза, чтобы остаться неузнанным в случае, если на берегу вдруг окажется соглядатай, он поднялся на палубу.
Он на всю жизнь запомнил этот час перед завтраком, когда небо на востоке над морем побледнело, а потом стало золотым, и из отступающего сумрака стали постепенно возникать купола и башни Венеции. Опершись о борт, Алан смотрел на великолепный город, теснившийся среди лагун на сотнях островов, и следил, как первые лучи солнца, словно стрелы, падали на крыши самых высоких зданий. Богатейший порт мира, думал он, не имеющий соперников; Алан и не подозревал, что расцвет Венеции уже позади, что он сам еще доживет до того дня, когда ее затмят западные города, стоящие на новых океанских путях в Америку и Индию.
Капитан Монтано уныло следил, как его матросы подымают латинский парус6. По-прежнему прямо им в корму дул северозападный ветер, самый попутный из всех возможных. Но даже и это как будто не радовало хмурого моряка.
Они уже вышли в море, и город, расположенный на низких островах, скрылся из виду.
- Пожалуй, пойдем позавтракаем, - сказал капитан мрачно. - Хоть мне от еды никакой радости нет.
- Ну так я могу съесть твою долю, - раздался веселый голос, и вслед за ними по трапу скользнул темно-рыжий юнга.
Но Алан, вздрогнув, понял, что перед ним не юноша. Несмотря на сапоги и панталоны, он узнал Анджелу д'Азола.
Глава седьмая. ЧЕРНАЯ ГАЛЕРА.
Монтано, вероятно, догадался об истине одновременно с ним; во всяком случае, он, не проявив особого удивления, сказал коротко:
- Идем в мою каюту, пока никто из моих бродяг тебя не разглядел. А там обсудим все дело.
- Обсуждать тут нечего, - небрежно сообщила ему Анджела, когда они сели за скромный завтрак, состоявший из хлеба и фруктов. - Я сполна заплачу тебе за проезд. Эту одежду я надела, потому что так удобнее. Тяготы пути я готова переносить наравне с мужчинами, а если бы я явилась сюда в женском платье, это могло бы вызвать всякие затруднения.
- Да, конечно, - угрюмо согласился Алан.
Она бросила на него предостерегающий взгляд.
- О нашем деле мы поговорим потом, - заметила она многозначительно, - а капитану Монтано докучать им незачем.
Алану вовсе не хотелось говорить про Варну в присутствии посторонних, поэтому он смирился и промолчал. Капитан, хотя он, несомненно, не знал, что подумать, не стал, однако, возражать против присутствия Анджелы, которая поспешила вытащить кошелек и тут же вручила ему плату за проезд.
- Если это бегство влюбленных, - проговорил он, обращаясь скорее к низкому потолку, чем к ним, - то о таком мне даже слышать не приходилось. Дама платит за себя, а кавалер как будто даже и не предполагал, что она явится на корабль. Ну-ну...
- По-моему, он вообразил, будто я убежала с тобой из родительского дома, засмеялась Анджела, когда они вышли из душной каюты и устроились в укромном уголке на корме.
- Ну, а могу ли я спросить, что ты здесь делаешь?
- Еду с тобой в Варну, - невозмутимо ответила она.
Алан вздрогнул и уставился на Анджелу, которая, съежившись, сидела рядом с ним; ее рыжие волосы были аккуратно убраны под шерстяной колпак.
- А что ты знаешь про Варну? - спросил он шепотом.
- Примерно столько же, сколько и ты. У меня хороший слух.
- Но тебе нельзя ехать со мной! Это опасно. Чтобы такая молодая девушка... нет, это безумие!
- Вот что! - Голос Анджелы стал еще более низким, как бывало всегда, когда она на чем-нибудь решительно настаивала. - Я, конечно, не знаю, как ведут себя девушки в Англии, но ты иногда говоришь такие вещи, что я начинаю думать, уж не держите ли вы их под замком, как турки.
