пять месяцев полёта и вправду стал домом. Привычным, безопасным, в котором знаком каждый уголок. А та огромная планета, которая висит над головой – там я ещё ни разу не был, и что-то ждёт меня при знакомстве поближе, это ещё вопрос. Стало даже немножко страшновато.
– Андрей Львович! – спрашиваю. – А вы с нами вместе на Землю будете тоже спускаться?
– Нет, малыш, – космонавигатор отвечает, – космонавту дом в космосе. Вот отправим вас вниз, чуток передохнём, дождёмся челнока, погрузимся – и через несколько дней снова стартуем к Венере.
– А я успею ещё… – тут я почему-то смутился. – А я успею ещё рисунок нарисовать… для мамы с папой? Чтобы вы там, на Венере, им от меня передали?
Я сразу сообразил, что надо именно рисунок. Потому что ничего другого с корабля я отправить для мамы с папой не сумею. Гайку какую разве на сувенир открутить? Так бортинженер не разрешит – «не положено», хоть ты тресни.
– Успеешь! – космонавигатор кивает. – До спуска ещё часов двенадцать. Так что и нарисуешь, и поспишь, и пообедаем все вместе напоследок…
Рисунок я и вправду успел нарисовать, и подписать, и выспаться тоже. Обед получился торжественный, но очень грустный. Капитан Косолапов, навигатор Андрей Львович и бортинженер Чемодаров с нами всеми попрощались. Стало чуточку тоскливо, потому что я в корабле совершенно освоился, ощущение было такое, что всю жизнь там провёл. Пять месяцев полёта – это вам не мелочь какая-то!
– Не грустите, ребята! – капитан говорит. – Глядишь, и увидимся ещё.
Сенька, друг мой, отвечает, будто в шутку:
– Непременно увидимся! Потому что мы с Ромкой уже решили, что как только доучимся, то обратно на Венеру полетим. Как раз подгадаем к вашему рейсу. Вы же возьмёте нас с собой туда?
Сами смеёмся, а глаза, вижу, у всех грустные. И у меня, наверное, тоже. Пожали мы друг другу руки и поплыли к шлюзовому люку. Вот и кончился наш космический перелёт. Пристёгиваясь в кресле посадочного челнока, я вдруг подумал, что, наверное, это и есть жизнь. Была Венера, станция, папа и мама. Потом – «Большая Медведица» и её экипаж. А сейчас нам предстоит долгожданная встреча с Землёй и её обитателями. Интересно, а они все такие же, как Сенька и его папа, Анатолий Сергеевич? Наверное, нет. Ведь на Венере все люди разные. А на Земле? Да кто ж её знает…
Пилот челнока на нас поглядел когда, вдруг Сенькиного папу спросил:
– Птенцы. Мелкота. Они перегрузку на спуске вообще выдержат?
Анатолий Сергеевич ему серьёзно так отвечает:
– Вы даже не представляете, сколько миллионов километров за плечами у этой вот «мелкоты».
Пилот возражает:
– Как раз представляю. Про ваш прилёт уже сюжет по видеотелесети показывали. Вот у этого беленького, – на Сеньку показывает – 10 месяцев налёта в космосе, говорят. Но я все равно сомневаюсь, уж простите…
Сенькин папа кивает:
– Понимаю. Вы, главное, придерживайтесь оптимальной траектории. А вы, ребята, – он к нам поворачивается, – приготовьтесь выдержать последнюю перегрузку за этот полёт.
– Последняя – это хорошо! А сколько «же» будет? – спрашиваю со знанием дела.
– Хм, птенец действительно грамотный! Три-четыре «же», уж постараюсь! – отвечает пилот.
– Тогда фигня! – Сенька пренебрежительно рукой махнул. Взрослые расхохотались.
– Ну вы даёте, космические волки! – пилот говорит. – Ладно, поглядим…
И уплыл в кабину. Завыли негромко двигатели, я почувствовал толчок. Сперва было вполне нормально. А потом на всё тело навалилась противная тяжесть. Зашумело в ушах. Но я терпел. Тянулось время. В какую-то секунду стало совсем невмоготу. А потом тяжесть вдруг уменьшилась. Уменьшилась, но совсем не исчезла. Я отстегнул ремень и попробовал привычно оттолкнуться от кресла, но у меня ничего не вышло! Шумело в ушах. Меня сильно тошнило и буквально складывало напополам. Я хотел позвать на помощь, но не успел. В салон челнока зашли шестеро человек в зелёных костюмах с масками. И стали выносить нас на руках по очереди – сперва Сенькиного папу, потом Сеньку, наконец, меня. Уложили на медицинские каталки и куда-то повезли. Я думал, что мы выйдем из челнока и увидим то самое голубое небо с белыми облаками, которое я раньше видел только на картинке. А нас везли по крытому коридору с потолком из полупрозрачного пластика. Цвет неба сквозь него было не угадать. И совсем я уже никаким космическим волком себя не чувствовал…
– Что случилось? – медленно спросил я. – Отчего всё так… плохо?
