- Ну вот, хвала святой Марии, как будто бы и приехали, - сказал Вуек, из которого за дорогу вытряхнуло весь хмель. - Да это, оказывается, только первый двор замка, ух ты! - добавил он, видя, что тут и не собираются распрягать.
Пока кучер с боцманом, добравшись до внутреннего двора Лидзбарка, снимали багаж, а лоснящиеся от пота, окутанные паром лошади, тяжело дыша, переминались с ноги на ногу, Каспер торопливо спрыгнул наземь, чтобы помочь сойти утонувшему в своей тяжелой шубе маленькому отцу Тидеману.
Много лет спустя, вспоминая это "путешествие в Лидзбарк", Каспер часто задумывался над тем, с чего, собственно, началась его задушевная беседа с отцом Гизе. О чем только они не переговорили! О Польше, о кашубах, которым живется втрое тяжелее, чем польскому хлопу в Малой или Великой Польше.
Этих - немцы притесняют за то, что они поляки, а поляки - за то, что они, столько лет живя рядом с немцами, уже успели и покумиться и породниться с ними. Да еще их прижимают свои паны, да церковная десятина здесь взимается строже, чем всюду.
Отец Тидеман много рассказывал юноше о Миколае Копернике. Об итальянских прославленных городах, в которых довелось побывать отцу Миколаю: о Вероне, Болонье, Риме...
- Знаете, милый юноша, - говорил он, кладя руку на плечо Касперу, многие полагали, что брат Миколай не вернется больше в свою дикую Сарматию. Это потому, что дядя его, епископ Ваценрод, послал его в Италию всего на два года, а Миколай задержался там на пять лет. Затем он во второй раз отправился в Италию - тоже на пять лет. И сана духовного, полагали завистники, он не примет, ни он, ни его брат Анджей, которого епископ также отправил в Италию... Братья вели там светский образ жизни. В Болонье Миколай даже пел под арфу знаменитого уличного певца Матитто, во Флоренции писал портрет великого Леонардо да Винчи, с ним же углублялся в изучение строения человеческого тела, а в Риме наблюдал звезды и лунное затмение с профессором Лоренцо Бонинконтри*. "Забудет он свою страну и свой долг перед ней!" думали иные. Но я и тогда знал, что Миколай избрал своей специальностью медицину для того, чтобы, вернувшись в Вармию, разделить свое время между лечением наших бедных хлопов и столь полюбившейся ему наукой о звездах.
______________ * Бонинконтри, да Сан-Миньято Лоренцо - известный римский астролог XVI века.
Задушевная беседа ученого каноника Тидемана Гизе с безвестным краковским студентом Каспером Бернатом началась, пожалуй, с подарка Збигнева - маленького томика философических писем грека Симокатты.
Обронив в возке книжку, раскрывшуюся на одной из первых страниц, Каспер заметил, с каким любопытством заглянул в нее каноник.
- Стихи? - спросил Тидеман Гизе. - Вы, молодой человек, увлекаетесь стихами? И сами, надо думать, немного грешите, а?
Касперу пришли на ум его неуклюжие попытки объясниться с Миттой в стихах.
- Я со стихами не в большом ладу, - признался он откровенно. - Да здесь только предуведомление к труду Симокатты написано в стихах...
- Следовательно, это "Нравственные размышления"... - протянул с любопытством Гизе. - А как к вам попала эта книжечка? Предуведомление к ней написал Лаврентиуш Корвин*.
______________ * Лаврентиуш (Лаврентий) Корвин (1469-1527) - воспитанник Краковского университета, друг Коперника, поэт, философ.
- Мне подарил ее мой Друг Збигнев, - пояснил Каспер. - Дело в том, что монах, торговавший книгами, сообщил ему, что "Нравственные размышления" с греческого на латынь перевел Миколай Коперник. Ознакомившись с предуведомлением, я из него узнал больше о канонике Копернике, чем о самом греке Симокатте...
Он бег луны разведал и движенья
Светил, кочующих в небесном своде,
Творенья нашего небесного отца...
...И, исходя из повергающих в раздумье истин,
Сумел исследовать умом первопричину
Всего, что во вселенной существует! с пафосом продекламировал отец Гизе заключительные строки Корвина.
- Насколько я мог понять из слов бравого боцмана, - каноник кивнул на храпящего в углу возка Вуйка, - Миколай Коперник - ваш добрый знакомый? Или, возможно, вы, как многие сейчас, как тот же Лаврентиуш Корвин, увлечены его трудами?
Во второй раз за нынешнее путешествие Касперу пришлось покраснеть.
- Ни то ни другое, к сожалению, - сказал он, оправившись от смущения. Говоря о приглашении в Лидзбарк, пан Конопка имел в виду одного себя... Ему случилось когда-то оказать Миколаю Копернику небольшую услугу, но я не уверен, что каноник до сих пор помнит об этом. А я для отца Миколая уж и вовсе чужой человек. С трудами его мне не довелось ознакомиться, хотя я и полон жадного к ним интереса. Особенно после предуведомления Лаврентиуша Корвина...
- Вы дважды ошиблись, сын мой, - возразил Тидеман Гизе. - Во-первых, брат Миколай никогда не забывает людей, которые когда-либо оказали ему услугу... А во-вторых, может ли быть для него чужим человек, жадно интересующийся его трудами?!
