Патти подняла голову и взглянула в лицо учительницы с видом христианского мученика.
– Я приготовила только первые шестьдесят стихов, мисс Лорд.
– Почему ты не кончила урок, который я задала? – резко спросила мисс Лорд.
– Мы решили, что восемьдесят стихов – это больше, чем мы можем сделать за день. Латынь отнимает слишком много времени, а нам надо готовиться и к другим урокам. Мы ничуть не против читать шестьдесят стихов и делать это как следует, но согласиться на большее не можем.
Мисс Лорд на мгновение растерянно уставилась на нее. Никогда еще она не сталкивалась с таким вопиющим случаем неподчинения. И это было не просто неподчинение, ведь Патти была самой способной ученицей в классе.
– Что ты хочешь сказать? – выдохнула она наконец.
– Мы создали профсоюз изучающих Вергилия, – серьезно объяснила Патти. – Вы, мисс Лорд, можете оценить справедливость наших требований лучше, чем любая другая учительница, так как вы сторонница профсоюзов. Так вот, все девочки в нашем классе чувствуют, что их перегружают работой и недоплачи… э… то есть я хочу сказать, что домашние задания слишком большие.
Патти перевела дух и продолжила.
– Норма в восемьдесят стихов в день не оставляет нам времени для отдыха, так что мы решили объединиться и выступить в защиту наших прав. Мы занимаем положение квалифицированных рабочих. Вы можете найти сколько угодно девочек для чтения Цезаря и простых латинских текстов, но вам не найти никого, кроме нас, чтобы читать Вергилия. Это так же, как с прачечными. Мы не простые кипятильщицы и крахмальщицы, мы гладильщицы тонкого белья. Если вы хотите, чтобы кто-то читал Вергилия, вам придется поручать это нам. Штрейкбрехеров вам не найти. Так вот, хоть мы и сильнее, в наши намерения не входит добиться необоснованных преимуществ. Мы совершенно согласны обеспечить полноценную дневную выработку, но не можем позволить, чтобы… э… чтобы… – Патти запнулась на миг, пытаясь подобрать нужное слово, а потом с торжеством заключила: – Мы не можем позволить, чтобы нас подвергали чрезмерной эксплуатации. По одиночке нам с вами не справиться, но вместе мы можем диктовать наши собственные условия. То, что две или три из нас могут выполнять переводы в заданном вами темпе, не означает, что мы должны позволить другим переутомляться. Наш долг – поддерживать друг друга против посягательств работодателя на наши права. Мы, женщины, не так прогрессивны, как мужчины. Но мы учимся. От солидарности трудящихся зависит жизнь Розали. В случае, если вы откажетесь принять наши требования, наш класс будет вынужден начать забастовку.
Патти произнесла свой ультиматум и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.
Последовало минутное молчание. Затем мисс Лорд заговорила. Класс притих в безнадежном, унылом ужасе перед предстоящей бурей. Ледяной сарказм мисс Лорд в минуты напряжения озарялся вспышками внутреннего огня. У нее были предки-ирландцы и рыжие волосы. Одна Патти слушала ее с высоко поднятой головой и стальным блеском в глазах. Алая кровь мучеников окрасила ее щеки. Она боролась за Великое Дело. Слабая, беспомощная, маленькая Розали, хлюпающая носом рядом с ней, должна быть спасена, а трусость ее товарищей посрамлена. Она будет бороться в одиночку и победит.
Наконец мисс Лорд перевела дух.
– Урок окончен. Патти останется в классе, пока не переведет как следует последние двадцать стихов. После ленча[16] я выслушаю ее ответ.
Девочки встали и, сбившись в кучу, поспешили в холл. Патти направилась в пустую классную. На пороге она задержалась, чтобы с презрением бросить через плечо одно-единственное слово:
– Штрейкбрехеры!
Прозвонил звонок к ленчу, и Патти, сидя за партой в пустой классной, услышала, как девочки смеются и болтают, с топотом спускаясь по обитой жестью задней лестнице в столовую. Она устала и была очень голодна. Со времени завтрака прошло пять часов занятий; за это время она получила только стакан молока в одиннадцать часов. Даже приятное ощущение того, что с ней обошлись несправедливо, не совсем вознаграждало за муки голода. Она вяло приступила к домашнему заданию по истории Франции. Речь в учебнике шла о другом мученике. Кости Людовика IX остались белеть на равнинах Антиохии[17]. Причина, правда, была иной, но принципиальная сторона дела той же самой. Если ей не дадут есть, пока она не выучит эту латынь… что ж, очень хорошо, ее кости останутся белеть в классной Св. Урсулы.