– Вы только посмотрите! – сказал один из людей. – Он пять месяцев болтался в невесомости, и ещё спрашивает! Гравитация это, сынок, сила тяжести. Отвык ты от неё совсем, теперь вот придётся привыкать обратно, а это тебе не медовые пряники!
– А куда нас везут? – слышу, Сенька спрашивает.
– Куда-куда, в реабилитационный центр вас повезём. К Юрию Иванычу в апартаменты.
– А он кто? Юрий Иваныч?
– То есть как кто? Врач, само собой.
– Значит, первыми на Земле нас встретили врачи? – думаю вслух.
– А ты кого ожидал? Поклонников? Корреспондентов? Нет, брат. Корреспонденты и поклонники будут после, не волнуйся. Вы от них ещё набегаетесь. Но сперва вам придётся научиться бегать! И ходить тоже…
– Я умею ходить! – возразил я. – Я не маленький…
Но тут мне стало совсем плохо и я отрубился.
Очнулся я, как понял, уже в госпитале. Тошнило, но уже не так сильно. Меня везли на каталке, а в руку была воткнута игла и тянулся длинный шланг. Наконец, мы остановились. Иглу выдернули (больно!), руку смазали прохладной ваткой. Меня осторожно сняли с каталки, довольно бесцеремонно стянули всю одежду и забрали, а вместо неё надели совсем другую, светло-зелёного цвета, длинную и свободную, да ещё и с дурацкими завязками на спине.
– Это что ещё за новости? – спрашиваю. А Сенька мне с соседней каталки говорит слабо:
– Ты не волнуйся, Ром. На Земле в больницах всем такие рубашки выдают, я помню, когда ещё маленький был и в больнице лежал. А потом нам комбезы обратно отдадут, вот увидишь!
К нам подошла медсестра молоденькая, притащила кучу таблеток и воду, чтобы запивать. Всё такое противное, скажу я вам! Но вроде бы сразу стало реально полегче. Даже задвигался я, засоображал. Медсестра тогда в моей каталке чем-то щёлкнула, повернула, и я оказался в позе полусидя-полулёжа. Паршиво, но терпеть можно. Повезли нас снова куда-то по коридорам.
Самого главного врача звали Юрий Иванович, он нам с Сенькой сразу представился:
– Я, молодые люди, ужасно извиняюсь за неудобства. Но после пяти месяцев в космосе, да ещё в столь юном возрасте, без полного медосмотра и реабилитационной терапии мы вас оставить не имеем права. Не имеем!
«Реабилитационная терапия». Я произнести-то такое не смогу! Жутковато мне стало.
И давай нас врачи в разных кабинетах по-всякому проверять. Как кукол крутили. И то проверяли, и это, и совсем непонятное. И анализы. То надо было дышать в трубку, то дёргать изо всех сил за рычаг, то сказать «ааа», а потом всякими проводами обклеили со всех сторон и заставили сидеть неподвижно почти полчаса. И зрение проверяли, и как я хорошо слышу, и картинки разные давали с заданиями. Простые вроде задания, но я и так уже устал от всех этих медицинских процедур, и есть хочется, и слабость эта гадостная, и голова кружится, и я по-моему половину этих карточек неправильно решил. Хотя тут, конечно, не школа и за неправильный ответ никто двоек не ставит. В общем, когда я от всех этих медицинских штук окончательно ошалел, Юрий Иванович нас в очередной кабинет велел привезти:
– Уже почти всё! Сейчас последний терапевтический осмотр нам Юля сделает, и разрешаю отдыхать! Только с каталок слезть придётся и ножками чуток походить. Справитесь?
Я с каталки слез, шатает меня всего, но стоять могу. Особенно если за каталку рукой ухватиться.
– Если будет трудно, – врач говорит, – можете на стулья присесть. Юлечка, приступайте!
И вышел из кабинета. Юлечка – это была медсестра, которая сидела за столом и проверяла данные в планшете.