- Не говори глупостей!
- Ну, во всяком случае, у нас в Италии другие обычаи. Девочки учатся тому же, что и мальчики, и, став взрослыми, бывают способны подвизаться на любом поприще, открытом для мужчин. И дело не только в том, что мы не хуже вас знаем греческий или латынь... Кстати, ты когда-нибудь слышал про Олимпию Морато, которая шестнадцати лет от роду читала в Ферраре лекции по философии?
- Ну, с помощью одной философии ты до Варны не доберешься, - возразил Алан.
- Как я хотела сказать, когда ты меня перебил, итальянские женщины способны и на многое другое. Они водили армии, они управляли целыми провинциями, они...
- И ничего в этом нет хорошего, - упрямо стоял на своем Алан. - Бог сотворил женщин совсем для другого: их дело - присматривать за домом. А так они совсем превратятся в мужчин - еще немного, и вы начнете щеголять бородами!
- Свинья! Невежда! Эти же самые женщины выращивали целую кучу детей и любили все то, что любят обычные женщины: танцевать, петь, шить себе наряды...
- Да, конечно, они несравненны, - насмешливо согласился он. - Вы все тут до того изумительны, что только диву даешься, как это итальянские мужчины еще ухитряются найти себе какое-нибудь занятие! Ну, да дело не в этом. Со мной ты все равно не поедешь.
- А я говорю - поеду!
- А я говорю - нет!
- А почему нет?
Алану уже надоела эта перепалка. Он далеко уступал Анджеле в красноречии, да к тому же "Дельфин" стал тяжело раскачиваться на серых, зловещего вида волнах, и ему было не до разговоров.
- Ты мне будешь только мешать, - огрызнулся он. - Устанешь, или голова у тебя разболится, или еще что-нибудь придумаешь. Ты недостаточно сильна для такой поездки.
Он почувствовал, что его собственная голова словно налилась свинцом, и испугался, что не сумеет продержаться до тех пор, пока эта отвратительная девчонка не уйдет куда-нибудь с кормы.
- "Недостаточно сильна"! - вспылила Анджела. - Ведь ты же, по-моему, видел, как я гребла на лодочных гонках!
- Прошу прощения, - буркнул Алан и, плотно сжав губы, поспешил к противоположному борту.
В этот день они больше не спорили. Алан почти все время лежал пластом на палубе, от души желая, чтобы "Дельфин" нырнул, наконец, в волны, раз и навсегда прекратив его мучения. Время от времени Анджела подходила к нему и, опустившись на колени, давала ему напиться или пососать апельсин. А потом опять принималась расхаживать по палубе в своем мужском наряде и тихонько напевать с беззаботностью, которая доводила Алана до исступления.
На следующее утро волнение улеглось. Море вокруг расстилалось блестящим синим шелком. Слева были видны голубовато-серые горы Далмации и бесчисленные прибрежные островки.
- Ну, как ты сегодня - достаточно силен? - лукаво осведомилась Анджела за завтраком. - Надеюсь, я тебе вчера не очень мешала?
Алану оставалось только промолчать.
Позже, когда они вышли на палубу, Алан наконец сдался и они заключили мир. Другого выхода у него все равно не было. Капитан Монтано собирался из Рагузы плыть дальше, и Алан знал, что не сможет заставить Анджелу не плавать на "Дельфине", пока корабль не вернется в Венецию, или отправиться из Рагузы домой с каким-нибудь другим надежным капитаном. Кроме того, он отлично понимал, что раз Анджела умудрилась разведать тайну его путешествия, а затем с помощью сложной цепи подкупов и интриг (каких именно, она отказалась ему сообщить) сумела поменяться местами с корабельным юнгой, ее обратно не отошлешь. Значит, она едет с ним, и приходится с этим примириться. А к тому же ей известна почти вся его тайна, и, пожалуй, будет лучше, если она останется под его надзором, а не отправится странствовать в одиночестве, храня в своей памяти столь опасные сведения.