Тут Каспер почувствовал, что должен рассказать отцу канонику историю своего изгнания из Краковской академии...
- Не правда ли, отец Тидеман, - закончил он свою повесть, - если оставить в стороне то, что мне пришлось покинуть своих друзей... и вообще близких мне людей, - добавил Каспер, краснея под проницательным взглядом Гизе, - для меня не все еще потеряно?.. Я ведь всегда мечтал о море, и, если пану Конопке удастся устроить меня хотя бы простым матросом на один из вармийских кораблей, я буду счастлив безмерно...
Отец Тидеман покачал головой.
- Науки, которые вы проходили в достославном Краковском университете, ученые споры, лекции, карты звездного неба, общение с просвещеннейшими людьми Европы - все это вы оставляете для того, чтобы до крови натирать руки канатом или пухнуть от цинги в каких-нибудь отдаленных морях? - спросил он с укором. - Я полагал, что у краковского студента больше гордости за свою альма матер, больше тяготения к знаниям... Объясните, едете ли вы к Копернику за рекомендацией на корабль или за тем, чтобы разрешить свои научные сомнения?
- Я ведь не по своей воле покинул Краков и академию, - дрожащим голосом сказал Каспер. - И мне кажется, что, если бы каждый студент, увлеченный носящимися сейчас в воздухе новыми веяниями, стал обращаться за разрешением своих сомнений к своему любимому ученому, у людей науки не осталось бы времени для их собственных дел... Что я такое, чтобы отрывать каноника Коперника от его трудов?
- Что ты такое? - подхватил внезапно проснувшийся Вуек. - Ты сын своего отца, капитана Роха Берната! Приходилось ли вам слышать это имя, святой отец?
- Этот славный капитан, если не ошибаюсь, спас от холеры не менее сотни человек, когда пираты в Каффе закрыли выход из бухты?
- Спас ровно триста одиннадцать человек, уж можете мне поверить! А сам - горе такое! - спустя пять лет умер от холеры! И мало того: когда мать каноника Миколая осталась вдовою и имела нужду в корабле, чтобы переправиться с малолетними детишками из Торуни во Влоцлавек, капитан Бернат взялся ее довезти... А ведь знаете, женщина и дети на корабле... - принялся было объяснять Вуек, но Каспер не дал ему закончить.
- Следует ли понимать ваши слова в том смысле, что мне надлежит продолжать изучение наук? - спросил он каноника. - Боюсь только, что после изгнания из Краковской академии в Польше мне трудно будет найти пристанище... - Каспер остановился, вспомнив урок, преподанный ему Куглером. Однако каноник смотрел на него так участливо, что, путаясь и запинаясь, он все-таки закончил свою мысль: - Вы видите меня в первый раз, и я не знаю, вправе ли я просить у вас ходатайства... Не поймите меня превратно, я говорю не о нынешнем годе и не о будущем. Испытайте меня, поручите мне самую черную работу, и, может быть, если я проявлю старание...
Каспер и не подозревал, что слова его могут вызвать такой взрыв гнева.
- Стыдитесь, молодой человек! - воскликнул маленький каноник, смеривая юношу негодующим взглядом. - О какой черной работе может просить воспитанник Краковской академии! Вы, насколько я мог понять, прошли уже факультет "Свободных искусств", теперь вам пора подумать, к кому из профессоров тянет вас призвание... Не торопитесь, однако... До того, как получить звание доктора церковного права, Миколай Коперник изучал и литературу, и математику, и астрономию... Дядя настаивал на церковном праве, так как надеялся, что Миколай со временем станет его преемником по управлению диацезом, а тогда эти знания Миколаю очень пригодились бы... Однако полная мелочных забот и обязанностей жизнь каноника не привлекала Миколая. Получив все-таки, по настоянию епископа, шапочку доктора церковного права, он углубился в изучение медицины и действительно вывез из Италии глубокие познания в деле врачевания недугов. Да простит мне святая дева, если я не прав, но, к стыду наших медиков, в среде их считается, что человек, совершающий какие-либо операции на человеческом теле, недостоин принять церковное посвящение. Поэтому-то и лечат, и зашивают раны, и пускают кровь у нас коновалы и цирюльники - люди грубые и малосведущие... Служитель же церкви, даже имеющий звание доктора медицины, может пользовать больных только по заветам "высшего лекарского искусства" - без пролития крови, пуская в ход только пилюли, мази и притирания. А Миколай, каноник, ученый, племянник и лейб-медик вармийского владыки, берется за все, как простой деревенский брадобрей или костоправ. Лечит он у нас почти весь капитул, но зато его освободили от входящих в обязанности каноника частых разъездов по диацезу. Свободное время он может посвящать любимой астрономии... Я говорю это к тому, что в юные годы человек не всегда может с точностью определить, к чему у него имеются способности. Поэтому море, которое, как вы думаете, призывает вас, со временем может отступить и освободить место для какой-нибудь другой почтенной науки. Иногда юноша сомневается в себе только потому, что учитель его был недостаточно опытен или настойчив... Трижды и четырежды проверьте себя перед тем, как избрать дело, которое призвано стать целью вашей жизни!
