В то время изгнанники имели в кембриджширских болотах свой стан, который называли Прибежищем. Окруженные топью, через которую трудно было перебраться, они прятались среди кочек и камышей, и их укрывали туманы, стелившиеся над пропитанной влагой землей. Так вот, в то же самое время за морем во Фландрии жил англичанин по имени Геревард. Его отец умер в отсутствие сына, и фамильной собственностью завладел нормандец. Услыхав об этой несправедливости (от опальных англичан, волей судьбы занесенных в эту страну), он возжаждал мести и, добравшись до Прибежища, стал предводителем изгнанников. Геревард был таким прекрасным воином, что нормандцы даже подозревали его в чародейстстве. Сам Вильгельм, углубившись на три в кембриджширские болота с намереньем напасть на мнимого чародея, счел нужным позвать некую старушку, выдававшую себя за колдунью, чтобы она немножко поворожила в пользу короля. Старушку везли впереди войска в деревянной башне, но Геревард очень скоро покончил с несчастной, спалив ее вместе с башней и прочими колдовскими принадлежностями. Однако монахи находившегося по соседству Илийского монастыря, любившие сытно поесть и недовольные тем, что местность обложена войсками и все дороги, по которым к ним подвозились еда и питье, перекрыты, подсказали королю, как взять лагерь врасплох. И Геревард был сокрушен. Умер ли он впоследствии своей смертью или был убит, положив в рукопашном бою шестнадцать вражеских воинов (как поется в старых балладах), я не знаю. Его поражение положило конец существованию Прибежища, и очень скоро король, восторжествовав и над Шотландией и над Англией, раздавил последних английских мятежников. Тогда он окружил себя нормандскими лордами, обогатившимися за счет английских дворян; повелел произвести опись всех английских земель, закрепляющую их за новыми владельцами и окрещенную «Книгой Страшного суда»; приказал всем гасить огонь и свечи в один и тот же час вечера по звону колокола, прозванному Огнегоном; ввел нормандские платья и нормандские обычаи; нормандцев повсюду сделал господами, а англичан слугами; прогнал английски епископов и посадил на их место нормандских, — короче говоря, показал себя настоящим Завоевателем.
Но даже со своими нормандцами Вильгельм не имел покоя. Они не переставали алкать и жаждать английских богатств, и чем больше он им давал, тем больше они просили. Его священники были так же ненасытны, как и его воины. Нам известен лишь один нормандец, который открыто заявил своему государю, что последовал за ним в Англию, исполняя долг верноподданного, и что награбленное добро его не прельщает. Этого человека звали Гилберт. Мы не должны забывать его имя, ибо необходимо помнить и чтить порядочных людей.
Прибавляли Вильгельму забот и постоянные ссоры между его сыновьями. Живых их у него оставалось трое: Роберт Коротконогий, Вильгельм Рыжий и Генрих, прозванный за любовь к ученью Боклерком, что по-нормандски значит Грамотей. Войдя в возраст, Роберт стал просить у отца дозволения править Нормандией, властителем которой он, находясь до сих пор под рукой своей матери Матильды, был только по названью. Король ему отказал, и юноша затаил обиду и недовольство. А тут еще масла в огонь подлили его братья, которые шутки ради выплеснули ему на голову с балкона, под которым он проходил, кувшин воды. Рассвирепев, Роберт выхватил меч, взбежал по лестнице, и только вмешательство самого короля помешало ему расправиться с шутниками. Той же ночью он в сердцах покинул отцовский двор и вместе с верными ему людьми попытался с налета взять Руанскую крепость. Когда это ему не удалось, он заперся в другой нормандской крепости, которую король осадил. В завязавшейся битве Роберт сшиб Вильгельма с коня наземь и чуть не убил, не поняв в пылу схватки, что перед ним отец. Его раскаяние, когда он узнал поверженного противника, а также заступничество королевы и приближенных примирили Вильгельма с сыном, но ненадолго. Роберт вскоре бежал за границу, чтобы донимать своими жалобами то один, то другой королевский двор. Он был веселым, бесшабашным парнем без царя в голове и тратил все, что имел, на музыкантов и плясунов, но мать его обожала и часто, втайне от короля, посылала ему деньги с человеком по имени Самсон. Прознав про это, король разгневался и поклялся вырвать Самсону глаза. Тогда Самсон, решив, что спасти его может один только Бог, постригся в монахи, отказался служить гонцом и так сохранил глаза в орбитах.
