– Я просто не могу столько перевести, – простонала Розали. – А она думает, что я тупая, поскольку не в состоянии переводить так легко, как Патти.
В комнату забрела Конни Уайлдер.
– В чем дело? – спросила она, глядя на залитое слезами лицо Розали. – Плачь в подушку, детка. Не порти слезами платье.
Ей объяснили ситуацию с латынью.
– Ох, просто ужас, до чего Лорди нас эксплуатирует! Она хочет, чтобы мы все время долбили латынь и социологию. Она…
– Она считает, что от танцев, французского и этикета никакой пользы, – всхлипнула Розали, упоминая три отрасли знаний, в которых добилась успехов, – а я думаю, что в них гораздо больше смысла, чем в каких-нибудь конъюнктивах. Танцам, французскому и этикету можно найти применение в жизни, а социологии и латыни – нет.
Патти очнулась от минутной задумчивости.
– От латыни пользы немного, – согласилась она, – но мне кажется, что от социологии может быть прок. Мисс Лорд советовала нам применять полученные знания для решения наших повседневных проблем.
Розали пренебрежительно отмахнулась от этой идеи.
– Латынь! – воскликнула Патти, вскакивая на ноги и расхаживая по комнате в приливе энтузиазма. – У меня есть идея! Да-да! Восемьдесят строк Вергилия – это слишком много для любого, а для Розали особенно. Вы ведь слышали, что сказал тот профессор: несправедливо устанавливать норму рабочего дня, ориентируясь на способности самых выносливых работников. Слабейший должен задавать темп, а иначе он остается позади. Именно это Лорди имеет в виду, когда говорит о солидарности трудящихся. Рабочие любой профессии должны поддерживать друг друга. Сильные должны защищать слабых. Долг всего нашего класса – поддержать Розали.
– Да, но как? – спросила Присцилла, перебивая разглагольствования Патти.
– Мы создадим профсоюз изучающих Вергилия и объявим забастовку с требованием сократить домашнее задание до шестидесяти стихов в день.
– О! – задохнулась Розали в ужасе от такого дерзкого предложения.
– Давайте! – воскликнула Конни, откликаясь на призыв.
– Ты думаешь, нам это под силу? – спросила Присцилла с сомнением.
– Что скажет мисс Лорд? – содрогнулась Розали.
– Она ничего не сможет сказать. Разве она не велела нам выслушать лекцию и применить на практике полученные знания?
– Она будет в восторге, когда увидит, что мы следуем ее совету, – подхватила Конни.
– Но что, если она не уступит?
– Тогда мы призовем тех, кто пока еще изучает Цицерона и Цезаря, к забастовке солидарности.
– Ура! – закричала Конни.
– Лорди придает большое значение профсоюзам, – согласилась Присцилла. – Она должна понять, что наше требование вполне законно.
– Она, конечно же, поймет, – настаивала Патти. – Мы, точно так же, как работницы прачечных, находимся в зависимом положении, и единственный способ противостоять нашему работодателю – это выступить единым фронтом. Если одна Розали станет переводить по шестьдесят стихов, ей поставят неудовлетворительную оценку; но если это сделает весь класс, то Лорди придется уступить.
– Может быть, не все в классе захотят вступить в профсоюз, – заметила Присцилла.
– Мы их заставим! – заявила Патти. В полном соответствии с пожеланиями мисс Лорд, Патти усвоила основные принципы. – Мы должны поторопиться, – добавила она, взглянув на часы. – Прис, сбегай и найди Айрин, Харриет и Флоренс Хиссоп, а ты, Конни, отыщи Нэнси Ли – она наверху у Эвелины Смит, рассказывает истории о привидениях. Ну, Розали, перестань плакать и скинь куда-нибудь всю эту одежду, которая у тебя тут развешана на стульях, чтобы можно было сесть.
Присцилла послушно направилась исполнять поручение, но задержалась на пороге.
– А что будешь делать ты? – спросила она, подчеркнув последнее слово.
– Я, – ответила Патти, – буду лидером профсоюза.
Собрание было созвано, и Патти, самозваный председатель, наметила в общих чертах задачи профсоюза изучающих Вергилия. Норма рабочего дня должна была составить шестьдесят стихов. Классу предстояло объяснить ситуацию мисс Лорд на следующем занятии в понедельник утром и вежливо, но решительно отказаться читать последние двадцать стихов, которые были заданы к уроку. Если мисс Лорд будет настаивать на своем, девочки закроют книжки и начнут забастовку.