Со стороны окна послышалось настойчивое постукивание. Она обернулась и увидела Осаки, японца-дворецкого. Высунувшись из окна своей кладовой, он протягивал ей тарелку с большим куском индейки.
– Оставьте тарелку в мусорной корзине, мисси, – шепнул он хрипло.
Патти на миг заколебалась, борясь с гордостью мученика, но голод и любовь к интриге победили. Она на цыпочках подбежала к окну и приняла подношение. Ни ножа, ни вилки у нее не было, но и примитивных способов употребления пищи достаточно в случае реальной угрозы голодной смерти. Она расправилась с индейкой и спрятала тарелку под кучей тетрадок по алгебре. В повседневные обязанности Осаки входило и очищение мусорных корзин в классной, так что тарелке предстояло благополучно вернуться на полку в кладовой.
Несколько мгновений спустя возле двери послышались торопливые легкие шаги, и к Патти подскочила маленькая третьекурсница. Она бросила через плечо заговорщический взгляд на дверь и вытащила из-под оттопырившейся блузки две булочки с повидлом.
– Бери! Живо! – задыхаясь от быстрого бега, выговорила она. – Мне надо вернуться побыстрее, а то они что-нибудь заподозрят. Я отпросилась, чтобы взять носовой платок. Не робей! Мы не дадим тебе умереть с голоду. Забастовка – это великолепно!
Она бросила булочки на колени Патти и исчезла.
Патти было приятно узнать, что школа ее поддерживает. Роль мученика особенно привлекательна, когда известно, что есть зрители. К тому же булочки были приятным дополнением к индейке; взращенный за пять часов аппетит Патти все еще настойчиво заявлял о себе. Она доела одну из булочек и собиралась приступить ко второй, когда у нее за спиной послышались осторожные шаги и одна из горничных сунула ей через плечо бумажную тарелку.
– Вот свежие имбирные пряники, мисс Патти. Кухарка говорит…
Звук закрывающейся двери заставил ее вздрогнуть, и она бросилась прочь, словно замеченный вор.
Патти положила свою вторую булочку в мусорную корзину к тарелке из-под индейки и только собиралась приступить к имбирным пряникам, когда от заднего окна донеслись странные звуки – кто-то карабкался вверх по стене. На мгновение над подоконником появилась голубая шляпа – ее обладательницу подсаживали снизу, – и брошенный неизвестной рукой апельсин покатился по центральному проходу между партами. Патти торопливо перехватила его и сунула в мусорную корзинку. Через минуту должен был кончиться ленч, предстоял неизбежный визит мисс Лорд в классную, а потому такой большой приток продовольствия становился обременительным.
Она услышала становящийся все громче гул голосов: девочки вереницей выходили из столовой. Она знала, что группки сочувствующих смотрят на нее сзади, через открытую дверь классной. Судя по непрекращающемуся шарканью ног, путь каждой из учениц Св. Урсулы, куда бы она ни шла, пролегал мимо двери классной. Патти не оглядывалась и, застыв с напряженными плечами, смотрела в пространство перед собой. Вдруг над ее головой раздалось какое-то дребезжание. Вздрогнув, она подняла глаза к отдушине в потолке и увидела в отверстии встревоженное лицо Айрин Маккаллох.
– На шоколаде можно много дней продержаться, – послышался ее громкий шепот. – Мне ужасно жаль, что тут только полфунта – остальное я съела вчера вечером.
Решетка отдушины приподнялась, и вниз быстро спустилась коробка, привязанная к концу веревочки. Но Айрин была главной штрейкбрехершей.
– Спасибо, Айрин, – высокомерно начала Патти громким шепотом, – но я не желаю принимать никаких…
В холле послышался голос мисс Лорд.
– Мне казалось, юные леди, что час отдыха следует проводить на свежем воздухе.
У Патти оставалось время лишь на то, чтобы схватить коробку и, уронив ее на колени, прикрыть развернутой тетрадкой, прежде чем мисс Лорд войдет в классную. Патти изобразила на лице выражение человека, мужественно переносящего страдания, и уставилась прямо перед собой, всей душой надеясь, что у Айрин хватило ума убрать восемь футов свисающей с потолка веревочки. За мисс Лорд следовал Осаки, в руках у которого был поднос с двумя сухариками и стаканом воды.
– Ты кончила латинский перевод, Патти?
– Нет, мисс Лорд.
– Почему?
– Я собираюсь сделать урок на завтра, когда будут послеобеденные занятия.
Патти говорила почтительным тоном, но смысл был ясен. Она слегка выделила интонацией слова «на завтра».
