Но она нас совсем не мучила, только заставила вдоль такой беленькой дорожки ровно по прямой пройти (чёрта с два у меня получилось), потом измерила рост – сперва сидя, потом стоя, – а потом поставила по очереди на весы.
– Тридцать два килограмма… – медсестра говорит, потом в планшет заглядывает, – а было в вас, молодой человек, судя по вашей медкарточке, тридцать килограммов! Разжирели слегка, пока в космосе летали, а? Не морили вас голодом в корабле, как вижу?
А я не знаю что в ответ сказать. Космос есть космос, там разносолов не держат и объедаться не дают. И физкультурой мы каждый день занимались, и уроками. Никто нас, конечно, голодом не морил, но есть всегда почему-то хотелось… А тут – «разжирел». Обидно. Совсем я растерялся… Только тут друг мой со стула голос подаёт:
– А вот и неправильно вы всё говорите! Ромка не потолстел, а похудел даже!
Медсестра на него глаза переводит так равнодушно-удивлённо:
– То-то я с моим медицинским образованием не вижу, что было в карте тридцать кило, а стало тридцать два. Что больше, а что меньше? Арифметике не обучены, или просто шутки шутить изволите?
А Сенька, ни грамма не смущаясь, отвечает, слабо, но уверенно:
– Может, у вас конечно и образование. Только Ромкину карточку на Венере заполняли. А там ускорение свободного падения – ноль девять десятых, а на Земле у вас – единица. Сила тяжести на Венере чуть меньше, чем на Земле, понимаете? И вес другой. Вам Ромкины 32 кило надо на десять разделить, а потом на 9 умножить – сколько получится?
– Ой… – медсестра говорит. – Я так быстро в уме не сосчитаю, это надо калькулятор включить…
– Да не надо никакого калькулятора! – Сенька продолжает. – Трижды девять двадцать семь, да две десятых на девять будет один и восемь десятых… Так что Ромка на Венере весил бы сейчас 28 килограммов 800 граммов, похудел он, а вовсе не пожирнел, как вы говорите…
Тут медсестра покраснела сильно:
– А что же мне тогда в медицинские карточки ваши писать, мальчики? Я не знаю, может, Юрия Ивановича спросить?
И сразу она весь свой строгий и важный вид растеряла. И совершенно перестала быть похожей на взрослую тётеньку – почти как у нас девчонки из старшей группы, ну, которым лет по пятнадцать-шестнадцать. Мне её даже жалко стало. Тогда она всё-таки на кнопку нажала, чтобы врача вызвать. Он пришёл, а она его и спрашивает осторожно:
– Юрий Иванович, я не знаю, что в карту писать по результатам. Потому что мальчикам карточки на Венере заполняли, а там, оказывается, сила тяжести другая. Мне написать «ребёнок набрал вес», а по формулам получается, что у ребёнка вес, наоборот, снизился… Как мне теперь лечебное питание ребёнку назначать? Нас совсем не учили про такое…
Врач глядит с любопытством то на меня, то на Сеньку.
– Сила тяжести другая, говорите? И какая же?
– Девять десятых от земной! – Сенька отвечает, прям как на уроке.
Вдруг врач ко мне подходит быстро и как давай меня во все стороны вертеть, осматривать и ощупывать! И спину, и рёбра, и живот. И руки и ноги. Мне и неприятно стало и даже немного больно. Но не успел пожаловаться, как врач меня оставил в покое, тут же Сеньку поднял со стула, подвёл поближе к столу, задрал рубашку и точно так же быстро и уверенно прощупал со всех сторон. Наконец, отпустил и несколько торжественно произнёс, не обращаясь ни к кому:
– Вес, дорогая Юлечка, в смысле, пардон, Юлия Александровна, – штука относительная. Цифра. Мы, врачи, к любым цифрам должны с осторожностью подходить. А вот практический осмотр показывает сразу, что оба пациента худющие, как обглоданные щепки. Все кости и рёбра можно глазами пересчитывать. Так что питание ставьте в карту усиленное. И витамины. Плюс лечебная физкультура. Только не переусердствуйте!
Пришёл санитар, высокий такой молодой парень, прикатил каталку. Да не простую – двухместную! Мы в неё с Сенькой уселись и опять повезли нас по коридору.
– Меня, между прочим, Костей звать. Вы как – не тошнит? Голова не кружится? – санитар по дороге спрашивает.
