- Ну, хорошо, бедняков вы на ноги поставите, а дальше что? Совместно обработаете землю, разделите по справедливости урожай, каждый заберет его себе, утащит как суслик в свою норку... А дальше что, мечта, мечта какая?
- Укротим кулаков! Ограничим эксплуататоров, - говорит Иван Кочетков. Заживет беднота хорошо!
- Что значит хорошо? Своим домиком, своей коровкой, своей лошадкой, но ведь это же мелко? Это нищенская мечта!
- А что же, по-вашему, всех мужиков в пролетарии переделать? обижается Иван Кочетков.
- Зачем, давайте помечтаем, как сделать их господами.
- Господами-помещиками, ха-ха-ха! - смеется-заливается Иван.
И Данилка смеется, хотя не понимает над чем - разве господами быть плохо? Бабушка рассказывала, что господа жили ничего, подходяще.
- Ну конечно же, - вместе посмеявшись, говорит учительница, - беднякам надо стать настоящими господами над этими лугами, полями, лесами. И жить не в убогих хатках, а вот в этом дворце на холме, над рекой... Господа понимали толк в красоте, знали, где построить поместье.
Иван Кочетков, прищурившись, смотрит на барские развалины - здесь, недалеко от мельниц, когда-то стоял помещичий дом.
- Значит, зря его мужики сожгли?
- Конечно, напрасно. Надо было сохранить, улучшить, украсить, побросать свои убогие хатки да и поселиться всем селом в этом дворце! Коммуной!
- А ведь разместились бы, - улыбается Иван. - В доме-то было сорок комнат да две залы. Да во флигелях комнат двадцать... А что, вот бы отремонтировать! Но где ж такие средства?.. Ведь это уму непостижимо, сколько должно все стоить... Стекло. Железо. Цемент... Нет, Анна Ивановна, не жизненная эта мечта!
- А как бы хорошо - и детвора вся вместе... Тут бы и настоящее коллективное воспитание... И мне бы комнатка, вон там, в мезонине! Обожаю мезонины, знаете...
- А что ж, - говорит Иван, - если сильно захотеть...
все возможно!
И долго они смотрят на барские развалины. На зияющие провалами окон каменные стены. На круглые колонны, тронутые дымом пожара. На статуи с отколотыми головами. На чаши бывших фонтанов, покрытые бурьяном.
- Жили-пожили тут господа действительно как в раю.
Все имели, чего только душа желала. Получали по потребностям, веселились по способностям, вот это счастье!
- Только это было счастье бездельников. И вот чем это кончилось! указала учительница на развалины. - А вот если бы такие же условия создать трудовым людям, не было бы этому счастью конца!
- И вам мезонин? - улыбается Иван.
- Согласна! - смеется Анна Ивановна.
На обратном пути идут мимо кладбища. Красиво оно возвышается над обрывом реки, окаймленное вековыми ивами и кудрявыми липами. Среди могил рябины растут.
Тихо тут, редко кто бывает.
Грустно разглядывает Анна Ивановна кресты над покойниками и говорит:
- Жалко мне всех, кто не дожил до свободы.
- И мне тоже, - говорит Иван, - только не всех. Вот посмотрите на эту могилу, того, кто здесь зарыт, мне не жалко.
Анна Ивановна посмотрела. И прочла надпись, высеченную на тяжелой каменной плите:
Здесь спит известный егерь,
Кулюшкин Родион.
Не потревожьте, люди,
Его блаженный сон!
- Интересная надпись, - сказала она, - видимо, его любили какие-то поэтические души? Почему же вам его не жалко? Чем вам насолил этот Кулюшкин?
- Да уж насолил. И не мне одному. Бывало, пойдем мы, ребятишки, в лес по грибы, девчонки по ягоды, так он застанет да кнутом так нахлещет, все рубашки иссечет.
Зверь был. Барский прихвостень. Ненавидел его народ.
Не помри он в самом начале революции, пришибли бы его осиновым колом...
- Отчего же он умер?
- Не знаю, меня здесь не было. Я за царя-батюшку воевал, а после революции за свободу. Без меня это дело было. Говорят, помер Родион от какой-то заразной болезни. Хоронили его помещики в закрытом гробу, чуть ли не ночью. И после этого сами исчезли, бежали от революционной бури в какие-то тихие заводи. Может быть, за границу...
- О, как таинственно! Может быть, в этой могиле скрыта какая-то тайна?
- А все может быть, - пожал плечами Иван. - В народе болтали, будто выходил из гроба Родион, бродил вокруг, как медведь-шатун. И сейчас еще иные матери детей стращают: тише, не плачь, а то Кулюшкин придет!
- Да, бывает и так, - сказала Анна Ивановна. - Хорошего человека народная память веками чтит, но и злого не забывает.
Так за разговорами прошли они сельское кладбище и вышли из-под темных деревьев на солнечные поляны. И загляделись на далекие просторы.