Итак, вы видите, что, начиная с бурного дня своей коронации, Завоеватель все время старался, ценой любого насилия и кровопролития, удержать то, что было им захвачено. Все свое царствование он упорно шел к одной цели, маячившей впереди. Вильгельм был твердым и храбрым человеком и добивался желаемого.
Он любил деньги и изысканные яства, но не знал узды лишь в удовлетворении одной своей страсти: страсти к охоте. Он был одержим ею настолько, что стирал с лица земли целые селенья и города, чтобы насадить на их месте леса для оленей. Не довольствуясь шестьюдесятью восемью королевскими лесами, он приказал опустошить огромную область в Хемпшире для разведенья нового, получившего название Нью-Форест (New Forest — новый лес). Тысячи несчастных крестьян, на чьих глазах сносились их жалкие жилища, а жены с детишками выбрасывались на улицу, ненавидели Вильгельма за ту безжалостность, с какой он умножал их и без того тяжкие страдания. Когда в двадцать первый год своего правления (оказавшийся последним) он отбыл из Англии в Руан, ему вслед летело столько проклятий, сколько листков росло на всех деревьях всех его королевских лесов. Сын Вильгельма Ричард (Бог дал королю четырех наследников) погиб на охоте в Нью-Форесте от рогов раненого оленя, и пошла молва, что этот возросший на людском горе лес будет роковым для всего рода Завоевателя.
У Вильгельма был какой-то территориальный спор с королем Франции. Во все время переговоров он не выезжал из Руана, лежал в постели и принимал снадобья: таково было предписание врачей, лечивших его от чрезмерной тучности. Когда ему донесли, что французский король над этим потешается, он впал в ярость и поклялся проучить зубоскала. Собрав войско, Завоеватель повел его к спорной земле и там — по всегдашнему своему обыкновению! — принялся жечь и разорять виноградники, огороды и фруктовые сады и спалил город Мант. Но не в добрый час Вильгельм предпринял этот подвиг! Когда он проезжал по пышущему жаром пепелищу, его конь, наступив на тлеющую головешку, взвился от боли и зашиб всадника передней лукой седла, как оказалось — насмерть. Полтора месяца король угасал в монастыре под Руаном и там написал духовное завещание: Англию он отдавал Вильгельму, Нормандию — Роберту и пять тысяч фунтов — Генриху. Воспоминания о сотворенных им жестокостях тяготили его совесть. Он приказал оделить деньгами многие английские церкви и монастыри и — что было куда лучшим покаянием — освободил всех государственных преступников, иные из которых томились в его темницах по двадцать лет.
И вот на заре одного сентябрьского дня король очнулся от полузабытья, услышав благовест.
— Что это за звон? — спросил он.
Ему ответили, что это благовестят к заутрене в часовне Святой Марии.
— Поручаю душу свою пресвятой деве Марии, — сказал он и скончался.
Вслушайтесь в это имя — Завоеватель! — и подумайте, куда низринула его смерть! Не успел он испустить дух, как толпившиеся вокруг него лекари, попы и вельможи, догадываясь, какая борьба может разгореться за трон и чем она им грозит, разбежались — в страхе за свою шкуру и свою мошну. Алчные дворцовые лакеи стали хватать и тащить все, что попадалось им под руку. Передравшись из-за ценностей короля, они свалили его с одра на пол, где он и пролежал в одиночестве много часов. О, Завоеватель, с кем связывается теперь величие стольких имен и от кого носители этих имен тогда отвернулись, лучше бы тебе было вместо Англии покорить хотя бы одно верное сердце!
Мало-помалу в королевские покои начали сползаться монахи с молитвами и свечами, а благочестивый рыцарь по имени Герлуин (единственный из всех) взялся отвезти останки короля в нормандский город Кан, чтобы похоронить там в построенной Вильгельмом церкви Святого Стефана. Но огонь, которым Завоеватель так злоупотреблял при жизни, казалось, сопутствовал ему и после смерти. Когда его тело было внесено в церковь, в городе вспыхнул большой пожар. Все кинулись тушить пламя, и почивший монарх опять остался в одиночестве.
Даже предать его земле не удалось с миром. Когда мертвеца в королевском уборе приготовились опустить в гробницу около главного алтаря, из толпы, заполонившей храм, раздался громкий голос:
— Эта земля принадлежит мне! На ней стоял дом моего отца. Король отнял у меня и землю и дом, чтобы построить здесь церковь. Именем всемогущего Бога я запрещаю хоронить его здесь!