Большинство присутствующих, загипнотизированных красноречием Патти, послушно приняли программу, но саму Розали, для чьей пользы, собственно, и был создан профсоюз, пришлось силой заставить подписать устав. В конце концов, когда весь богатый запас аргументов был исчерпан, она поставила свою подпись отчаянно дрожащей рукой и припечатала слезой. По натуре Розали не была воительницей; она предпочитала добиваться своих прав более типичными для женщин способами.
На Айрин Маккаллох также пришлось оказать давление. Она была осторожной особой, всегда думавшей о последствиях. Одним из наиболее часто применявшихся в Св. Урсуле дисциплинарных взысканий было оставить преступницу без десерта. Айрин, особенно страдавшая от такой формы наказания, предусмотрительно воздерживалась от проступков, которые могли бы навлечь на нее подобную кару. Но Конни нашла убедительный аргумент. Она пригрозила донести, что горничная регулярно тайком проносит в школу шоколад, – и бедная запуганная Айрин, опасаясь разом лишиться и шоколада, и десерта, с угрюмым видом поставила свою подпись.
Прозвенел звонок, объявивший «отход ко сну». Профсоюз изучающих Вергилия закрыл заседание, и все члены отправились спать.
Урок латыни для выпускного класса начинался в последний час утренних занятий, когда все уже чувствовали себя усталыми и голодными. В первый понедельник после основания профсоюза его члены столпились возле двери; их беспокойство нарастало по мере приближения часа решающей схватки. Патти попыталась сплотить их, произнеся короткую речь.
– Соберись с духом, Розали! Не будь такой плаксой! Мы поможем тебе, если тебя вызовут переводить последние стихи. И ради всего святого, девочки, не смотрите вы так испуганно. Помните, вы страдаете не только за себя, но за все будущие поколения изучающих Вергилия. Тот, кто отступит теперь, – ТРУС!
Патти расположилась на передней парте, прямо на линии огня, и небольшая стычка произошла уже в самом начале урока. Ее тяжелые уличные ботинки были демонстративно зашнурованы бледно-голубой ленточкой, которая привлекла внимание врага.
– Вряд ли такого рода шнурки выберет для себя хорошо воспитанная девушка. Могу я спросить, Патти…
– У меня разорвались шнурки, – вежливо объяснила Патти, – а так как мы не ходили за покупками в пятницу, я не смогла купить себе новые. Мне самой не очень нравится, как это выглядит, – призналась она, выставив ногу в проход и критически оглядывая ее.
– Попробуй найти черные ленточки сразу после урока, – раздраженно посоветовала мисс Лорд. – Присцилла, прочти первые десять стихов.
Урок продолжался как обычно, если не считать явного напряжения нервов в тот момент, когда каждая вызванная ученица завершала свой ответ, и все ждали, чье имя будет произнесено следующим. На шестидесятом стихе кончила свой ответ Конни. Дальше никто не читал; все впереди было нетронутыми джунглями. Именно в этот момент профсоюз должен был заявить о своем существовании, и это бремя, в полном соответствии с ее дурными предчувствиями, пало на бедную дрожащую маленькую Розали.
Она бросила один умоляющий взгляд на суровое, выжидательное лицо Патти, запнулась, заколебалась… и с несчастным видом принялась переводить с листа. Розали никогда не везло в переводе с листа; даже после двух часов терпеливой работы со словарем, она по-прежнему была не уверена в смысле того, что читала. Теперь она вслепую продвигалась вперед… В глубокой тишине… приписывая праведному Энею[15] самые невероятные поступки. Она кончила – и началась «резня». Мисс Лорд потратила три минуты на уничтожающие замечания в адрес Розали, затем велела Айрин Маккаллох переводить те же строки.
Айрин глубоко втянула воздух – она чувствовала, как Конни ободряюще похлопывает ее по спине, а Патти и Присцилла настойчиво подталкивают под локти. Она открыла рот, чтобы провозгласить принципы, навязанные ей в пятницу вечером, но заметила холодный блеск в глазах мисс Лорд. В классной раздавались лишь всхлипывания Розали. И Айрин капитулировала. Она неплохо знала латынь – в ее переводе с листа был по меньшей мере какой-то смысл. Комментарий мисс Лорд был просто саркастическим, и она перешла к Флоренс Хиссоп. К этому времени по рядам распространилась паника. Флоренс хотела быть верной данному слову, но инстинкт самосохранения силен. Она продолжила улучшать перевод Айрин.
– Переведи следующие десять стихов, Патти, и попытайся извлечь из них хоть проблеск смысла. Пожалуйста, не забывайте: мы читаем поэзию.