- Ах, как прекрасна жизнь! - воскликнула Анна Ивановна. - И так коротка. И как хочется прожить ее так, чтобы оставить по себе добрую память!
- Очень хочется, - отозвался Иван. - Да вот боишься, успеешь ли? Мне иной раз кажется, будто и дни слишком короткие и ночи слишком длинны.
Анна Ивановна засмеялась:
- И мне так кажется. И это очень хорошо!
КОГДА КУЛАКУ СМЕШНО
- Ну и выдумщица эта учительница! Ну и чудачка, ха-ха-ха, - веселился Никифор Салин. - Из-за одного батрачонка всю школу мне в полон отдала! Вон, посмотрите, как у меня пионеры корм коням несут, как у меня пионеры телят пасут!
Поглядели соседи - и верно. Сережка сено коням задает. Поить ведет. На другой день Степка телят выпасает.
А на третий - Иван свиньям картошки вареной из кухни несет.
- Да что они, в честь чего? - удивляется народ.
- А в счет образования Гараськи - дохлого карася.
Пока он в школе занимается, азы-буки учит, они за него отдежуривают. Должность его батрацкую справляют, - говорит Никишка и снова: - Ха-ха-ха!
- Ну и как, стараются?
- Не нахвалюсь, удалые работнички!
Рассказали об этом учительнице. Она пожала плечами и сказала словно про себя:
- Ну и пусть, посмотрим, кто будет смеяться последним.
Ведь это не сами по себе ребята на кулака батрачат, а по решению пионерского отряда. И вот почему. Когда Гараську в пионеры принимали, о его батрачестве как-то и не подумали. Ну приняли, и ладно. Выберет батрачонок свободную минутку и прибежит. Со всеми вместе под барабан пошагает, в дудку подудит. И снова - красный галстук в карман и на кулака батрачить.
А вожатая говорит - так нельзя. Пусть Герасим всегда галстук носит, пусть кулак знает, что он пионер, и тронуть его не смеет!
Ладно, с этим согласились. И кулак не возражал, пускай на шее у батрачонка красная полоска болтается, ежели не боится, что быка раздразнит. Ему-то что, лишь бы работал, не ленился.
Но когда все пионеры в школу пошли, тут встал вопрос: а как же с Гараськой? Кулак его не пускает. "Мне, - говорит, - такой батрак не нужен. Я, что ли, за него буду его должность справлять? Или работа, или ученье, чтонибудь одно. Желаете сироту учить, пожалуйста, забирайте его совсем. Только вот кто его будет кормить?"
А не учиться Гараське тоже неправильно. Если все пионеры учатся, ни один не должен оставаться за бортом! Не годится. По-пионерски - один за всех, все за одного.
Долго обсуждали этот вопрос на сборе отряда и, наконец, догадались, что нужно сделать. Распределить батрацкие обязанности на всех пионеров. Каждому исполнять его должность по очереди, пока Гарась в школе.
Ведь если каждый пропустит в месяц один день, это не страшно, наверстает. А зато Гарась будет учиться без пропусков. Как учительница на это согласится?
Усмехнулась Анна Ивановна, выслушав такое предложение, и сказала:
- Я, как ваша вожатая, уговорю вашу учительницу.
Вот так и начали батрачить всем отрядом на кулака.
Конечно, обидно, когда он смеется. Гараське даже перед товарищами неловко.
- Стыдно мне, Анна Ивановна, я тут за партой сижу, чистое писание вывожу, а ребята за меня мучаются.
- Ничего - хорошо учись, это главное, и тогда тебе ни перед кем не будет стыдно.
И Гарась старался изо всех сил. Ведь он знал: потомуто и учится, что другие за него работают.
И ребята не обижались. А когда учительница хвалила его за успехи, они очень гордились. И сознавали, что их партия сильна - захотела батрачонка учить, и учит!
ЗИМА КАК НЕ ЗИМА
Ну и зима в этом году наступила в Метелкине! Всем зимушкам зима. Закрутила, завертела такими метелями, каких и не видывали.
Прежде, бывало, как завалит избушки сугробами, как переметет все стежки-дорожки, так и замрет вся жизнь на селе. Лишь кое-где огоньки светятся. Девки, бабы лен прядут, из кудели нитки сучат. В иных домах постукивают деревянные станки, на которых холстины ткут.
От скуки парни по посиделкам шатаются, в карты играют, самогон пьют, дурные песни поют. А ребятишкам податься некуда. Тоска-тощища. С посиделок их гонят, в карты играть не принимают. Единственное удовольствие - на салазках покататься да нырки, выструганные из палок, по санным колеям пускать. Вот и все.
А в эту зиму зажили ребята веселей всех. Чуть выпал снег, давай из него громадные шары катать, крепости строить.
А потом воевать - снежные крепости брать. И не только в пешем строю, даже в конном. Должен разогнаться богатырь и на полном скаку через спежную стенку в крепость влететь. А стража должна его не пропускать, снежками забрасывать.