– Да вроде нет… не очень… Только устаёшь почему-то очень быстро…
– Ну, это как раз после пяти месяцев невесомости вполне нормально, я читал. Ничего, мы вас быстро поставим на ноги. Наш Юрий Иванович – он спец классный, по реабилитации космонавтов целый институтский учебник написал, о как!
– А что такое эта ре… аби… тация? Слово страшное какое-то! – я поёжился.
– Абсолютно ничего страшного, а означает оно «восстановление».
– А уколы будут колоть? – вдруг Сенька осторожно так интересуется.
– Я, ребята, не врач, – санитар отвечает, – так что точно сказать не могу. Но это всё-таки госпиталь, больница, а в больнице без уколов редко обходится.
Мы с другом, не сговариваясь, скорчили по самой недовольной в мире гримасе. Санитар даже расхохотался:
– Что, герои, неужели скисли сразу? Это после Венеры-то? После космического перелёта? Поверить не могу! Однако вот мы и приехали, располагайтесь!
Я сразу обратил внимание, какое на Земле всё просторное. Комната, в которой нам предстояло жить пока неизвестно сколько, была просто огромной, как мне показалось. Я на Венере привык к маленьким каютам, к узким койкам – а тут две кровати такого размера, что на них прыгать можно или даже в футбол играть попробовать! Всё идеально чистое, по стенам красиво развешаны фотографии и детские рисунки. И широченное, во всю стену, окно – а за окном то самое синее небо, белые облака, зелёные деревья и трава, да какие чудесные! Я даже привстал с каталки от восторга:
– А можно к окну подойти? – спрашиваю.
– Давай помогу! – санитар Костя и вправду слезть помог и к окну, придерживая мягко, подвёл. А деревья неторопливо раскачивались и будто приветственно мне помахивали листиками. Я глаз не мог отвести. А потом в комнату зашла медсестра, в руках у неё была блестящая коробка – я такие у мамы в госпитальном отсеке видел много раз. Пришлось мне со вздохом от окна отойти и на стул пересесть. Опять мне Костя помог, а потом, помахав рукой и тихо сказав «ну, до скорого!», вышел. Сперва нам с Сенькой выдали по две какие-то капсулы проглотить. Я думал, они будут горькие – но нет, чем-то на мятную конфету похожи. Потом нас заставили выпить по стакану какого-то сильно вонючего сиропа ядовито-зелёного цвета. А потом у нас из пальца взяли кровь.
– Больно… – буркнул я недовольно. И Сенька тоже ойкнул. А медсестра строго на нас так глазами сверкнула:
– Нет, это пока ещё не больно. А вот теперь – поглядим, какие вы космонавты!
И по очереди уложила нас на кровати, заставила перевернуться на живот и поставила по уколу. Болючему, между прочим! Я даже губу закусил и воздух внутрь потянул, так припекало! А медсестра говорит:
– Ничего-ничего, потерпите чуток. Сейчас полежите спокойно минут пятнадцать, и всё само собой пройдёт. Вообще – не прыгайте, по палате особо не ходите, постарайтесь уснуть. Через полтора часа будете обедать, потом опять сон обязательно. Дальше я за вами вернусь, пойдём на физкультуру, мышцы ваши разрабатывать.
Когда она ушла, я хотел сперва снова встать, подойти к окну и поподробнее рассмотреть, какие растения там растут. Но вдруг почувствовал, что страшно устал. Я неожиданно зевнул и тут же отрубился. Всё-таки трудная штука эта гравитация, когда от неё отвыкаешь.
Сеньку – он, оказывается, тоже уснул – и меня разбудила уже знакомая медсестра:
– Просыпайтесь, покорители космоса. Обедать будем!
И в комнате, гляжу, уже стоит столик с тарелками. Тарелки большие, круглые, а в них что-то белое насыпано и чем-то белым и блестящим полито. Красиво выглядит. Только я совсем растерялся:
– А что это?
А Сенька за ложку схватился:
– Ух ты! Да это же творог со сметаной, Ромка, ты только попробуй! Редкостная вкуснота!
И я попробовал. Честно скажу – ещё никогда в жизни я такого не ел! Оно и кислое, и сладкое, и душистое, и вообще ну совершенно не похоже на нашу обычную еду – ну, там, на Венере. А в стакане оказался какой-то напиток, тоже белый, густой, с обалденным вкусом каких-то фруктов.
– А это как называется? – глухо спрашиваю я медсестру, даже не отрывая стакан ото рта, так мне понравилось.
– Это, Рома, кефир. Он
